Гарри Поттер:Любовь к Магии Глава 408

  18 августа. Рэйвенхед.

  

  Гарри по своей природе был затворником, ему требовалось совсем немного общения и побольше одиночества. Кроме того, благодаря вырезанным на его плоти рунам, Гарри обладал высоким и очень требовательным либидо, что понуждало его к регулярным социальным контактам потного характера.

  

  По идее, это противоречие должно было обречь на провал все попытки завязать длительные отношения. Другие его качества поначалу женщин привлекали, но его привычка замыкаться в себе и заниматься своими делами, пока он не возбудится, неизбежно вызывала обиду и разрушала любые более существенные отношения, помимо «друзей с привилегиями».

  

  Во время своих первых отношений с Дорой ему удалось избежать этого подводного камня, поскольку летом они ещё только узнавали друг друга, а потом, когда он вернулся в Хогвартс, большую часть времени проводили порознь. Кроме того, на горизонте показались ещё и последствия «Соединения»...

  

  Но именно Луна и её особенность, не моргнув глазом, принимать людей такими, какие они есть, стали решающим фактором в этом вопросе. Гарри даже не осознавал, как его поведение выглядит со стороны других людей, пока она со свойственной ей проницательностью не указала ему на это прямо.

  

  Он очень хорошо запомнил этот случай. Флёр пыталась уговорить его провести с ней время, но он был раздражён этими попытками, так как хотел продолжить работу над проектом, который занимал его в тот момент. Это вывело вейлу из себя, и она начала жаловаться на то, что ей не уделяют внимания.

  

  Тогда Луна вмешалась и раскрыла суть проблемы таким образом, что и он, и Флёр почувствовали себя виноватыми за то, что сами этого не заметили.

  

  С тех пор Гарри старался уделять больше внимания Флёр, Луне, а затем и Доре, когда она присоединилась к их компании, даже если иногда ему совсем этого не хотелось. Флёр и Дора, в свою очередь, старались не принимать близко к сердцу, когда он увлекался и на время забывал об их существовании. А Луне вообще ничего делать не надо было, потому что она никогда не принимала это близко к сердцу.

  

  А затем наступил тот судьбоносный день, когда из Отдела Тайн был похищен Маховик Времени. И внезапно появилась возможность заниматься двумя делами одновременно.

  

  Гарри был очень доволен тем, насколько легче стало совмещать свои магические исследования и личные отношения. Это, конечно, сказалось на графике сна, и, по его оценкам, он уже стал на несколько месяцев старше, чем должен был, но счёл этот факт второстепенным.

  

  Однако Гарри никогда не довольствовался простым использованием магии. Нет, он всегда чувствовал необходимость всё проанализировать и понять, нельзя ли добиться чего-то большего.

  

  Вмешательство в механику времени, конечно, нельзя назвать делом лёгким или безопасным, да и в обычной науке не случилось никаких основательных открытий, которые волшебники пока что не замечали, как в случае с Философским Камнем, поэтому прогресс шёл медленно.

  

  Но он всё-таки был. Первое, что удалось выяснить Гарри — это то, почему Маховики Времени столь ограничены.

  

  Если просто, то во Вселенной существовала вещь, которую он назвал «темпоральной инерцией». Все и каждый своим существованием вносили вклад в эту темпоральную инерцию, создавая нечто, что можно условно назвать «судьбой». Проклятые эльдары знали, что к чему, когда говорили: «Судьба формирует нас так же, как и мы формируем её».

  

  Но путешественник во времени находился в постоянном разладе со Вселенной, или, если хотите, с «судьбой».

  

  Про некоторых людей говорили, что они оказались не в том месте и не в то время. Это, конечно, имелось в виду субъективно. Объективно же путешественник во времени постоянно оказывался не в том месте и не в то время, и всё время. Каждый поступок путешественника в прошлом вызывал рябь на реальности, невидимую и неуловимую для физических органов чувств, но её можно было обнаружить с помощью магии, поскольку она существовала вне времени.

  

  Небольшие действия можно было спустить на тормозах. Временной поток просто обтекал раздражитель, и всё шло так, как и должно было идти, даже если в события вносились незначительные изменения.

