Амай На помощь. Свадебная церемония. Но что с того? (5)

Линь Миньшэнь сжал зубы и бросил Амай Чан Юйцину. Такого решения они от него не ожидали.

Перед глазами Амай всё завертелось, она упала перед Чан Юйцином и встретилась с ним взглядом. 

Мысли Чан Юйцина быстро сменяли одна другую. Он обернулся и посмотрел на изгибающуюся позади дорогу. По обе стороны от неё поднимался густой тёмный лес, слышался приближающийся топот копыт. После некоторых колебаний Чан Юйцин поднял Амай и бросил её в придорожные заросли.

Не правда ли, жалкое состояние – не мочь ни двигаться, ни говорить, и будто со стороны наблюдать за тем, что происходит с тобой? Амай упала в скрытую травой глубокую придорожную канаву. Звук копыт Сияния Ночи стал удаляться, а крики всадников и топот других лошадей слышались всё ближе. Шум накатил и пронесся мимо.

Амай долгое время лежала в траве и смотрела в ночное небо. Она думала о том, что Линь Миньшэня можно понять: во-первых, он избавится от неё руками Чэнь Ци, а во-вторых, сделает так, чтобы Шан Ичжи сорвал свой гнев за это не на нём, а на Тан Шаои. Двойная польза...

 

Вернулся Чан Юйцин, молча вытащил Амай из канавы, перекинул её через коня и быстро поехал в сторону Юйчжоу. Через несколько ли он остановился, углубился в густой придорожный лес, нашел высокое ветвистое дерево и вместе с Амай забрался на него.

Амай не знала, что он задумал, и могла только наблюдать. Чан Юйцин устроил Амай в разветвлении, накрепко привязал, ещё раз взглянул на неё, а затем спрыгнул вниз и быстро пошел к дороге. Вскоре послышался удаляющийся топот копыт.

Было начало третьего лунного месяца, но деревья уже покрылись пышной листвой, которая плотно закрывала собою ночное небо. Амай лежала в ветвях, смотрела во тьму над головой и думала о том, что не видно даже звезд. Из развлечений только сны. Ну что ж… сон так сон.

 

На закате следующего дня Чан Юйцин вернулся опять. Он отвязал Амай, распустил её волосы, завернул с головой в плащ и положил пе6ред собой поперек коня, а потом в сопровождении своих охранников с важным видом и ничуть не таясь поехал в Юйчжоу.

До своего особняка Чан Юйцин добрался уже в сумерках. Он молча Амай понёс в дальний дворик, в свои покои, а затем, нисколько не церемонясь уронил её на кровать и спросил:

– Где игла?

Чан Юйцин знал о том, что один из приехавших со старшей принцессой охранников пользуется особыми иглами, которые смачивает как ядами, так и другими составами, и потому предположил, что причиной странного состояния Амай может быть одна из таких игл.

Амай ничего не ответила. Чан Юйцин вспомнил, что говорить-то она и не может, почувствовал себя неловко и оттого рассердился. Ничего не сказав, он развернулся и вышел.

Амай молча жаловалась на свою судьбу: если ничего не делать, то она так и останется обездвиженной и беспомощной! 

Вскоре Чан Юйцин вернулся и принёс таз с чистой водой. Он молча промыл рану на её плече, насыпал лекарство и перевязал, затем сходил за свежей водой, смыл весь её грим и отлепил фальшивый кадык. 

– Если иглу не вынуть, – наконец, заговорил он, – то в таком состоянии ты можешь пробыть ещё несколько дней. Я сейчас буду спрашивать где игла. Если назову правильное место, моргни. Ладно?

