Фанфик по ФГО Глава 217

Озимандия Великий, вознесенный над всем миром в своем дворце, сияние которого не мог выдержать весь мир, взглянул на фигуру Гавейна, тщетно стремящуюся к нему сквозь бурю магии, прежде чем перевести взгляд на картину за спиной Гавейна.

Безусловно, в конце концов Озимандия мог даже отпустить великую милость и небрежным кивком головы признать достоинство своего противника - но на этом заканчивалась сила Гавейна. Могущественный рыцарь Камелота, будь он трижды сильнее под светом Солнца или вовсе неуязвим, в конце концов не представлял для самого Озимандии достойного врага - даже сейчас, двигаясь к Озимандии, Гавейн едва справлял с воздействующей на него магией - миллионы заклятий единовременно проклинали его душу, ранили его тело и тревожили его разум и Гавейн вряд ли бы сумел проделать даже половину пути к Озимандии до того, как сложить свою голову на очередном шаге - быть может спустя десять шагов, а может быть и все двадцать. Для сотен тысяч иных героев достаточно было и одного - но Гавейн выглядел готовым преодолеть не менее половины пути до правителя Рамзеум Тентирис - что было достойно всех мирских почестей… Или ленивого кивка головы Озимандии - что было равно, если не превосходило все почести этого мира.

Однако не Гавейн приковал к себе внимание Озимандии, а возникшая на горизонте башня, окутанная золотым светом Богини Камелота - ибо Озимандия прекрасно знал о том, чем является эта башня. И Озимандия ощутил презрительный гнев глядя на Ронгоминияд.

Ведь появление башни означало лишь одно - Богиня Камелота, обезумевший Король Артур, решилась совершить свое проклятое деяние и разрушить весь мир и всю человеческую историю, дабы увести несколько сотен пропащих душ вслед за собой подобно Гамельнскому крысолову, в своей отчаянной глупости считая победой свое позорное бегство от своего врага.

Озимандия не рассматривал человечество как нечто самоценное - такова была участь правителя, иной раз жертвовать меньшим ради большего, и большим ради того, чтобы осталось хотя бы что-то - однако столь позорное бегство от столь могущественной Богини вызывало в нем гнев - гнев от того, что даже его достойный враг - одна из немногих, в сражении с кем Озимандия решил бы воспользоваться всеми своими силами - выбрала позор бегства исполнению своего долга - не в качестве Слуги, а в качестве правительницы королевства, что она должна была защищать своей жизнью.

Это было второй причиной, почему Озимандия испытывал свой гнев. Пусть в том не было слишком великой любви к человечеству - в нем не было и презрения или ненависти к тому. В конце концов он был Озимандией - как мог он сверкать столь ярко, если лишь не среди сотен тысяч бездарностей, чья роль в этом мире сводилась к тому, чтобы быть его последователями? И как мог он не сражаться за них, если те являлись его подданными? Подданные повинуются царю, ибо царь стоит превыше них - но каждый царь сражается за своих подданных, ибо таков был единственный возможный порядок вещей. Подданные умирают за своего короля, чтобы тот в свой черед умер за своих подданных - это не было вопросом морали или воли, сколько было единственным возможным способом существования этого мира. И если действия Богини угрожали его подданным - Озимандия должен был ответить на ее угрозу - и сокрушить своего врага со всей мощью воплощенного бога всех богов.

-Рамзеум Тентирис,- вновь произнес Озимандия, и весь его бесконечный дворец содрогнулся в момент, когда сама реальность его царственного карманного измерения начала изменяться и течь.

Гавейн, для всех иных казавшийся практически непобедимым врагом, был практически забыт Озимандией - нет, Озимандия в этот момент столкнулся с противником намного сильнее того, с Богиней Камелота - а потому у Озимандии больше не было не времени, ни сил, ни желания позволять тому бесноваться в его дворце.

Спустя еще мгновение свет Дендеры ударил вновь - но в этот раз белое сияние было ослепительно - вонзившись в плоть Гавейна, то не обратило внимания ни на сияющее полуденное Солнце, ни на должную существовать “неуязвимость” того, поглотив того полностью и вгрызаясь в его плоть, не просто сжигая, а превращая в пепел, что спустя мгновение таял частицами маны, его плоть.

