Радость жизни Глава 19. Противостояние перед дворцом

Император Цин на самом деле ожидал, что Фань Сянь представит докладную записку с оправданиями, и планировал кое-как, на скорую руку замять это дело. Император любой процветающей страны всегда хорошо владеет умением мирно улаживать подобные дела.

Но кто бы мог подумать, что Фань Сянь совершенно никак не реагировал на обвинения и с видом человека с чистой совестью спокойно разъезжал, где хочет, и хорошо проводил время, начисто игнорируя этот вопрос. Он хитро думал: «Неужто император ожидает, что я за него наброшусь на людей? Ты, государь, по-любому должен меня защитить. Если сейчас из-за такой мелочи ты хочешь, чтобы меня пристыдили, то в будущем, когда придётся нанести удар по Синьяну и разобраться со старшей принцессой, небось бросишь меня на съедение вдовствующей императрице?»

Обычный чиновник в фаворе, не военный, точно не смог бы набраться отваги, чтобы пойти на подобный риск. Как известно, помыслы императора угадать очень сложно, а гнев сына Неба непредсказуем. Если подданный, пользующийся благосклонностью императора, возгордится, то кто знает, когда император вдруг решит позвать тебя в свою повозку и прикончить одним ударом кинжала. Тогда что-то объяснять уже будет некому.

Но Фань Сянь знал, что сам он не обычный подданный, а император вовсе не в курсе, что он это знает. Поэтому это дело казалось ему забавным: ему хотелось выведать, до чего может дойти император, пытаясь выгородить его.

***

На седьмой день после коллективного обвинения от Цензората Фань Сянь подъехал ко дворцу. Когда он выбрался из повозки, то агенты Палаты из группы Ван Циняня тут же образовали вокруг него кольцо, беря под охрану. Чёрные одежды, хладнокровное выражение лиц, энергичные фигуры сразу открыто демонстрировали его должность.

Собравшиеся перед дворцом чиновники, наблюдавшие за этим, конечно же, знали, что это та самая персона, которую сейчас так часто на досуге обсуждали в кулуарах. Уже одно то, что тайные агенты открыто охраняли его, демонстрировало, какую важную должность в Палате занимал Фань Сянь.

Раз сегодняшнюю аудиенцию перед императором пригласили послушать Фань Сяня, чиновники сразу поняли, что за вопрос будет обсуждаться, и невольно оживились. Некоторые из них, поддерживающие хорошие отношения с семейством Фань, подошли к Фань Сяню, обменялись с ним приветствиями, посетовали, что опять похолодало, и снова отошли поближе к воротам.

Сейчас на площади по обе стороны от дороги, ведущей во дворец, стояло всего лишь пять-шесть чиновников в тёмно-красных одеждах, а Фань Сянь был облачён в чёрное, как и должно служащему Контрольной палаты. Две группы стояли друг напротив друга и смотрели сквозь собравшихся на городские стены вдали, словно не замечая людей перед собой.

Эти чиновники в тёмно-красных одеждах и были теми самыми служащими Цензората, подавшими жалобу на Фань Сяня. Фань Сянь ледяным взглядом посмотрел на них и тихо сказал:

— На вид мало чем отличаются от свиней. Такие хари — и вдруг честные сановники?

Дэн Цзыюэ рядом ответил тихим голосом:

— Первый отдел несколько дней проводил расследование и ничего на них не нашёл. Господин, все эти цензоры из бедных семей больше всего дорожат своей репутацией. Это единственное, на что они могут опереться. Даже когда семья жениха присылает в подарок невесте лепёшки, сторож принимает их с оглядкой. Очень сложно в чём-либо их уличить.

Фань Сянь нахмурился и вздохнул:

— Когда чиновники не жадные, в Поднебесной проблемы стократные.

Дэн Цзыюэ горько улыбнулся и подумал, что умные речи господина преемника слишком уж вздорные.