Амай моргнула. Чан Юйцина несколько расслабился и начал неторопливо спрашивать. Начал он с головы и к тому времени, когда добрался до ног, широко открытые глаза Амай уже болели. Как только он назвал правильное место, Амай торопливо заморгала. Чан Юйцин улыбнулся и, пряча эту улыбку, тут же опустил голову. Аккуратно закатав штанину Амай, он обнаружил припухший след от укола. Из-за того, что она провела много времени в седле, тонкая как коровий волос игла глубоко вошла в акупунктурную точку и была уже не видна. Чан Юйцин взял нож, подержал лезвие на огне, а затем сделал небольшой надрез там, где игла вошла в ногу. Он коротко взглянул на Амай и прижался губами к ране.

Сердце Амай забилось сильнее. Она уже долгое время не чувствовала ног, но в этот момент ей показалось, что она различает тепло. Боясь смотреть, она закрыла глаза. Казалось, что под ребрами снова заныл старый шрам. Перед глазами появились десятник, Лю Ган, Ян Мо, Ван Ци... Лица всплывали одно за другим, она ясно слышала их голоса, а улыбки были такими, будто все они ещё живы. Когда она вновь открыла глаза, от волнения ничего не осталось.

Игла глубоко вошла в ногу, вытащить её было не просто. Когда это, наконец, удалось, Чан Юйцин сплюнул в таз кровь, опять взглянул на Амай и с удивление увидел в её глазах полную апатию.

Какое-то время они молча смотрели друг на друга, а затем Чан Юйцин усмехнулся, спрыгнул с кровати, прополоскал рот чистой водой, сел подле круглого столика и принялся неторопливо пить чай.

Примерно через половину большого часа к Амай начала постепенно возвращаться чувствительность, заболела рана. Амай не удержалась и осторожно коснулась плеча.

Чан Юйцин услышал шорох и обернулся.

– Двигаться уже можешь?

– Налей мне воды. А потом, если у тебя есть вопросы, можешь спрашивать.

Чан Юйцин налил чай и помог Амай выпить его, а затем вернулся к столику и сел.

– Кто твой отец? – спросил он.

Амай лежала и спокойно смотрела в потолок.

– Хань Хуайчэн, Цзинго-гун Южной Ся.

Молчал Чан Юйцин очень долго, а затем всё же спросил:

– Кем тебе приходится Чэнь Ци?

Амай повернула голову, посмотрела на него, чуть улыбнулась и бесцветно ответила:

– Чэнь Ци сирота, мой отец усыновил его. Мы должны были пожениться, но вместо этого он убил и отца, и мать, и всех наших соседей.

Чан Юйцин вспомнил, что уже видел такую улыбку. Она улыбалась так тогда, когда он впервые поймал её. 

Они были в этой же комнате. Она наврала ему о том, что её послали убить Ши Дачуня, а он, забавы ради, велел ей пойти и убить Чэнь Ци. Тогда-то она и улыбнулась так.

В то время он думал, что на самом деле она шпионка, которая не брезгует опускаться даже до похоти. Он тогда в шутку посоветовал не слишком увлекаться этим, а она ответила: «Генерал родился в благородной, знаменитой семье. Моё происхождение скромно, но у меня тоже когда-то были отец и мать. Мне было бы непросто пойти на это, не столько из-за себя, сколько из-за них. Если есть возможность не опускаться, я не делаю этого.»

Чан Юйцин почувствовал сожаление.

Амай улыбнулась и прервала долгое молчание:

– Если хочешь убить меня, тебе незачем подобно Чэнь Ци прикрываться оправданиями и говорить, что это из-за моего отца или что дело во взаимной ненависти народов. Того, что я главнокомандующий армией Цзянбэя Май Суй, вполне достаточно.

Чан Юйцин ничего не ответил. Он вдруг поднялся, подошел к кровати, не обращая внимания на оторопелый вид Амай, поднял её и обнял.

Амай поняла его намерения и вся напряглась. Она высвободила руку и оттолкнула его, а затем заставила себя улыбнуться и сказала:

– Не надо играть на чувствах. Я не куплюсь на это.

Чан Юйцин ничего не ответил, сжал руки крепче и, как бы сильно Амай не отталкивала его, держал не отпуская. Постепенно рука Амай ослабла. 