Несколько секунд - не более трех - было всем, что потребовалось Озимандии великому для того, чтобы уничтожать, возможно, величайшего рыцаря Камелота - однако подобное действие не далось Озимандии бесплатно - опущенная левая рука была лишена своего окончания - все, что было ниже локтя Озимандии - истаяло чуть раньше, превратившись в ману, потребную для сотворения куда более могущественной атаки света Дендерыы, чем до того - но Озимандия совершил это действие не поведя и бровью. Гавейн не должен был помешать его действия - и не должен был отвлекать его, так что Озимандия должен был расправиться с ним. Что же до потерянного тела… Таков был естественный порядок вещей - если правитель желал, чтобы подданные отдавали за него жизнь без раздумий - значит правитель должен был отдать за них жизнь без раздумий сам

Бесконечный дворец Озимандии отреагировал на его действия - пространство, казалось, самостоятельно начало скручиваться в спираль, пока его стены и укрепления плавились, перетекая друг в друга. Камень, текущий как раскаленный воск, начал собираться в одну массу, что, тем не менее, отказалась оставаться лишь бесформенной массой, протекая во все сторону, образуя единую форму - до тех пор, пока вся бесконечная масса дворца не создала одно единственное произведение искусства - не просто комплекс из сотен тысяч башен и комнат, а лишь одну форму - демонстрирующую мощь Озимандии во всем его великолепии.

И что, как не величественная египетская пирамида могло продемонстрировать мощь Озимандии Непобедимого?

Циклопический исполин пирамиды возник спустя мгновение в карманном измерении Озимандии - строение столь монструозное, что не существовало никакого шанса на то, что любой из величайших правителей когда-либо смог бы создать подобное в реальности. От самого нижнего ряда и к самому верхнему - пирамида величия Озимандии была создана подобно произведению самого выдающегося зодческого искусства, исполненная с тщательностью и рвением, что и подобало храму величайшего фараона всех времен - превращаясь к своему верху в заточенный кинжал, с какой-то садистской точностью отточенный с неизвестной целью своим создателем… Или, по крайней мере, для меньшего разума эта цель могла быть неизвестной.

Хотя свет Дендеры и являлся, технически, наиболее могущественной атакой Озимандии в пределах действия его Благородного Фантазма - у Озимандии существовал и обходной путь. Сам его Благородный Фантазм.

Миллионы тонн, складывающиеся в числа, что не имели никакого смысла или значения - просто размытое перечисление нулей - архитектурные изыски, сметенные ради абсолютной мощи удара - и каменные блоки, превратившиеся из материала в средство атаки - пирамида всех пирамид - достойная усыпальница для царя всех царей.

Пространство действия Благородного Фантазма Озимандии затрещало, ломаясь и изменяясь под необузданной мощью Озимандии - прежде чем верх и низ не поменялись местами, пока недостижимый горизонт перед царем всех царей не встал для него в одном шаге - недостижимо далекая башня на границе двух миров не оказалась перед его взором.

Мир изменился - и недостижимая башня появилась перед взором Озимандии, как и всякое чудо, которому приказывал царь всех царей. Последовавшее за тем изменение лишь отражало следующий приказ Озимандии - и монументальная пирамида оказалась в воздухе. Точнее - само понятие верха и низа изменило для Озимандии - и колоссальная пирамида медленно начала свое падение - башня в конце всего мира, что должна была быть недостижима и священна, казалась столь хрупкой на фоне приближающейся громады - однако Озимандия знал, что та вовсе не являлась хрупкой. Именно поэтому Озимандия и использовал свою главную силу против той.

Озимандия не мог позволить Богине Камелота - не мог позволить никому осквернить то королевство, что имело честь оказаться его - и для этого он был готов пожертвовать собой - подчиняясь лишь собственной воле, как и пристало фараону всех фараонов.

Удар колоссальной громады пирамиды о башню Ронгоминияд был практически тихим - сравнительно той громады, что ударилась о башню. Безусловно это был ужасающий грохот и скрежет, однако это не было даже столь же громко, что и падение висячих садов Семирамиды - монументальная пирамида Озимандии практически с издевательской тишиной и нежностью столкнулась с башней в конце мира - словно какое-то причудливое оружие, вонзившееся по воле фараона.

Ронгоминияд, Копье, Что Сияет На Краю Мира, замерло, неспособное активировать свою силу - из-за фигуры Аинза, что Озимандия не мог увидеть - однако не утеряло своей боевой мощи и своей прочности, из-за чего удар Озимандии - что, без ложной скромности, был способен разделить моря и реки, изменить ландшафт континентов - и, в случае подходящей точности удара - уничтожить человечество исключительно путем сейсмических потрясений - замер на мгновение… И начал крошиться.

