Гарри Поттер: Второй шанс Глава 29

У меня в глазах то все меркнет и расплывается, то снова приобретает четкость. Я так устал от боли…

– Вколите ему обезболивающее!

– Нельзя, сердце может не выдержать.

В какой-то момент я вижу прямо над собой бледное испуганное лицо тети. У нее из глаз текут слезы, и это кажется мне неправильным. Зачем она плачет из-за меня?

– Тише, Гарри, все будет хорошо, – повторяет она раз за разом. Ее губы побелели от волнения. Мне странно, что она обращается ко мне по имени. Ведь она никогда раньше так не делала, так зачем начинать сейчас? – Скоро мы приедем, скоро все будет хорошо.

Она гладит меня по голове, но сейчас я настолько захвачен распространяющимися по телу волнами боли, что даже не могу понять, нравится мне это или нет.

– Холодно, – с трудом шепчу я непослушными губами. – Так холодно…

Тетя неожиданно разражается бурными рыданиями и кричит пилоту, чтобы он поторапливался. Глупо, лучше бы попросила принести для меня одеяло.

В какой-то момент боль чуть отступает, и я вижу прямо перед собой смеющиеся и счастливые лица родителей. Глядя на них, я тоже помимо воли начинаю улыбаться. Вкус крови на губах уже почти не чувствуется.

– Мам? – несмело зову я. – Ты заберешь меня отсюда?

Но она ничего не отвечает, лишь качает головой и продолжает улыбаться.

– Почему ты молчишь? – мне обидно, я почти зол на них за то, что они не хотят говорить со мной. – Мне больно, мам. Пожалуйста, забери меня с собой.

Лица родителей начинают отдаляться, я пытаюсь их нагнать, но расстояние между нами все увеличивается. Я распахиваю глаза и вижу, что меня несут по белым коридорам на носилках. Рядом испуганно семенят Дурсли. Меня приносят в какую-то комнату, кладут на стол и втыкают в руки иголки. Я позволяю себе расслабиться и даже слегка улыбаюсь. Глаза слипаются. А боль… Боль наконец-то уходит.

***

Из забытья я выхожу медленно, тяжелыми рывками. Пытаюсь открыть глаза, но в комнате слишком светло, и я тут же зажмуриваюсь. Вокруг пищат какие-то приборы. Я прислушиваюсь, но кроме них ничего не слышу. Ни голосов, ни шагов. Мне трудно дышать, в нос вставлена какая-то трубка. На грудь давит непонятная тяжесть, и я решаюсь приоткрыть глаза, чтобы понять, что со мной. Жмурясь от яркого света, я перевожу взгляд вниз и вижу, что все тело от ключиц и до живота замотано в бинты. Я хочу поднять руку, чтобы ощупать повязку, но чувствую, что не могу пошевелиться. Меня охватывает паника. Меня что, парализовало?! Я с ужасом рассматриваю свои руки, из которых торчат какие-то трубки и иголки. А внизу – на запястьях – я вижу узкие кожаные ремни, которые приковывают мои руки к кровати. Я судорожно дергаюсь, но ремни не ослабевают. Какого черта? Почему меня приковали к кровати, словно какого-то преступника? Я часто и прерывисто дышу, судорожно пытаясь понять, что здесь происходит. Я мог применить к врачам стихийную магию, пока был без сознания? Маловероятно, ведь я был так слаб, но не исключено…

Мои размышления прерывает скрип открывающейся двери. Я напряженно всматриваюсь в темный дверной проем, не зная, чего в таких обстоятельствах стоит ожидать. Как-никак, я абсолютно уверен, что если тебя связывают – то это не к добру. Однако в дверном проеме появляется вполне доброжелательного вида медсестра. На вид ей примерно лет сорок пять, в каштановых волосах белеют нити седины, карие глаза окружены лучиками морщин.

– Доброе утро, Гарри, – говорит она, а потом подходит к пикающим приборам и начинает что-то проверять по ним.

– Почему я связан? – мой голос ужасно хриплый, а горло противно саднит.

– Ах, ну да. Сейчас развяжу, – она шустро отстегивает ремни на руках, и я машинально потираю запястья, стараясь не повредить тянущиеся от рук к приборам трубки.

– Это было сделано для твоей же безопасности, – поясняет медсестра, встречая мой вопрошающий взгляд. – Ты мог нечаянно повредить повязку, пока спал, а сейчас швы нельзя трогать ни в коем случае.

– Понятно. Как долго?

– Как долго что? – непонимающе спрашивает медсестра.

– Как долго я был в отключке? – уныло повторяю я.

– Восемь дней. Тебя недавно перевели из реанимации в обычную палату.

– И насколько все плохо? – спрашиваю я, жестом указывая на бесконечные бинты, плотно покрывающие мое тело.

– Повреждения очень серьезные, – признается она. – Но ты очень быстро идешь на поправку. Невероятная скорость регенерации тканей! – ее глаза загораются энтузиазмом фанатика-врача, и мне становится немного не по себе.

– Насколько серьезные? – перебиваю я.

– Не уверена, что тебе стоит сейчас об этом слушать, – мнется медсестра.

– Но я хочу знать!

