Радость жизни Глава 22. Дневной головорез тёмной ночью

В повозке было темно. Молодой человек чуть улыбался уголками губ, и в этой улыбке было какое-то искреннее выражение неискренности, какая-то застенчивость, не подобающая мужчине. Лёгкий разлёт бровей производил естественное впечатление благородной древности, словно на фресках в храме Цин.

— Я не понимаю. — В улыбке молодого человека появилась тень беспокойства. — Я не понимаю многого, например, зачем ему понадобилось проверять меня. Неужто он не знает, что я им действительно восхищаюсь?

Он слегка помял в пальцах висящий на поясе мешочек, втянул носом расходящийся от него аромат сирени и осторожно опёрся головой на обитую мягким стенку повозки, полузакрыв глаза:

— Это вполне естественно, что я восхищаюсь им. Отец привык жить мечом, так почему же он столь дорожит репутацией своей кисти?

Никто не смел ему ответить — никто не имел такой возможности. Поэтому благородный юноша всё дальше погружался в абсурдное ощущение нереальности.

— Почему?

— Почему?

Застенчивая улыбка постепенно сошла с его лица. Он осторожно отпустил ароматный мешочек вынул пальцы из пакетика, поднёс пальцы к носу и потёр ими, словно желая сберечь весь оставшийся на кончиках пальцев запах.

— Это бессмысленно.

— Но ничего не поделаешь. — Молодой человек вздохнул, повернув голову, глянул на лежащую рядом с ним гроздь зелёного винограда и, вдруг вытянув руку, схватил её и без всяких эмоций выбросил. — Отец очень любит его.

— Больше, чем меня.

Он улыбнулся, нервно дёрнув уголками рта, думая о наследном принце и тёте в Синьяне, затем махнул и сказал раболепно склонившемуся перед ним цензору:

— Заключаем мир.

Цензор Хэ Цзунвэй не был задействован в недавних событиях. Он изумлённо поднял голову, но увидел лишь выражение скуки в глазах второго принца и надолго замолчал.

***

Естественно, новость о том, что императорских цензоров избили так, что плоть отошла от костей и потекла кровь, стала самой сенсационной в столице за последнее время. Свежий выпуск дворцовой газеты упоминал об этом вскользь, а вот в правительственном вестнике ситуация описывалась в подробностях.

Все поняли, что так император снова подчеркнул могущество Контрольной палаты и — ещё более очевидно — своё покровительство молодому человеку по имени Фань Сянь.

Ему позволено сидеть в императорском кабинете, ему дарован пост в Контрольной палате, а цензоров, которые его обвинили, император приказал избить, чтобы восстановить его репутацию. Имя Фань Сяня, до сих пор ослепительно сиявшее золотом, теперь приобрело толстую чёрную кайму, так что большинство чиновников уже не смели открыто противостоять ему.

Поговаривали, что, когда наказывали цензоров, молодой преемник главы Контрольной палаты стоял на коленях перед императорским кабинетом и, невзирая на прошлые обиды, умолял прекратить избиение, и только благодаря его заступничеству цензоры смогли выжить. Евнух Хоу, который руководил наказанием, также проболтался, что цензоров не забили до смерти именно по тайной просьбе господина Фаня.

Внешне Фань Сянь не стал превращать это в любезность Цензорату. Он молчал о наказании во дворце, и такое отношение, наоборот, принесло ему больше понимания и поддержки — в конце концов, именно он спас жизни этим бедным цензорам. А и без того тайно стоящие на его стороне столичные учёные и ученики Тайсюэ удостоверились, что не ошиблись в своём выборе.

Жители государства Цин всегда думали, что Контрольная палата — псы императора. Однако после этого инцидента — возможно, потому, что репутация гения поэзии Фань Сяня слишком ослепляла, — люди постепенно научились смелее смотреть на эту вечно сокрытую во тьме организацию. Что же до Контрольной палаты… по крайней мере, имидж первого отдела начал постепенно меняться. Не то чтобы не существовало градаций между тенью и светом; кроме того, допускалось, что в обеих сторонах — справедливости и порока — есть своя особая прелесть.

Полумрак и молчание — вот что такое Контрольная палата.

***

До праздника любования хризантемами во дворце оставалось ещё несколько дней. Склонив набок голову, Фань Сянь сидел во дворе своего дома, гадая, что же такое вышивает Вань’эр, и одновременно соображая, чем же в последнее время развлекается этот мелкий негодник Фань Сычжэ. Ещё иногда его посещала мысль, а сохранилась ли та застенчивая улыбка на губах второго принца, так похожего на него самого.

Вспомнив об этом, Фань Сянь ощутил недовольство. Застенчивость? Невинность? Это его собственные фишки! Внезапно обнаружив, что такими же чертами обладает и человек более высокого происхождения, в глубине души он забеспокоился.

— Молодой хозяин, — уважительно произнёс Тэн Цзыцзин, — как вы и желали, барышня Шэнь переехала в поместье.

Фань Сянь кивнул и спросил:

— Она вела себя как-то необычно в последние дни?

Тэн Цзыцзин ответил:

— Не считая подавленного настроения, ничего особенного.

Фань Сянь покивал, медленно прикрыл глаза и приказал:

— Отправь сообщение от моего имени, пригласи к нам на обед старшего и младшего господина Яня.

— Сообщить хозяину? — осторожно спросил Тэн Цзыцзин, взглянув на него.

Фань Сянь рассмеялся.

— Естественно. Если отец узнает, что может пообедать с Янь Жохаем, должно быть, немало обрадуется.