Прошло какое-то время. Наконец, она тихо заговорила:

– Я с шести лет знала о том, что стану его женой. Мы жили в ожидании этого восемь лет. Долгих восемь лет… А потом за одну ночь всё перевернулось и ничего не осталось. Но, несмотря ни на что, я должна стойко держаться дальше. Стоять не сгибаясь, потому что я дочь Хань Хуайчэна...

Чан Юйцин держал очень крепко, но после этих слов сила его рук стала слабнуть. Амай с недовольством подумала о том, что явно переиграла. И действительно, Чан Юйцин совсем отпустил её, некоторое время смотрел в лицо, а потом усмехнулся и сказал:

– Ты-то? Ты слишком хорошо понимаешь, что к чему. Если этот мир и вправду перевернется, ты будешь первой, кто низко-низко пригнётся к земле.

Чан Юйцин видел её уловки насквозь. Амай перестала притворяться и улыбнулась.

– Если не понимать, что к чему, то и выжить не получится.

В глазах Чан Юйцин промелькнуло сложное выражение. Он отошел на пару шагов, сел подле столика, немного помолчал и вдруг спросил:

– Ты всё еще вспоминаешь его?

Амай удивлённо приподняла брови и спросила в ответ:

– Почему мне не следует вспоминать его? Он убил отца с матерью, разрушил мой дом. Как я могу забыть?

Чан Юйцин ничего не ответил.

Долгое время они молча смотрели друг на друга. Амай вдруг улыбнулась и напрямую сказала:

– Я знаю, о чем ещё ты хочешь спросить. Мне нравились двое. Но первый, прикрываясь словами о непримиримой вражде народов, убил моих родителей. А второй во имя долга перед своей семьей и страной чуть не убил и меня. Теперь я не собираюсь думать ни о ком вообще.

Чан Юйцин сидел ровно и неподвижно. Он не смог бы сказать, что чувствовал в тот момент – горькое сожаление или радость. Посидев немного, он встал и быстро вышел.

Амай проводила его взглядом. Когда он затворил дверь, она закрыла глаза и повалилась на кровать. Слабый выдох, а затем долгий вдох. Она чувствовала себя очень уставшей и не способной продолжать этот разговор.

 

Ночной ветер раскачивал фонари и заставлял трепетать огоньки свечей. Чан Юйцин сидел на полу галереи прислонившись к столбу. Сидел он так уже очень долго. Ощущение сдавленности в груди и удушья начало постепенно отпускать его. Во дворик быстрым шагом вошел один из охранников, приблизился и тихо доложил:

– Из резиденции главнокомандующего пришли узнать о вашем ранении.

Чан Юйцин приподнял бровь.

– Что ты сказал?

– Главнокомандующий узнал о том, что прошлой ночью вы дрались с одним из убийц и были ранены. Он потел прийти и проведать вас лично, но старшая принцесса очень напугана, главнокомандующий не смог оставить её одну и потому послал своих людей. Как вы и приказали, я ответил им, что генерал был ранен, но кровотечение остановили, что сегодня утром генерал хорошо себя чувствовал и выехал в лагерь проверить, как там идут дела.

Чан Юйцин коротко усмехнулся. Прошлой ночью он догнал Линь Миньшэня и обменялся с ним несколькими ударами. Цзян Чэнъи и другие хорошо видели это и, конечно же, доложили Чэнь Ци, однако люди Чэнь Ци пришли только сейчас. Можно не сомневаться: про то, что Чан Юйцин привез в город какую-то женщину, Чэнь Ци уже знает.

– Они спрашивали про то, кого я привёз?

– Да. Я сказал, что это крестьянская девушка, которую генерал выручил из беды. Что она ему приглянулась, и генерал забрал её с собой. Они больше не спрашивали и сказали, что генералу давно пора обзавестись наложницей, что ему нужен кто-то, кто будет заботиться о нём.