Камень за камнем и блок за блоком пирамида Озимандии начала осыпаться. Самое исполинское строение, что только могло представить себе человечеством, столкнувшись с воплощенной границей мира реального и мира легендарного - начало разрушаться.

Озимандия великий был царем всех царей, однако копье Богини представляло из себя всю магию древности - каждую легенду прошлого… Включая легенду о самом Озимандии Великом.

Не существовало никакой возможности для Озимандии победить самого себя. Это было просто абсурдно - это было не вопросом магии или “нормального” - в прямом смысле, это было невозможно. Озимандия столкнувшись с Озимандией - в числе множества прочих легенд и великих мистерий прошлого - просто не мог этого сделать. Подобное событие было бы парадоксально - невозможно - иными словами это требовало способностей, что нельзя было назвать иначе, чем “чудом”.

Но Озимандия был фараоном всех фараонов и богом среди богов - а потому даже чудеса случались по его приказу.

Тело Озимандии, что не было ранено ни одним из его врагов - начало развеиваться, превращаясь в частицы маны - что мгновенно оказывались подхватываемы невидимым ветром - вплетаясь в разрушающуюся монструозную пирамиду те усиливали натиск Озимандии, мгновение за мгновением. Пальцы, стопы, ладони, кисти - каждое мгновение сжигало чуть больше Озимандии, усиливая его натиск - тщетное скрежетание одной громады против другой - но Озимандия не ощущал боли. Он лишь исполнял предначертанный долг - погибнуть ради своего государства не было вопросом для Озимандии.

Ибо, в конце концов, если бы он столь великолепен и непобедим - не для того ли он был рожден, чтобы даровать несовершенным людям пример его совершенного героизма?

Капля по капле сила Озимандии трансформировалась в топливо для его атаки - громада пирамиды медленно истиралась о башню Ронгоминияд - но на лице Озимандии не было ничего, кроме скуки, словно бы наблюдая за предрешенным исходом сражения - Озимандия не мог проиграть потому, что просто не мог этого сделать - а значит он победит.

Мгновение за мгновением - руки и ноги Озимандии были поглощены, но прежде чем действие его собственной силы поглотило бы его глаза - Озимандия бросил последний взгляд вдаль.

Лишь один, кто за все время его правления в этой Сингулярности сумел заслужить его истинное признание и уважение - Первый Хассан, Безымянный клинок Господа… От любого иного Слуги он встретил бы это замечание лишь презрительным смехом - как мог существовать клинок Господа, если Озимандия был богом всех богов? Однако Первый Хассан - тот, кто снял его голову - не в качестве акта убийства, ибо в его возможности совершить подобное Озимандия не сомневался вовсе - а в качестве акта предупреждения - действительно был достоин его уважения…

Нет, в последние дни перед своей жертвой Озимандия встретился с забавной царицей дальних земель - тоже весьма многообещающей, однако не проведя с той достаточно времени - Озимандия не мог назвать ту достойной… Хотя, возможно, питал большие надежды на то, чтобы встретиться вновь с той однажды - в другом мире и в другой эпохе - как и с тем, кто заставил гордую царицу признать себя ее Мастером…

Ревущее пламя силы поглотило тело Озимандии окончательно, пожрав все остатки его тела и поглотив его сердце - последние искры магии взвились, превращая удар Благородного Фантазма Озимандии в последний турнирный удар…

И неуничтожимая башня Ронгоминияд издала легкий жалобный треск.

***

Трещина возникла на стене Камелота. Незначительная мелкая трещина, что во всех остальных случаях и для всех остальных крепостей осталась бы незамеченной - исчезла и никогда бы не была бы даже упомянута - кто в здравом уме обращал внимание на трещины в стенах вековых крепостей?

Однако небольшая трещина стала больше. Затем чуть больше и больше вновь - распространяясь и прорастая вперед, превратившись сперва из незаметного мелкого скола в изломанный камень - а затем далее, пока трещины не побежали по стенам Камелота, словно бы те были созданы из стекла - дальше и дальше, пока не осталось ни единой целой части и поверхности на стене Камелота - и далее, пока все поселение не оказалось опутано сетью трещин, которые невозможно было не заметить любому стороннему наблюдателю - не говоря о самой Богине Камелота, что ощутила удар Озимандии больше остальных.

Камелот - чудесный город, созданный в единый день руками фае и магией легенд, был привнесен в этот мир, в эту Сингулярность - в качестве имитации. Конечно же это не было тем самым Камелотом, легендарным замком Короля Артура - это было лишь имитацией, созданной Богиней Камелота собственной силой, согласно ее памяти - из собственного копья.

