Берегись этих братьев! Глава 38

— Неужели ты думаешь, что я позволю тебе так просто хозяйничать и вредничать здесь, потому что ничего не могла поделать?

Никто не узнаёт во мне Эрнста, но, должно быть, я сама думала о себе как о части этой семьи.

— Даже если бы ты умирала прямо здесь и сейчас, что мог бы сделать Юджин? А Кэвелл? А Эрих? Смогли бы они тебе помочь? Нет, во-первых, неужели ты думаешь, что они считают тебя своей сестрой? Как ты смеешь не понимать, что ты лишь предмет?

Я не могла притвориться, что не чувствую злости, печали, боли, которые кипели в моём животе.

— Сука, которая когда-то была заменой Арины, стала бесконечно высокомерной и носит фамилию Эрнста после своего ничтожного имени.

Она была права: ничтожная шлюха с задворок провела с Эрнстами двадцать лет и стала настолько высокомерной, что возомнила себя кем-то. И поэтому, будучи неродной сестрой и дочерью, с этим ничего нельзя было поделать…

— Вот почему нельзя таким ничтожествам показывать сладость. Они сразу начинают как муравьи крутиться вокруг.

Мне напомнили о реальности, о которой я забыла.

Жизнь снова не будет сильно отличаться.

— Если не хочешь умирать, знай своё место.

Помогли бы они мне, увидь, в какой я ситуации с миссис Леонорой?

Защитят ли меня те, кого я так отчаянно хочу защитить?

— Жалкая сука.

Меня никто не защитит.

Я…

Я правда такая жалкая…

У меня никого нет.

* * *

— Что ты там делаешь?

Когда миссис Леонора ушла, я стояла в дверном проёме второго этажа, как и Юджин посреди ночи. Вот только смотрела я в другую сторону.

Передо мной вырисовывалась дверь.

Открывать её или нет, подумала я, застыв на месте.

Некоторое время не двигалась, хотя слышала рядом с собой голос Кэвелла.

— Что ты делаешь?

Через мгновение я оторвала взгляд от двери и повернулась к нему.

— Ты…

Я думала, что смогла воссоздать бесстрастную маску на лице, но по какой-то причине рот Кэвелла дёрнулся, а глаза слегка расширились. Я повернулась к нему и открыла рот.

— Давайте поедим.

Мои слова вырвались из ниоткуда, и мальчик бросил на меня непонимающий взгляд.

— Эрих, ты и Юджин, давайте поедим вместе.

— Нет, я не хочу есть прямо сейчас, почему ты…

— Поешь со мной.

Я схватил второго брата за руку и пошла к Эриху. Кэвелл, которого я тащила, выглядел смущённым, но сделала вид, что не заметила этого.

— Эрих, давай поедим.

Пенни на руках у Эриха рявкнула на нас.

— Я не буду есть.

Эрих снова отказывался.

— Давай, поешь со мной, мы можем пойти в столовую…

— У меня нет аппетита, идите сами поешьте.

Эрих снова заговорил, даже не глядя на меня. Мой рот тоже медленно закрылся.

Кэвелл смотрел на моё молчание, ёрзая рядом со мной, словно чувствовал, что с моим настроением что-то не так.

Почему?..

Голос, вырвавшийся из моего рта, был немного странным даже для меня.

— Почему все не едят в столовой?

Эрих наконец поднял глаза, возможно, потому, что услышать это от меня было как-то необычно.

— Мы могли бы хотя бы раз поесть вместе.

На этот раз глаза Эриха расширились.

— Если стол такой большой, почему все едят по отдельности?

Две пары голубых глаз уставились на меня, в каждой из них горел незнакомый огонёк. Я повернулась к ним и наконец произнесла слова, которые держала в себе.

— Я не хочу есть одна.

У Эриха открылся рот; он выглядел одновременно смущённым и удивлённым ситуацией. Но он не знал, что сказать, поэтому просто поджал губы.

— Почему я должна есть одна в столовой каждый день? — я обратилась к Кэвеллу: — Почему никто не хочет есть со мной?

Я слышал, как он бормотал:

— О, нет, я…

Но… это не доходило до моих ушей.

— Вы, ребята, такие плохие.

Это было смешно говорить им обоим. Но в кои-то веки я не смогла повернуться и посмотреть на них, как будто ничего не произошло.

— Я вас ненавижу.

Я сказала это двум ошеломлённым лицам, отпустила руку Кэвелла, повернулась и пошла прочь.

Это была небольшая тирада, полная разочарования.

Это могла быть, как сказала миссис Леонора, ненасытная жадность безродной.

Годы в Мелтингтоне, где я жила, были наполнены беднотой. Когда моя мама была здорова, жизнь была немного лучше, но даже это теперь кажется далёким воспоминанием.

Моя мама долго болела, пока не умерла от пневмонии. Я никак не могла позволить себе лекарства, когда не могла даже прокормить себя, так что, по сути, я проснулась и потеряла маму, ничего не сделав.

Но в мире есть и такие люди, как Арина, у которых были всевозможные драгоценные лекарства, но они не смогли ей ничем помочь.

Так что, возможно, смерть матери была одной из тех неизбежных вещей. Думать об этом после было небольшим утешением.

Но на самом деле в доме после её смерти мне было тяжелее переносить не голод, а удушающую тишину.

Всякий раз, когда я возвращалась домой, продав лишь несколько увядших цветов, меня тяготила гробовая тишина.

