Брошенный моей подругой детства, я стал героем войны Глава 63. ч.2

Вильгельм долго колебался, его лицо покраснело, и он не мог скрыть своего гнева.

Он, похоже, взвешивал, будет ли выгоднее убить меня или нет, и в конце концов решил этого не делать, грубо убрав свой Священный меч.

При этих словах Маркиз Кальштейн вежливо поклонился.

— Благодарю вас за ваше милосердие, Ваше Высочество.

Со своего места, лёжа на земле, я увидел, как Маркиз Кальштейн взглядом подал знак своему адъютанту. Адъютант уловил суть и быстро начал хлопать, за ним последовали и окружающие солдаты, которые зааплодировали в унисон.

Спутники Героя также посылали правдоподобную лесть и похвалы, говоря, что Герой был велик и преисполнен милосердия, что, похоже, постепенно успокоило гнев Вильгельма.

Но я не мог этого понять. Почему каждый закончил поединок по своему усмотрению?..

Я всё ещё дышал так же, как сейчас, и всё ещё мог двигаться.

— Угх, а-а-агх!..

Я соскрёб пропитанную кровью землю, выжимая из своего тела все силы.

Вставать было труднее, чем раньше, из-за скользкой крови, но я не сдавался. Я перенёс вес верхней части тела на локти и медленно, совсем чуть-чуть, приподнялся.

И я чувствовал на себе шокированные и любопытные взгляды окружающих.

Но мне было всё равно. Я сосредоточился исключительно на том, чтобы привести своё тело в порядок, используя каждую клеточку своего тела.

— Ах, я... всё ещё...

Я не могу вот так сдаться. Поединок ещё не закончен.

Внезапное применение заклинания застало меня врасплох. Если бы я испытал это снова, мне казалось, что я смог бы вырваться на свободу.

Моё копьё было сломано. Но это были мелочи. Я мог бы сражаться голыми руками.

Я с болью согнул колени и прижал подошвы ног к земле.

Набравшись ещё немного сил, я почувствовал, что могу встать.

В этот момент пара больших чёрных глаз холодно посмотрела на меня.

— Эон, пожалуйста.

Её тонкие пальцы коснулись моего лба.

— Пожалуйста... остановись, не вставай.

Чистый белый свет вырвался из кончиков её пальцев. Нежный свет, который исцелял меня множество раз до этого, постепенно просачивался в мою голову.

Я знал, что это было. Именно заклинание Шарлотты помогало мне успокоиться, когда мне часто снились кошмары.

Сильная сонливость и беспомощность распространились по всему моему телу, заставляя всё моё тело обмякать против моей воли.

— ...Хэй, Лотта...

Почему, в конце концов?

Ответь мне.

Почему ты хочешь уйти от меня?

Я отчаянно пытался удержать её, но у моих пальцев не было сил. На меня накатила ужасная сонливость, и мои глаза то и дело закрывались.

Я попытался заставить себя разлепить веки, но не смог противостоять надвигающейся сонливости.

В своём угасающем сознании я слышал голос Шарлотты откуда-то издалека.

— ...Давай больше никогда не встретимся, Эон.

Сквозь сомкнутые веки я видел, как постепенно меняется выражение её лица.

Какое выражение лица было у Шарлотты в конце концов?..

В конце концов, я не смог этого увидеть.

* * *

Когда я открыл глаза, Шарлотты рядом со мной уже не было.

А вместо неё был Маркиз Кальштейн.

Он что-то сказал, когда я проснулся, но в голове у меня был такой туман, что я ничего не мог вспомнить.

— ...

Только то, что Шарлотта ушла от меня навсегда.

Только один факт занимал мою голову.

В моей груди осталась глубокая рана. Шарлотта была единственной жрицей в отряде, и когда она уходила, она усыпила меня, но не полностью залечила рану.

Я не мог сказать, заметила ли она пристальный взгляд Принца или беспокоилась, что если она вылечит меня должным образом, я быстро поправлюсь и последую за ней.

Проигнорировав предупреждение медика о том, что рана превратится в шрам, если её не лечить регулярно, я заставил своё незажившее тело выйти на поле боя.

— А-а-а-агх!!!

Я размахивал копьём как сумасшедший.

Как будто выплёскивая весь гнев и печаль, которые оставались во мне одновременно.

Я обернул голубую ману вокруг своего тела и замахнулся копьём на приближающихся демонов. Накапливались груды вражеских трупов.

Чем больше я сражался, тем сильнее дрожала моя рука, и всё моё тело казалось тяжёлым, как мокрая губка. Копьё, крепко зажатое в моей руке, всегда было скользким от пота и крови.

По мере того как битва продолжалась, раны на моём теле увеличивались, но Шарлотты, которая раньше залечивала мои раны, больше не было.

Поле боя было наполнено только криками и стенаниями, но в моих ушах её голос и смех, которые я больше не мог слышать, отдавались непрерывным эхом, как сломанная машина.

Воспоминания о Шарлотте легли тяжёлым грузом на моё сердце, мучая меня даже на поле боя.

Я не мог вынести глубины этой раны, и даже дышать стало трудно.

Это было больно.

Это была невероятно сильная боль.

— А-а-а-а-а!!!

Надеясь, что эта боль сделает меня сильнее...

Я не переставал размахивать копьём.