Ронгоминияд представляло из себя башню, копье, способ и множество других вещей - но в своей абсолютной основе все же не нечто вещественное и материальное, а скорее концепцию - концепцию, заключенную в форму. И именно эту форму - оболочку собственного копья - использовала Богиня в качестве материала - превратив серый безжизненный металл своего копья в величественные стены и мертвенно-серые проходы Камелота. Именно поэтому разрушить стены Камелота было, фактически, невозможно - кто мог разрушить концепцию, воплощенную в форме?

Как выяснилось - Озимандия Великий мог.

Материальная форма Ронгоминияда, башни, сверкающей на границе мира, покрылась трещинами - и медленно, одна за одной, с скрежечущим треском, Камелот начал рассыпаться. Ронгоминияд, копье, начало разрушаться - сеть трещин по воротам и стенам города отразилась сетью трещин на копье самой Богини. Невозможно было уничтожить концепцию - но Озимандия Великий справился с тем, чтобы уничтожить материальное воплощение этой концепции - и копье Богини Камелота начало рассыпаться в ее руках…

К абсолютному ужасу Аинза, наблюдавшего за этим.

Однако даже его полный боли и гнева крик оказался поглощен иным криком - полным еще большего гнева. Не человека, вновь не сумевшего заполучить ценнейший коллекционный предмет - а девушки, враз утерявшей свой ориентир в это мире.

-ГОСПОДИН ОЗИМАНДИЯ! - крик Нитокрис вырвался на свободу волчьим воем, пробившись сквозь треск рассыпающихся стен Камелота и разочарованный и гневный крик Аинза вдалеке - стремясь выразить невыразимые эмоции молодого фараона. Боль - боль всех видов, разрывающая душу Нитокрис - стремящаяся выбрать наружу в то время, как взгляд Нитокрис был прикован к рассыпающейся в прах одновременно с башней Ронгоминияд громадой пирамиды Озимандии.

Нитокрис считала Озимандию… Чем-то больше чем просто великим фараоном. Вся жизнь Нитокрис заключалась в попытке приблизиться к Озимандии - выполняя его поручения, задавая себе вопрос “как бы Озимандия поступил в этом случае” и стараясь вести себя подобно тому, как вел себя Озимандия… Или, по крайней мере, подобно тому, как Нитокрис представляла себе поведение Озимандии.

Для Нитокрис Озимандия представлял из себя больше, чем просто ролевую модель - для нее Озимандия представлял из себя практически Бога - живое воплощение всех лучших качеств, что только могли существовать в мире и в человечестве. Оказавшись призвана, оказавшись в услужении Озимандии, Нитокрис считала себя благословенной…

Однако расплатой за ее благословение стало наблюдение за тем, как Озимандия Великий, ее фараон, погиб перед ее глазами.

Столкновение пирамиды Озимандии с башней Ронгоминияд произошло на горизонте - недостижимо далеко для Нитокрис… Однако пирамида Озимандии была непредставимо массивна, из-за чего даже на столь далекой дистанции Нитокрис могла отчетливо увидеть разрушение той - мгновения, обращающие монолитные глыбы в фундаменте великого храма в частицы маны - и Нитокрис превосходно понимала, что означает эта картина.

Глядя на подобное Нитокрис хотелось выть - но даже издав непроизвольно вой раненого зверя та не ощутила облегчения от своего воя. Раздирающий ее глотку рев выплеснулся без всякого контроля с ее стороны - однако даже если бы она продолжила кричала срывая свои связки до скончания боя - до конца всей Сингулярности - этого оказалось бы недостаточно для того, чтобы выплеснуть всю ее ярость и боль в то мгновение, когда осознание судьбы величайшего фараона настигло ее.

Нитокрис хотела бы отвести взгляд от увиденного ей - хотела бы оторвать свой взгляд, никогда не видеть возникшей перед ней картины и вычеркнуть ту из ее памяти - однако словно зачарованная Нитокрис была вынуждена смотреть, бессильная даже выдохнуть в этот момент - абсолютно наплевав на начавшие трескаться и разрушаться стены Камелота, совершенно забыв о сражении, в котором она участвовала в эту секунду… Однако ее противница не забыла этого.