  

  А вот о том, что путешественнику во времени удалось внести серьёзные изменения в прошлом, не нашлось ни записей, ни даже слухов. Гарри сильно сомневался, что так сложилось из-за малого количества попыток, учитывая, насколько безрассудными и отчаянными бывали порой волшебники. На самом деле просто не существовало такого безопасного способа достоверно определить, что произошло, когда такая попытка была предпринята.

  

  Иногда Гарри задавался вопросом, знают ли Невыразимцы о таких вещах. Вероятно, они всё-таки изучали этот вопрос. Если только предназначением Отдела Тайн не являлось хранение всяких крутых хреновин и напуск на себя таинственности, ничего при этом не делая. Но такое казалось маловероятным.

  

  В любом случае, Гарри изучал этот вопрос в надежде, что сможет использовать путешествие во времени, чтобы обманом одержать лёгкую победу над Волдемортом и справиться с любыми другими проблемами, которые могут возникнуть в будущем. Увы, его эксперименты с достаточной степенью достоверности показали, что при путешествии во времени способа избежать того, чтобы Вселенная не восприняла тебя как инородный темпоральный элемент, попросту нет.

  

  Когда дело касалось опасной магии, Гарри иногда вёл себя как ребёнок-идиот, который снова и снова суёт пальцы в розетку, но у него не было желания провоцировать Вселенную на своего рода удаление его из временного потока, и он с неохотой отказался от этого направления исследований. Всё пошло бы иначе, если бы он представлял себе, как далеко его может завести удача, но в этом-то и заключалась проблема путешествий во времени — если ты облажался, то никогда об этом не узнаешь, да и никто другой, скорее всего, тоже.

  

  Тем не менее он не отказывался от вмешательства во время полностью. Возвращение назад и изменение прошлого могло обернуться полным крахом, но существовали и другие способы применения этой способности, в которых риск нарваться на темпоральную инерцию был значительно меньше, чем в случае с Маховиком Времени.

  

  Так что после нескольких месяцев исследований, экспериментов и чтения всего, что можно было откопать о природе пространства и времени, будь то магического или обычного происхождения, Гарри вырезал последнюю руну на двери своей личной «Гиперболической Камеры Времени».

  

  Маленькая рябь во времени, небольшой вихрь в реке, место, где одна секунда превращается в сто. На сегодняшний день это было, пожалуй, его самое большое достижение, не считая Философского Камня.

  

  Это даст ему время заниматься вещами, не пренебрегая личной жизнью.

  

  Это позволит ему совершенствовать свои знания, без ощущения, что он постоянно отстаёт от графика.

  

  ...и он полагал, что камера ему понадобится, чтобы получить хоть какую-то надежду стать отцом, когда эта ситуация неизбежно наступит. Он достаточно хорошо знал себя, чтобы понять: «место без детей», где он мог бы провести несколько дней, и где о нём не будут беспокоиться или скучать по нему, возымеет решающее значение для сохранения остатков здравомыслия.

  

***

  

  

  19 августа. Рэйвенхед.

  

  У Гарри постоянно имелось не менее дюжины крупных и мелких проектов. Когда ему надоедал один или он заходил в тупик, тогда просто переходил к другому. Но сейчас, когда борьба с Волдемортом накалялась столь явно, он почувствовал необходимость расставить приоритеты.

  

  Именно поэтому после нападения на Спеллхейвен он сосредоточился исключительно на Гиперболической Камере Времени. Это даст ему больше времени для работы и в куда более удобной форме, чем с Маховиком Времени.

  

  Закончив с этим проектом, для него настало время переключиться на другой мелкий проект, тот, что он уже давно отложил в сторону.

  

  Гарри активировал Воскрешающий Камень и назвал имя духа, которого хотел вызвать:

  

  — Имхотеп.

  

  И перед ним возник древнеегипетский колдун-жрец. Невысокий, лысый, исхудавший от старости, но, тем не менее, способный грозно сверкать глазами.

  

  — Почему ты продолжаешь вызываешь меня, богохульник? — злобно прошипел на своём родном языке бывший лич. — Я ничего тебе не скажу!

  

  Гарри, конечно, и раньше пытался с помощью Воскрешающего Камня выпытать у Имхотепа хоть какие-то знания, но тот оказался несговорчивым.

  

  — Ты уже это говорил, — признал Гарри на том же языке. — Но, может быть, тебя заинтересует сделка?