Снаружи дом был полон шума — плакал ребёнок в соседней комнате, пьяный мужчина выкрикивал приветствия, ссорилась пара и другие звуки, — но, как ни странно, как только я оказывалась внутри, меня охватывала жуткая тишина, словно я была отделена от внешнего мира.

Лёжа под тонким пуховым одеялом, я чувствовала себя так, словно ласкаю холодное зимнее море и медленно погружаюсь под него.

После такой тихой ночи я снова просыпалась в одиночестве.

Странное чувство — просыпаться на рассвете, когда никто не приходит тебя будить, никого не волнует, поел ли ты и что запланировал на день.

Иногда, лёжа в одиночестве в комнате с холодным воздухом, я думала: «Может быть, я действительно мертва? Интересно, наверное, я уже умерла накануне, заснув и оставив свой дух в этой комнате?»

Если бы я умерла очень тихо и один в этом доме, никто бы не заметил. Возможно, сосед, живший по соседству, заглянул бы сюда лишь спустя долгое время, а потом выбросил бы моё тело в яму на задворках дома.

Как они поступали со всеми людьми, которые жили и умирали в Мелтингтоне на протяжении многих лет, они бы побеспокоили меня, как и мою маму, сказав, что думали, что человек просто занят, а оказалось, что это ещё один труп.

Так что, по правде говоря, то, что мне не пришлось больше мучиться с голодом, не было главной причиной, по которой я держала Эрнстов за руку в тот день.

С тех пор как я попала к Эрнстам, меня преследовали три моих брата и часто издевались. Но, с тех пор как мы немного подросли, я никогда не чувствовала себя по-настоящему одинокой, по крайней мере пока находилась в этом доме.

Конечно, много раз за свою жизнь я думала, что возненавижу их до смерти.

Что выйду замуж, уеду из этого дома и больше никогда их не увижу. Я просто притворялась, что они мне нравятся, исполняла все их прихоти, чтобы жить в этом доме безбедно.

Прошли годы, и мы привыкли проводить время вместе.

Может, теперь они приняли меня, подумала я.

Они всё ещё оставались теми тремя братьями, которые ненавидели со мной разговаривать, но, по крайней мере, они больше не отвергали меня, когда я к ним обращалась.

Их лица смягчались, когда я смеялась, а когда брала их за руки, они просили меня убрать их, но не отдёргивали, словно им было мерзко.

Они не признали меня своей сестрой, но и не отказали мне в уголке дома Эрнстов.

Никто не говорил мне об этом прямо, но я могла сказать, что они не отвергают меня и не ненавидят, как раньше.

Но в моём сердце всегда оставалась дыра, и иногда мне хотелось задать этот вопрос. Неужели они всё ещё ненавидят меня?

Но у меня не хватало смелости спросить, поэтому я держала рот на замке до последнего дня, когда уходила из дома, и просто улыбалась им, как идиотка.

— Я действительно ненавижу…

Так что вы не увидите меня плачущей, как дурочка.

Вы никогда не увидите меня плачущей вот так глупо, и вы никогда не узнаете, как я о вас грущу.

Или что я на самом деле хотел стать вашей настоящей сестрой…

Даже если я умру, я не скажу.

— Я ненавижу…

Но слёзы не переставали литься, поэтому я натянула одеяло на голову и проплакала ещё некоторое время.

* * *

Бум!

В ту ночь в мою комнату ворвался нежданный гость.

— Ах ты, сука!

Я лежала в постели, как вдруг меня схватили за руку и потащили к выходу.

— Эта жалкая сука убила моего брата, а теперь пытается зажарить Юджина до смерти, чтобы иметь возможность управлять поместьем?

Миссис Леонора, почему-то разъярённая, грубо оттащила меня в сторону. Не говоря ни слова, меня вытащили из комнаты. Окружающие изумлённо смотрели на нас, но ни один человек не отозвался, чтобы помочь.

— Ни ты, ни Юджин больше никогда не помешаете мне.

Я не знала, что она собирается со мной сделать, но уже понимала, что нахожусь в опасности.

— Отстаньте от меня!

Я попыталась стряхнуть её руку, но хватка на моей руке была сильнее, чем я могла себе представить. Кроме того, я всё ещё находилась в теле девятилетней девочки. Изо всех сил пыталась сопротивляться тому, что меня тащили, но это было бесполезно.

— Отцепитесь от меня!

А-а-а!

В следующий момент перед моими глазами пронеслись искры. Я распростёрлась на полу, одна сторона моего лица горела. В ушах стоял гулкий звон. Голова кружилась от дрожи в костях, и я, пошатываясь, поднялась на ноги.

— Ты не можешь вести себя прилично?

Я почувствовала, как грубая рука снова схватила меня за руку. Я зашаталась, потеряв равновесие, но рука продолжала тащить меня за собой.

— Госпожа Хари!

Я почувствовала холодный ветерок на своей щеке и поняла, что нахожусь за пределами особняка. Я слышала панический голос Хьюберта, перебивавшего голос миссис Леоноры, но не могла разобрать, о чём они говорят. В ушах звенело, голова кружилась, и меня тошнило.

— Что за чёрт, что происходит?

В этот момент в моих ушах раздался голос Кэвелла, на этот раз с другой стороны.

— Хари, что с тобой?!

Звук встревоженного возгласа Кэвелла прорезал ранний зимний воздух, и я поняла, что растянулась на траве, не в силах сдержать себя.

— Что?..

Кэвелл стоял передо мной и смотрел на меня сверху вниз, но его лицо быстро ожесточилось, как только наши глаза встретились.

— Тётя тебя ударила?