Чан Юйцин хмыкнул. Как он и предполагал, даже если Чэнь Ци будет точно знать, что Амай у него в особняке, он не осмелится явиться и забрать её. Имея такое прошлое, Чэнь Ци боится, что оно станет известным, и хочет скрыть его. Зачем ему самому обнажать старые шрамы?

Не дождавшись новых распоряжений, охранник тихо отошел в сторону.

Чан Юйцин сидел ещё долго. Поздней ночью он вернулся к своим покоям, остановился у дверей, молча постоял, а потом развернулся и пошел в кабинет.

Амай хорошо слышала его шаги. Он действительно ей нравился, но что с того? Между Южной Ся и Северной Мо идёт война, разве можно её остановить? Земля пропитана кровью десятков тысяч людей, как через это переступить? Благодаря Чан Юйцину убито множество людей Южной Ся, а она возглавляет армию Цзянбэя и истребляет северян. Они оба зашли слишком далеко.

Амай улыбнулась и покачала головой. Думать об этом в такой-то момент просто смешно. Лучше думать о том, как обмануть охранников и сбежать отсюда. За западной стеной дом Линь Миньшэня, если попасть туда, то можно будет подумать и о том, как выбраться из Юйчжоу. А если сейчас ничего осуществимого придумать не получается, надо выспаться и набраться сил.

 

Амай заснула очень быстро, а Чан Юйцин не спал почти всю ночь. На рассвете следующего дня он уехал в военный лагерь, был занят весь день и вернулся в сумерках. Не успел он переодеться, как пришел Чан Сюань. Чан Сюань не стал ходить вокруг да около, а сразу перешел к делу:

– Седьмой, ты собираешься взять наложницу?

Чан Юйцин нахмурился и с недовольством спросил:

– Почему дядя так думает?

– Я сегодня был в резиденции главнокомандующего и услышал, как люди говорят об этом. Меня спрашивали, на какой день назначен банкет, а я не знал, что ответить, и о какой наложнице вообще речь. Надо мною даже смеялись!

Чан Юйцин чуть прищурился, взгляд его был не добрым, но когда Чан Сюань договорил, он вдруг улыбнулся и ответил:

– Я не собираюсь брать наложницу.

Чан Сюань почувствовал облегчение. Он протянул руку и похлопал Чан Юйцина по плечу.

– Вот и хорошо! Приводить в дом наложницу раньше жены не положено, это неприлично. Да к тому же брать её из южан. Твоя мать была бы очень недовольна этим.

Чан Юйцин взглянул на Чан Сюаня со странной улыбкой.

– Дядя, я женюсь на ней.

Улыбка на лице Чан Сюаня замерзла, а Чан Юйцин рассмеялся. Он всю ночь думал и не мог понять, что же ему делать. С одной стороны – долг перед семьей и страной, а с другой – женщина. Убить её он не мог, а отпустить было нельзя. Теперь же, когда Чан Сюань рассказал о том, что было в резиденции главнокомандующего, он осознал, на что рассчитывал Чэнь Ци. Ему стало очень не по себе, и в то же время он вдруг понял, что следует делать. Чэнь Ци осмелился на такой ход потому, что он был твердо уверен в том, что Чан Юйцин никогда не посмеет взять Амай в жены, а она никогда не согласится стать чьей-либо наложницей. Раз так, то он посмеет! А Чэнь Ци пусть смотрит на это! Рознь двух народов? Ну и что с того?!

Чан Юйцин принял решение. Он не стал ничего больше говорить застывшему от потрясения дяде, улыбнулся ему, развернулся и пошел из кабинета.

Когда Чан Сюань опомнился, Чан Юйцин был уже далеко. В крайнем волнении Чан Сюань закричал ему вслед:

– Седьмой! Седьмой! Не делай глупостей!

Внимание! Этот перевод, возможно, ещё не готов.

Его статус: перевод редактируется