  

  — И что же ты можешь предложить мне, оскорбитель богов?

  

  Гарри сдержал вздох разочарования. Блядские жрецы. Можно было подумать, что смерть избавит этого костлявого уёбка от его религиозных взглядов, но, по всей видимости, нет. Либо они не помнили, что такое смерть, если их не вызывать с помощью Воскрешающего Камня, либо этот опыт был полностью субъективным, а их убеждения искажали их восприятие, лишив всякой надежды на объективность. Во всяком случае, он так ни разу и не получил двух одинаковых ответов о том, каково это — быть мёртвым.

  

  По крайней мере, жрец не стал прямо заявлять, что ни на какую сделку не согласится. Чтобы довести этого старого ублюдка до такого состояния, его пришлось долго обхаживать.

  

  Вместо ответа Гарри вызвал порабощённых им дементоров. Неприкрытое возмущение на призрачном лице Имхотепа оказалось просто непередаваемым.

  

  — Теперь ты якшаешься с этими демонами-тенями, что крадут души людей и лишают их суда Анубиса? Неужели тебе не стыдно? — с обвинениями выплюнул мертвец.

  

  — Нет, не особо, — честно ответил Гарри. — Но да ладно, я предлагаю следующую сделку. Научи меня своим заклинаниям и секретам изготовления твоего посоха, и я уничтожу этих демонов и всех остальных им подобных.

  

  Чтобы доказать свою способность сделать это, Гарри впитал Солнце и наколдовал пылающую сферу магии Света, после чего погрузил её в ближайшего дементора.

  

  Тот беззвучно исчез, оставив после себя лишь грязную чёрную пыль, и слегка расслабил гнетущую атмосферу. Остальные дементоры даже не шелохнулись после уничтожения своего собрата, по-прежнему скованные волей своего хозяина.

  

  Гарри занялся стиранием остатков дементора со своей руки, пока Имхотеп осмысливал ситуацию.

  

  — Я не понимаю тебя, богохульник, — наконец произнёс древний волшебник довольно жалобным, на взгляд Гарри, тоном. — Ты якшаешься и с демонами огня, и с демонами тени. Я почувствовал в тебе Тьму, когда мы сражались, и всё же ты можешь черпать Свет Ра. Это несоответствие должно было тебя убить. Как же ты остался в живых?

  

  — Я первый и последний из Тёмного Солнца (п.п. Dark Sun — вот совсем бедная фантазия у Гарри, снова тырит из D&D.). Моё появление было предсказано пророчеством, и никто иной уже не пройдёт по моим стопам, — ответил Гарри, используя старинный пророческий язык, по причине того, что это произвело бы на Имхотепа наибольшее впечатление, чем техническое объяснение, а ещё потому, что в древнеегипетском языке всё равно не нашлось бы для этого подходящих слов.

  

  Наступила долгая пауза, и Гарри прямо-таки видел, как в голове Имхотепа крутятся шестерёнки — или как там у них говорили на древнеегипетском языке.

  

  — Ты уничтожишь демонов-теней? Всех? — спросил он наконец.

  

  — Да, — рано или поздно.

  

  — И ты не будешь учить других своему пути?

  

  — Да, — ложь была очень важным жизненным навыком, и мертвец не мог почувствовать фальшь, хотя таких волшебников, как он, действительно больше не будет, если только они не смогут скопировать его поистине нелепую череду смягчающих обстоятельств.

  

  — ...Я слишком долго пробыл в мире живых. Призови меня завтра, и мы ещё поговорим.

  

***

  

  

  23 августа. Спеллхейвен.

  

  — Скажи, если я натираю слишком сильно, хорошо? — сказала Луна.

  

  — Давай пожёстче, если можешь, — промурчала от удовольствия сфинкс по прозвищу Китти.

  

  Луна изобразила на лице решительность и принялась с усердием втирать шампунь в кожу на голове сфинкса.

  

  Китти вздохнула и поборола желание без сил плюхнуться на бок. Это привело бы к смещению обнажённой человеческой девушки на спину и прервало бы массаж головы.

  

  В течение нескольких минут слышны были лишь гулкое мурчание сфинкса и редкое хихиканье Луны, когда шерсть щекотала ей ноги или интимные места.

