Гарри Поттер: Второй шанс Глава 32

Тут тетя испуганно ойкает и смотрит на меня огромными испуганными глазами.

– Все в порядке, мне известно о Хогвартсе. Мне вообще много чего известно. Продолжайте, пожалуйста, мне действительно важно знать.

– И все сразу стало ясно. Лили – волшебница. Родители приняли эту новость с необычайным энтузиазмом. Разумеется, они и не думали просить у меня прощения за то, что никогда не верили моим рассказам о «странностях» сестрицы…

Это просто дико: сидеть в старой комнате Дадли и разговаривать с тетей – впервые в жизни – о своей матери. А тетю как будто прорвало. Она говорит и говорит, кажется, совсем уже позабыв о моем присутствии. Она рассказывает о том, как Лили Эванс уезжала почти на весь год в Хогвартс, а летом возвращалась и умудрялась отбить у бедной тети всех ухажеров. Как тетя училась из последних сил, пытаясь заставить родителей гордиться ей, и как они все равно не переставали восхищаться тем, что у них в семье есть настоящая ведьма… Думаю, тетя Петунья все-таки сильно преувеличивает. Детские и подростковые обиды всегда кажутся намного горше, чем они есть на самом деле.

– И все эти годы от нее не было ни слуху, ни духу. Родители с горя захворали. А Лили даже не приехала на их похороны, – глаза тети подозрительно краснеют, она извлекает из кармана носовой платок и шумно сморкается. – А потом – как гром среди ясного неба – Лили Поттер погибла, извольте воспитать ее сына! – она прячет лицо в ладонях и заходится глухими рыданиями.

– Знаете, это ведь было так давно, – негромко говорю я, глядя тете Петунье за плечо, в темнеющее окно. – Она умерла. Неужели нельзя простить мертвого? Думаю, она уже сполна ответила. За все.

Тетя поднимает на меня несчастный взгляд и всхлипывает.

– Я не могу простить. Но я пыталась забыть. И мне это почти удавалось, пока я не нашла в твоем чулане эту ужасную книгу! Как будто бы прошлое меня все-таки настигло. Я не представляю, что мне теперь делать, – ее голос сходит на шепот.

– Это ничего не изменит. Я обещаю, что буду вести себя по-прежнему. Но мне придется сделать одну вещь, если вы позволите.

– Какую? – спрашивает она, бросая на меня загнанный взгляд.

– Я не могу позволить, чтобы мою тайну узнал кто-то еще, – мой голос помимо воли становится жестким, и тетя вжимает голову в плечи.

– Т-ты же не убьешь меня?

От неожиданности я фыркаю:

– Я давал повод так о себе думать? Ради Мерлина, нет конечно! Я просто хочу наложить мощный блок на ваши воспоминания о том, что я связан с магией. Это абсолютно безопасно для вас, ведь воспоминания сохраняются, а значит, психика останется неповрежденной. А вот рассказать вы никому ничего не сможете. Поймите меня правильно. Не то, чтобы я вам не доверял, но так мне будет намного спокойнее. К тому же, – добавляю я почти про себя, – это помешает некоторым любителям копаться в чужих мозгах смешать мне все карты.

– Ну хорошо, – нерешительно соглашается тетя.

– Смотрите мне в глаза.

Тетя вздрагивает, когда я дотрагиваюсь пальцами до ее висков. Легкое прикосновение к мыслям, круговорот магии.

– Постарайтесь не моргать, – говорю я, накладывая на хаотично скачущие разрозненные воспоминания блоки, один за другим. Скоро почти все воспоминания тети последних двух недель напоминают стройные ряды плотно запечатанных банковских ячеек.

– Готово, – я чуть улыбаюсь, видя недоверие в глазах тети. – Видите, магия – не такая уж и страшная штука.

– Я… теперь я не смогу ни с кем говорить о том… о том, что… – она запинается, и ее глаза распахиваются от ужаса, когда она понимает, что не может даже упомянуть о так беспокоящих ее событиях.

– Как видите, – я развожу руками. Мне все же немного неловко оттого, что я заставляю тетю Петунью через это пройти. Конечно, я могу тешить себя мыслью о том, что избавляю ее таким образом от предрассудков маггловского мышления, но в таком случае не помешало бы для начала, чтобы и она сама этого хотела. Нет, я не буду лгать самому себе. В конце концов, мне прекрасно известно, что я лишь поспешно избавляюсь от так внезапно возникшей «проблемы», которая может омрачить мое существование. Долгие годы относительно спокойной жизни притупили мою бдительность. Теперь я постараюсь не быть столь беззаботным. Я не повторю своей ошибки.

После того, как тетя на слегка нетвердых ногах покидает мою комнату, я беру записную книжку Кристофера и методично накладываю на него сильнейшие заклинания. Маскирующее, антимаггловское, отводящее взгляд, расфокусирующее, закрывающее… Я отвлекаюсь от своего занятия только тогда, когда Силенси подает неуверенный голос, выглядывая из рукава моей рубашки.

– Думаю, этого вполне хватит, Говорящщщий, – шипит она. – Еще несссколько заклинаний – и его не сссможешшшь найти даже ты сссам.

Змеиный юмор? Оригинально…

– Пожалуй, ты права, – шиплю я в ответ. – Я просссто задумалссся.