-Ира Люпус,- Гарет не была сильнейшей из рыцарей Круглого Стола. Безусловно, обладая поддержкой Богини и находясь столь близко к сосредоточению к силы Богини Камелота Гарет была выдающейся воительницей - но и только. Против Скатах, Медузы и Нитокрис быть “выдающейся воительницей” было совершенно недостаточно - мир был переполнен “выдающимися воительницами” - и Гарет была не более, чем “еще одной” из тех.

Со стороны трех ее противниц единовременно Гарет представляла исключительно “проблему”, но даже не “опасность”, которую нужно было уничтожить во что бы то ни стало, опасаясь за свою жизнь и обмениваясь с ней ударами.

У Гарет было лишь две козырные карты в рукаве. Дар Богини - “Волкодав” - способность продолжать свое сражение, независимо от того, насколько ранено и изуродовано было ее тело - даже если Гарет была мертва - ее тело вернулось бы к жизни спустя мгновение - до тех пор, пока ее миссия не была бы исполнена. И миссией Гарет было обеспечить исполнение указания Богини Камелота - обеспечить активацию копья Ронгоминияд…

После активации копья, когда Камелот был бы окончательно запечатан на вечной границе между реальностью и легендой - в службе Гарет не было бы смысла - и она погибла бы, как подобает погибнуть рыцарю в услужении своего короля, исполнив свой долг… Однако активация Ронгоминияда была прервана - и Гарет продолжила свое бессмертное существование как и до этого - сражаясь со своим врагом, бессмертная гончая в услужении Короля Артура.

Однако бессмертие могло обеспечить продолжения ее сражения - но не нанесения ран цели. Ее Благородный Фантазм, однако, мог.

Ира Люпус не представляло из себя ничего невероятного - история того как с одним копьем Гарет победила множество прославленных рыцарей на турнире, защищая честь Лели Лионесс, превратившаяся в небольшую порцию общего легендарного эпика Короля Артура, рыцарей Камелота. Благородный фантазм, что на краткое мгновение мог воплотить приписываемое ей владение копьем - на несколько секунд навык владения копьем, ее сила и скорость возвысились до того значения, которым Скатах оперировала любой момент времени, не требуя никакого Благородного Фантазма… Однако для совершения задуманного Гарет этого было достаточно.

Гарет не нужно было защищать себя - зачем, если ее бессмертие вернуло бы ее к жизни в любом случае? Ей не требовалось выдающихся финтов и маневров - зачем, если Нитокрис, ее цель, замерла на мгновение, потрясенная гибелью Озимандии. И на стороне Гарет был элемент неожиданности.

Результатом действий Гарет стала бы исключительно гибель Нитокрис - однако Гарет не жаловалась бы на этот исход. Все равно Богиня Камелота, судя по разрушению стен последнего, уже проиграла свой бой. В таком случае сражение Гарет и его исход изначально был бессмысленен… Но что-то все равно подгоняло Гарет к тому, чтобы добиться даже самого незначительного успеха в своем сражении. Может быть, остатки ее верности Королю Артуру - а может быть в ее совершенно выпотрошенной душе все еще существовали самые незначительные остатки ее былой личности и желания сразиться с выдающимся врагом?

В любом случае, получив в мгновение силу своего Благородного Фантазма Гарет преодолела разделяющую ее и Нитокрис дистанцию, даже не обратив внимания на копье Скатах, вонзившееся в ее незащищенную грудь, пробивая ее латный доспех и вонзаясь в ее сердце. Для практически любого другого Слуги эта рана оказалась бы смертельной - но Гарет не обращал внимания на такие мелочи, как смертельные раны - по крайней мере пока у нее была миссия.

Спустя еще мгновение ее шея оказалась обвита цепями, связывающими клинки Медузы, что спустя мгновение с отвратительным хрустом свернули ее шею, заставив ее лицо развернуться резко назад - однако ее тело, все еще действующее благодаря ее Благородному Фантазму, было не остановить - занесенное для удара копье, полагающееся на свою конструкцию, бросилось вперед, практически не полагаясь на силу удара самой Гарет - и вонзилось в Нитокрис, спустя еще одно мгновение пробиваясь дальше и дальше через ее плоть, прежде чем остановиться, насадив неопытного фараона глубоко на то, оставив огромную рану в теле девушки. И, в отличии от Гарет, Нитокрис не могла положиться на ее бессмертие - а потому огромный кровоточащий разрыв в ее животе был однозначно смертелен - Нитокрис, увидевшая всего мгновение назад гибель своего кумира, последовала бы за ним спустя считанные секунды.