  

  Она действительно не понимала, почему люди так боятся сфинксов. Эти злобные европейские политики даже намекали, что Гарри сошёл с ума, раз держит их на острове. Конечно, они были большими, устойчивыми к магии и достаточно сильными, чтобы раздробить камень своими лапами, но они никогда не причиняли вреда тем, кто не вступал с ними в драку или не пытался взять что-то, что они охраняли.

  

  

  — Луна? — послышался где-то голос Флёр, нарушивший почти что медитативную атмосферу. — Вот ты где! А я тебя повсюду ищу.

  

  — В чём дело, Флёр? — спросила Луна, замедляя свои движения, чтобы посмотреть на левитирующую в воздухе вейлу.

  

  Китти надулась, но обе ведьмы этого не замечали.

  

  — Мне нужна твоя помощь, — объяснила Флёр и весело посмотрела на эту сценку внизу. — Если ты уже заканчиваешь.

  

  — Руки немного устали, — призналась Луна. — Не могла бы ты сделать нам немного воды?

  

  Флёр кивнула и взмахнула палочкой, создав мягкую струю тёплой воды.

  

  — Китти, закрой глаза, — предупредила Луна и начала смывать шампунь, а затем с помощью совсем простого беспалочкового заклинания высушила волосы.

  

  — Вот так! — объявила она, закончив и чувствуя себя очень довольной собой.

  

  — Спасибо, подруга, — промурчала Китти. — С нетерпением жду твоего следующего визита.

  

  — Я тоже, — засияла Луна и спрыгнула со спины сфинкса.

  

  Китти стряхнула воду со своей шерсти, заставив Луну взвизгнуть, когда на неё полетели брызги.

  

  — Прошу извинить, — сфинкс сказала это с явным весельем, а потом ускакала прочь.

  

  — Сфинкс пранкует людей, — пробормотала Флёр, а затем приземлилась. — Теперь я видела всё.

  

  Луна, недоумевая, посмотрела на неё. Как Флёр могла видеть всё, если она даже не видела, как дракон ест мороженое, или как собака делает стойку на руках, или как цыплёнок катается на велосипеде, или как жонглирует морщерогий кизляк или... если подумать, то Флёр на самом деле видела очень мало.

  

  Вейла решила поцеловать Луну, чтобы вернуть ту обратно на землю. Поцелуй должен был получиться коротким, но Луна почувствовала, что Флёр очень возбуждена. Так как мурчание Китти заставляло вибрировать её массивное тело у Луны между ног, она и сама оказалась довольно возбуждённой, так что всё вышло как раз кстати.

  

  Вот только через минуту Флёр прервалась, вздохнув:

  

  — Луна, подожди. Перестань!

  

  — Почему? — бесхитростно спросила Луна. — Разве ты пришла сюда не потому, что хочешь, чтобы тебе полизали влагалище? Я тоже хочу, чтобы мне полизали, так в чём тогда проблема? Можем в позе шестьдесят девять!

  

  — В обычных обстоятельствах я бы с удовольствием согласилась, но мне твоя помощь нужна в другом деле, и у нас, вероятно, не так много времени.

  

  — Оу, — растерялась Луна. — А секс там будет? Потому что у меня сейчас очень хорошее настроение, и мне не хочется заниматься чем-то ещё, если это не очень важно.

  

  — Да, секс будет, но ты будешь заниматься им не со мной.

  

  — О, хорошо. А с кем же я тогда буду им заниматься?

  

  — Надеюсь, что с Гарри и моей сестрой.

  

  — Ты убедила Гарри заняться сексом с Габриель? — спросила Луна с широкой улыбкой на лице. Она знала, как сильно младшая сестра Флёр хотела перепихнуться с Гарри, и обрадовалась за неё. Но затем нахмурилась в лёгком замешательстве. — Но зачем им нужна моя помощь? Гарри и так неплохо с этим справляется.

  

  — Я не совсем уговорила его заняться сексом с Габби, — уклончиво ответила вейла.

  

  — О, так это будет сюрприз, — догадалась Луна. — Чем я могу помочь?

  

  Флёр обняла её.

  

  — Ты моё сокровище. Давай вернемся в шато, и я всё объясню.

  

  — Хорошо.

  

  — Луна.

  

  — Что?

  

  — Одежда.

  

  — Ах да.