– Ну хорошо, – она делает глубокий вдох и продолжает. – У тебя раздроблено несколько ребер, разорваны межреберные мышцы, повреждены легкие. Сердце чудом осталось не задетым, как и крупные сосуды. На месте самой глубокой раны задет позвоночник. Учитывая обстоятельства, можно сказать, что ты родился в рубашке. Врачи опасались, что ты не выживешь. Двигательные функции остались не нарушенными разве что чудом. Единственные вероятные последствия – это проблемы с дыханием и, возможно, с сердцем.

Я терпеливо выслушиваю информацию. Что ж, могло быть и хуже. Если учесть, что я не рассчитывал выбраться оттуда живым, то мне и впрямь не на что жаловаться. Я облизываю пересохшие губы языком, но ощущения такие, словно провожу по губам наждачной бумагой.

– Можно воды? – спрашиваю я, чувствуя, что жажда скоро станет совсем нестерпимой.

– Да, конечно, – медсестра торопливо подает мне стакан с водой, осторожно помогая подняться. От резкой боли в груди у меня на миг темнеет в глазах, я делаю несколько быстрых глотков и снова ложусь на кровать, пытаясь принять прежнее удобное положение.

– Вечером к тебе придут люди, которые хотят расспросить тебя о том, как ты и твои товарищи заблудились в лесу. Твои друзья на их вопросы уже отвечали, но они хотят спросить всех, хорошо?

Я киваю.

– Вот и славно, – она улыбается. – Я также приглашу твоих родственников, их присутствие желательно.

– Кто-нибудь приходил ко мне, когда я был без сознания? – спрашиваю я, не особо, впрочем, заботясь об ответе.

От этого простого вопроса она разом грустнеет и отвечает, отводя глаза, будто чувствует вину или жалость:

– Нет, к сожалению, нет. Наверное, у твоих родственников были какие-то срочные дела или проблемы…

– На самом деле, мне это не так уж и важно, – я равнодушно пожимаю плечами, но тут же жалею об этом действии: тело пронзает боль, и я непроизвольно морщусь.

В палате повисает напряженное молчание.

– А как остальные? – быстро спрашиваю я. – У Дадли не было никаких осложнений с ногой? Как Дерек, Хейли, Сара, Пирс?

– Насколько мне известно, с твоими друзьями все в порядке. Во всяком случае, если говорить об их физическом состоянии, – добавляет она. – А в остальном… Разумеется, налицо сильнейший шок. Они еще некоторое время побудут под медицинским наблюдением. Это касается всех вас.

Я киваю и закрываю глаза. Усталость наваливается гранитной плитой, а у меня нет никакого желания с ней бороться. Медсестра добавляет что-то в одну из капельниц и желает мне спокойного сна. Через минуту голова начинает слегка кружиться, и я сам не замечаю, как снова погружаюсь в сон.

*****

Когда я снова открываю глаза, освещение в палате уже не такое яркое. Судя по всему, скоро наступит вечер. Мои руки больше не привязаны к кровати ремнями, и я решаю, что это хороший признак. Мне скучно лежать без дела, а засыпать снова пока не хочется. От нечего делать я скольжу взглядом по палате, но тут нет ничего интересного, и это занятие мне очень быстро надоедает.

Примерно через полчаса, когда я уже не знаю, куда деваться от скуки, дверь в палату открывается, и заходит уже знакомая мне медсестра.

– Он как раз проснулся, можете заходить, – говорит она кому-то за своей спиной.

В палату заходят дядя Вернон и тетя Петунья, а за ними незнакомые мне мужчина и женщина в деловых костюмах и с серьезными выражениями лиц. Они все рассаживаются на стульях рядом с моей кроватью. Я приподнимаюсь на кровати и облокачиваюсь на ее спинку, предчувствуя долгий разговор.

– Познакомься, Гарри, это мистер Эдкинс и миссис Уилсон, – представляет вошедших медсестра.

Я хрипло говорю слова приветствия, украдкой разглядывая незнакомцев. Мужчина очень молод, пожалуй, ему нет еще и двадцати. Серьезным выражением лица и порывистыми, но неловкими движениями он напоминает мне Перси Уизли. Женщина же, судя по виду, разменяла уже третий десяток. Ее спокойная уверенность и цепкий взгляд резко контрастируют с обликом мужчины.

Пока я изучаю вновь прибывших, медсестра продолжает:

– Они хотели бы услышать твой рассказ о том, что происходило в лесу.

– А, собственно, зачем? – я знаю, что это не особо вежливо с моей стороны, но не могу сдержать любопытства.

– Нам надо выяснить полную картину происшедшего, – вступает в разговор миссис Уилсон, – чтобы не допустить повторение этой ситуации. К тому же, нам необходимо выяснить, чья халатность привела к трагедии. В которой вы, мистер Поттер, пострадали больше всех.

– О, – я понимающе улыбаюсь. – Полиция ищет виновных, я правильно понимаю?

– Повежливее, мальчишка! – рявкает дядя, который выглядит все более и более раздраженным с того самого момента, как вошел в палату.

– Ну что вы, все нормально, – натянуто улыбается миссис Уилсон. Затем она снова обращается ко мне. – В целом, можно сказать и так. Когда мы вычислим людей, виноватых в случившемся, на них будут наложены штрафы, которые пойдут на компенсацию морального и физического урона пострадавших. В том числе вас и вашего двоюродного брата.

Перейти к новелле

Комментарии (0)