В этот вечер я долго не могу уснуть, раздумывая над странными событиями прошедшего дня. Оставленный на столе дневник Кристофера, теперь уже не доступный для взгляда окружающих, чуть подсвечен падающими через незашторенное окно лучами лунного света. Мерлин, это же так просто: несколько элементарных заклинаний – и тайна дневника надежно спрятана. Что мне стоило подумать об этом раньше? Хотя, кто знает? Возможно, только благодаря этой досадной и нелепой случайности мне удалось увидеть тетю Петунью с такой новой стороны. Пожалуй, я так и не смогу принять ее убеждения. Зато теперь я хотя бы могу понять, что движет тетей в ее поступках. И не скажу, что жалею об этом.

*****

Следующие несколько дней тетя старательно меня избегает. Не знаю, возможно, она пытается убедить саму себя, что того разговора, перевернувшего с ног на голову весь ее привычный мир, попросту не было. Однако она все равно больше не может вести себя по-прежнему. Я то и дело ловлю на себе ее осторожные взгляды. Теперь она делается такой напряженной в моем присутствии, что я стараюсь не находиться с ней в одном помещении. Иногда мне даже кажется, что проходя мимо моей комнаты по коридору, она шагает на цыпочках, чтобы производить меньше шума. А когда дядя делает мне какие-нибудь очередные идиотские замечания, взгляд тети Петуньи становится таким испуганным, словно она боится, что я вот-вот прокляну ее мужа. Она даже старается уговорить дядю Вернона не беспокоить меня по пустякам. А дядя начинает думать, что она ведет себя подозрительно. Пару раз я нечаянно слышал, как они с дядей ругаются приглушенным шепотом. Разумеется, из-за меня. Во всех остальных аспектах жизни семейства Дурслей по-прежнему царит редкостное единодушие.

В школе тоже не все гладко. А если говорить напрямую, то там стало просто кошмарно. Когда я прихожу туда впервые после своей болезни, меня накрывает волной шепота и любопытных взглядов. Она в мгновение ока распространяется по коридору, захватывая всех до последнего человека. А потом все разом замолкают, сверля меня взглядами разной степени заинтересованности. Я подавляю глупое желание втянуть голову в плечи и настороженно встречаю направленные на меня взгляды. А уже через секунду – как по команде – они все начинают говорить.

– Это и есть тот самый мальчик?

– Кажется, его зовут Гарри Поттер, да?

– Странно, такой худой. Я думал, он гораздо крупнее. Может, он в больнице так похудел?

– Никогда его раньше не замечала. Он давно учится в нашей школе?

Я испытываю острое чувство дежа вю, в полной мере вспоминая, каково это – быть Мальчиком-Который-Выжил. Впрочем, сейчас я лишь столь редкая для Литтл Уингинга сенсация, но мне лично от этого не легче. И почему только у меня не выходит просто не привлекать к себе внимание?

Пробиваясь сквозь толпу в ставшем неожиданно тесном коридоре, я едва сдерживаю раздражение. Какого черта эти дети уставились на меня так, словно ожидают чуда? Может, мне еще и оборотня живого им сюда притащить, чтобы продемонстрировать «смертельный номер» на бис? Силенси тоже чувствует себя неуютно. Она плотнее обвивает мою руку под рукавом просторной рубашки и издает чуть слышное предупреждающее шипение. Я слегка улыбаюсь. Характер у моей подруги не из мирных. Непрестанный шепот голосов, монотонный и раздражающий, словно помехи на телеэкране, выводит из себя. Несколько раз совершенно незнакомые люди хватают меня за руки, рискуя нарваться на гнев Силенси, и просят «рассказать, как все было на самом деле». Или же напротив заявляют, что не верят мне. Интересно было бы узнать, во что они так рьяно отказываются верить, если я им ничего и не говорил? От всего этого кошмара у меня голова идет кругом.

До класса я добираюсь злой, как черт. Дадли уже сидит за партой и о чем-то шепчется с Пирсом. В школе он почему-то всегда меня избегает, предпочитая изображать, что мы вообще не знакомы. При моем появлении все невероятно оживляются, а Тейлор Смит даже вскакивает со своего места и бодро направляется ко мне.

– Только никаких вопросов, на сегодня с меня хватит! – категорично заявляю я, не дав ему сказать и слова.

Тейлор заметно обижается и все-таки собирается что-то спросить, но, к счастью, в этот момент раздается звонок на урок.

– Рассаживайтесь по местам, – командует вплывающая в класс миссис Паркер.

Теперь моим одноклассникам приходится ограничиваться любопытными взглядами и подкидывать ко мне на парту записки с вопросами, которые я успешно игнорирую. Зато у меня появляется время, чтобы хоть немного справиться с шоком.

На перемене я оттаскиваю Хейли за здание школы, где мы скрыты от назойливых взглядов окружающих. Там, между кирпичной стеной и мусорными баками, я налетаю на нее с расспросами.

– Какого черта здесь происходит? Они все что, спятили?! С каких это пор я оказался в списке местных знаменитостей?

Однако вместо того, чтобы нормально ответить на мои вопросы, Хейли почему-то резко отворачивается в сторону. Я внезапно понимаю, что она за что-то на меня обижена, и это еще больше сбивает с толку.

– Ну ладно, прости, – говорю я, сам точно не уверенный, за что извиняюсь. – Я не хотел на тебя кричать, слышишь? Просто вся эта ситуация несколько… неожиданна.

– Ну да, конечно, – говорит Хейли, все еще не глядя на меня. – Теперь ты извиняешься, потому что хочешь получить ответы на свои дурацкие вопросы. А я, если хочешь знать, волновалась за тебя все это время. Но когда я подошла к тебе сегодня в коридоре, ты просто отмахнулся от меня. А я-то думала, мы друзья…