Цензоры ледяными взглядами смотрели на Фань Сяня, и в их глазах не было ни капли страха. Фань Сянь знал, что они действительно не боятся его, и с горькой улыбкой думал, что если все чиновники перестанут быть жадными, то зачем тогда будет нужна Контрольная палата? Ему противостояли императорские обличители, не мог же он отправить своих подчинённых тайно убить их? В таком случае, как бы хорошо ни был расположен к нему император, результатом для него стало бы вынужденное возвращение в Даньчжоу.

Фань Сянь понимал, что сложнее всего иметь дело с честными чиновниками, и он верил в профессиональные способности первого отдела. Эти люди напротив наверняка действительно были честными. И ещё лучше он понимал, какой ужасающей катастрофой могло обернуться дело, если честные чиновники всей толпой рьяно пытались стать твоими врагами! После этой мысли он невольно преисполнился уважения к своей молодой и прекрасной матушке, которая могла побудить к действию этих не прогнивших и не жадных честных чиновников; она действительно умела с ними обращаться.

Фань Сянь тайком вздохнул, и ему было невдомёк, что эти цензоры, глядя на господина преемника, тоже в душе непрерывно вздыхали.

Поведение Фань Сяня в последний месяц или даже больше очевидно продемонстрировало, какие качества он скрывает за маской бога поэзии: алчность и зачатки ловкого всесильного сановника. Доказательств эти люди собрали предостаточно, так почему император бездействует? Они ни капли не волновались, что император из-за желания выгородить Фань Сяня строго накажет их. С одной стороны, они твёрдо верили в мудрость императора, а с другой — что важно в профессии цензора? Умение стойко придерживаться моральных принципов, умение прямо в лицо порицать вышестоящего по статусу. Даже если за это казнят, что с того? Зато удастся прославиться несгибаемой честностью в памяти современников и потомков.

Однако цензорам и правда последние несколько дней жилось так себе. Во-первых, попытка найти сторонников при дворе не увенчалась успехом: к какому бы чиновнику из какой бы управы они ни обращались, когда их выслушивали, то всегда вели себя очень любезно, но ни в какую не соглашались добавить своё имя в жалобу на Фань Сяня. Во-вторых, общественное мнение среди служащих и простого люда тоже не всколыхнулось. Все эти талантливые люди, которые в былые времена в людных местах активно критиковали политику двора, как только слышали, что обвиняют Фань Сяня, сразу качали головой и отказывались верить.

Но больше всего раздражала цензоров позиция молодых учащихся Тайсюэ. Ходивший к ним позавчера цензор хотел сагитировать их, но оказался выгнан взашей. Ему просто никто не поверил. Бог поэзии, человек, принявший наследие Чжуан Моханя, сын министра финансов, кумир просвещённой молодёжи, идеальный возлюбленный в мечтах многих девушек разве может оказаться настолько аморальным, чтобы выгадывать какие-то смешные крохи?

— Тринадцать тысяч четыреста лян — это крохи?

Возможно, цензоры и правда привыкли к бедности, поэтому это казалось им совершенно непостижимым.

В это время промчался порыв ветерка, который немного взбодрил ожидающих аудиенции и собравшихся у ворот дворца чиновников. Выражения на их лицах тут же изменились, когда они увидели, как лучи утреннего солнца заслонила набежавшая дождевая туча. Они тут же поспешили спрятаться в туннель ворот. Охрана у ворот и дворцовые служащие не посмели воспрепятствовать этим высокопоставленным господам — нельзя же было заставлять их мокнуть под дождём.

Осенняя погода в столице очень переменчива, после ветра идёт дождь. Стоило дождику полить и слегка увлажнить землю, как почти сразу мощённые серым камнем дороги намокли и поменяли цвет на глубокий чёрный.

Сейчас перед дворцом остались стоять лишь Фань Сянь со своими людьми и группа цензоров. Дождь капал на них, но они не обращали на это никакого внимания. Фань Сянь прищурился и посмотрел на цензоров, а потом вдруг сказал:

— Цензор Лай, идите, спрячьтесь от дождя.

Он обратился к левому главному цензору, сановнику основного третьего ранга Лай Минчэну. Цензор Лай холодно посмотрел на него и ответил:

— Господин Фань стоит под дождём не потому ли, что надеется смыть с себя вину и очиститься? — Цензор Лай уважительно сложил руки: — Сегодня перед государем я обязательно обличу господина Фаня и призову его к ответу!