Впрочем - спустя несколько секунд - даже самая ужасающая рана редко могла мгновенно уничтожить Слугу - даже огромное копье, скрещенное с ракетным двигателем, пробившее дыру в хрупкой девушке класса Кастеров - класса вовсе не известного своей потрясающей живучестью.

Голова Гарет, повернутая совершенно противоестественно ее телу, спустя мгновение с отвратительным хрустом вернулась на место вновь - и разорванное сердце затянулось пленкой розовато-красной плоти, вновь сокращаясь - однако Нитокрис была лишена такой возможности. Совершив шаг назад девушка подняла непонимающий взгляд на копье, до сих пор торчащее из ее груди, словно бы только в этот момент вспомнив о продолжающемся сражении… Прежде чем ее взгляд поднялся до взгляда Гарет.

В глазах Гарет не было ничего. Ни радости победы, ни насмешки над поражением, ни ярости, ни садизма - ничего. Только пустота - будто бы сам акт убийства Нитокрис был бессмысленен - совершен только повинуясь какому-то бессмысленному старому рефлексу.

Однако в глазах Нитокрис - до того момента полных боли - вспыхнул гнев.

-Ты…- Нитокрис открыла рот для оскорбления - однако спустя мгновение смогла лишь выплюнуть ком крови.

Копье Скатах вонзилось в спину Гарет вновь, пробив ее сердце с новой стороны - однако, как и следовало ожидать, это было не более, чем бессмысленным жестом. Глаза Гарет на мгновение опустели… Или, по крайней мере так можно было бы сказать, если бы в глазах Гарет отражалась хотя бы крупица ее эмоций и чувств.

Однако, в жизни и смерти, глаза Гарет выражали только пустоту.

Впрочем, ненависти Нитокрис с лихвой хватило бы на них двоих.

-Анпу… Неб… Та… Джесер…- каждое слово, что произносила Нитокрис, заставило ее содрогнуться - однако используя последние остатки своих сил - та подавила свое желание выплюнуть кровь из свою стремительно наполняющихся ею легких в лицо Гарет - уже мертвой… На следующую пару секунд.

Вместо того, чтобы отклониться от копья Гарет - Нитокрис сделала шаг вперед, лишь насаживая свое тело глубже на копье. Затем еще шаг. И еще.

Нитокрис не была даже “великой воительницей” из плеяды Гарет. Она была фараоном… Или, по крайней мере она считала подобным образом.

Нитокрис была мифом.

Существовала ли она в реальности? Имела ли место ее легенда о мести за своих убитых братьев? Совершила ли она свое самоубийство? Все это было лишь домыслами - догадками - историями прошлого, определить правду которых было невозможно.

Подняв руки, пальцы, на кончиках которых скопилась ее кровь - от ее израненного тела или текущая с ее губ - Нитокрис не была уверена - Нитокрис коснулась лица Гарет.

Если Нитокрис и существовала - ее судьба была печальна. Прижизненная судьба - убитые братья, местью за которых она стала известна. Ее посмертная судьба - совершенное самоубийство - отрезало ее возможность погребения в качестве фараона.

Как фараон Нитокрис должна была быть похоронена с почестями - с могущественными ритуалами, подготовленная к своей загробной жизни, к своему последнему суду… Однако что могло произойти после ее самоубийства? После убийства множества влиятельных аристократов, жрецов, воинов?

Ее тело было забыто, ее имя предано забвению, а ее душа исчезла в порогах Дуата.

А может быть - и не было никакой Нитокрис?

Нитокрис не прославилась своим правлением или силой, легендами или историями. Единственным, чем могла прославиться Нитокрис - своей смертью.

Гибель фараона и опустошение его души - исчезновение того, кто должен был быть правителем и после своей смерти, должно было оставить отпечаток в истории.

И оно оставило.

Анпу Неб Та Джесер - Зеркальный Том Загробного Мира. История смерти Нитокрис - вот и все, что осталось после неудачливого фараона в истории.

Врата в загробный мир - в Дуат, где исчезают все заблудшие души.

Обрекал ли Благородный Фантазм Нитокрис ее на страдание в этом случае в данный момент - зеркало, показывающее бесформенный ад пустоты неподготовленной души? Возможно.

Но если Озимандия Великий погиб перед ее глазами…

То по крайней мере в свое последнее мгновение Нитокрис могла утянуть за собой одну из его убийц.

Воскрешение Гарет в данном случае не значило ничего. Воскрешение влияло лишь на ее тело. А Нитокрис своим последним действием решила забрать с собой ее душу.