Фань Сянь слегка поднял бровь, про себя подумав, что этот цензор мнит себя светочем праведности, улыбнулся и, уважительно сложив руки, ответил:

— Правда? Только непонятно, если действительно кто-то из родственников императора нарушит закон, будет ли господин Лай так же преисполнен доблести, как сегодня.

Левый главный цензор так разозлился, что не хотел больше ничего говорить, а лишь встряхнул рукавом и направился к воротам дворца. Остальные цензоры за его спиной остались стоять на коленях под дождём!

— Играем в постоять на коленях перед дворцом? — Фань Сяню было жалко этих людей, но смотреть на них казалось смешным. Он вздохнул: — Всю жизнь посвятить, чтобы честь сохранить, даже не знаю, ради чего вас только держат при дворе.

Несколько стоящих на коленях под дождём цензоров обратили на него гневные взгляды.

Фань Сянь проигнорировал их и поднял капюшон, потом улыбнулся и сказал:

— Я — чёрный; как меня ни мой, всё равно чёрный. А вы — красные; дождик вас омыл, и сразу почернели.

Капли скользили по его одеждам служащего Контрольной палаты и скатывались вниз: лотосовый плащ не пропускал воду, чёрный цвет его всё так же оставался мрачно чёрным.

А после того, как дождь промочил тёмно-красные одежды цензоров, их цвет постепенно потемнел и приблизился к чёрному.

Цензоры наклонили головы, чтобы посмотреть на свою одежду; вода хлестала их по лицам, но они упорно продолжали молчать, не желая больше ничего говорить.

***

После того как обсуждение всех важных политических вопросов завершилось, император словно бы только что увидел левого главного цензора Лай Минчэна и преемника Палаты Фань Сяня. Он немного раздражённо нахмурился и, велев евнуху позвать этих двоих, холодно сказал:

— Давайте, выскажитесь при всех присутствующих.

Цензор Лай поправил одежду и громко произнёс:

— Всё, что я хотел сказать, уже изложено в обличительном докладе. Государь, поскорее расследуйте это дело, очистите ряды придворных и успокойте народный гнев!

Император повернулся к Фань Сяню:

— Почему от тебя до сих пор не поступило оправдательной записки?

Фань Сянь почтительно склонился в поклоне:

— Я не написал её.

Император разгневался:

— Какое нахальство! Все чиновники Цензората подали на тебя совместную жалобу, а ты настолько заносчиво это игнорируешь! Первый раз такое вижу. Пусть твоя семья давно верна мне, а ты в этом году добился заслуг и прославился, не думай, что у меня рука не поднимется наказать тебя!

Фань Сянь знал, что император гневается потому, что он всё это время хранил молчание и заставил императора самого разбираться с этим вопросом, поэтому признал вину:

— Я правда не знаю, как писать оправдательную записку… Я признаю, что виновен в этом.

Лицо императора после этих слов немного прояснилось, и он сказал:

— Помню, когда ты впервые пришёл ко двору, Фань Цзянь был слишком занят, а Чэнь Пинпин, этот старый пройдоха, тоже не стал бы тебя учить подобному, поэтому на этот раз прощаю тебя. Сегодня я позвал тебя во дворец, чтобы услышать твои оправдания перед собранием гражданских и военных чиновников.

По лицу Фань Сяня было видно, что он в затруднении. Прошло довольно много времени, прежде чем он робко сказал:

— Я… правда не знаю, как оправдываться.

Лицо государя тут же потемнело и он отчеканил:

— Значит, ты признаёшь себя виновным?

Фань Сянь внезапно вскинул голову и с горечью воскликнул:

— Слава государю, я не виноват, я отвечаю! Я не оправдываюсь потому, что обвинения Цензората абсурдны и безосновательны. Я совсем не в курсе дела; не знаю, кто причастен к так называемому взяточничеству и нарушению закона, поэтому понятия не имею, как мне оправдываться.