Тэн Цзыцзин в ответ поклонился и, не удержавшись, добавил:

— Тот цензор по имени Хэ Цзунвэй снова явился. Молодой хозяин, вы так и не принимаете?

Фань Сянь открыл глаза, и было не понять, что в них за выражение. Конечно, он знал Хэ Цзунвэя. Когда он впервые прибыл в столицу, то познакомился с ним в «Каменном домике». Тогда этот столичный учёный был подчинённым Го Баокуня, единственного сына Го Ючжи, министра церемоний, однако не пренебрёг возможностью познакомиться и с ним. Тогда он казался книжником, отчаянно рвущимся к власти.

Фань Сянь хорошо представлял тайные обстоятельства того, почему он теперь стал цензором. Он знал, что в последнее время тот каждый день приходил к нему на поклон от имени высокородного хозяина. Ведь Фань Сянь сейчас избегал даже Ли Хунчэна, и, наверное, второй принц тоже немного встревожился.

— Приму.

Фань Сянь махнул рукой и встал. Во дворе было почти всё готово. После встречи с противником и демонстрации своего отношения нельзя будет считать, что война начата без объявления.

***

После долгой прогулки по саду Фань Сянь с некоторым раздражением отправился в переднюю усадьбу. Вспомнив ту ночь, когда он вернулся из Северной Ци, он подумал: «Зачем я тогда бежал так быстро?» Возможно, он действительно беспокоился, что сестра сбежит из дома, а жена наставит ему рога?

Придумав эту шутку, Фань Сянь заметил, что гравийной дорожки между осенними деревьями осталось уже немного. Когда он дошёл до кабинета в передней усадьбе, цензор по имени Хэ Цзунвэй уже сидел там.

Увидев Фань Сяня, Хэ Цзунвэй быстро вскочил и поклонился, сложив руки.

— Приветствую господина Фаня.

Фань Сянь махнул рукой со словами:

— Мы не в первый раз встречаемся, зачем эти церемонии?

Так и было. В конце прошлой весны Хэ Цзунвэй часто посещал поместье Фань, возможно желая пойти их путём. Но он никак не ожидал, что Фань Сянь уже разглядел в его глазах следы мыслей о Жожо. Кроме того, Фань Сяню очень не нравился его чрезвычайно скрытный характер, поэтому он весьма ловко установил ограничения.

Придя несколько раз и не получив никакого внимания, Хэ Цзунвэй отступился. Однако этот знаменитый столичный учёный, естественно, был знаком людям в поместье Фань.

Увидев, что в кабинете нет посторонних, Хэ Цзунвэй прямо заявил:

— Я здесь из-за недавнего дела.

— Недавнего дела? — Фань Сянь произнёс только эти два слова и замолчал. Приподняв брови, он с лёгким интересом посмотрел в лицо Хэ Цзунвэю, но затем взмахнул рукой, не позволяя собеседнику говорить дальше.

У Хэ Цзунвэя было смуглое лицо, и с первого взгляда можно было понять, что его детство прошло в бедности. Однако годы жизни в столице и шестимесячная обкатка в среде чиновников принесли ему степенность и чуточку высокомерия, редким учёным несвойственного.

В особенности же необычайно ясный взгляд и ни капли не нарочитое выражение честности на лице заставляли любого ощутить прилив дружелюбия. Но в глазах Фань Сяня было лишь высочайшее презрение.

— А что произошло недавно? — прищурившись, спросил Фань Сянь с улыбкой. — Я не очень помню.

Хэ Цзунвэй не зря был последователем второго принца. Он слегка улыбнулся, и разве кто-то мог усомниться в искренности, что проявилась на его смуглом лице?

— Ничего не произошло, я оговорился. Я лишь принёс вам от второго принца коробку превосходного чая из Юньушань.

Фань Сянь посмотрел на вроде бы обычную коробку и промолчал. Он знал, что если примет этот подарок, то в недавнем происшествии с цензорами они будут в расчёте. По мнению второго принца, Фань Сянь, возможно, не понёс никакого ущерба — напротив, ему во многом воздали должное, наказав цензоров палками перед дворцом, поэтому он готов завершить дело миром.

— Господин Хэ оговорился, но я вспомнил кое-что из недавних событий. — Фань Сянь с улыбкой посмотрел на Хэ Цзунвэя.

У Хэ Цзунвэя вздрогнуло сердце: он подумал, отчего же этот молодой и красивый господин Фань, который, едва прибыв в столицу, прославился своим блестящим талантом, обликом и манерами настолько похож на его высочество второго принца?

— Что же это, господин Фань? — На душе у Хэ Цзунвэя было неспокойно.

Фань Сянь взглянул на него холодно.

— Весной я покинул столицу и отправился в Северную Ци. Вернувшись через несколько месяцев, я обнаружил, что дела тут сильно изменились, даже мой тесть был вынужден уйти на покой.

Хэ Цзунвэй словно ощутил горечь на языке: он не произнёс ни слова, понимая, что наконец случилось то, чего он больше всего боялся.

Фань Сянь тихо спросил:

— Господин Хэ, вы, должно быть, знаете, кто такой У Боань?

Хэ Цзунвэй взял себя в руки.

— Он был советником в семье бывшего премьер-министра.

Фань Сянь приподнял брови.

— Господин Хэ, вы действительно помните старую дружбу. Этой весной вы привезли в столицу вдову У Боаня. Интересно, где сейчас госпожа У?

Хэ Цзунвэй стиснул зубы, встал, поклонился и произнёс умоляюще:

— Господин Фань, я тогда был убит горем из-за смерти старого друга семьи Го, поэтому набрался смелости привезти госпожу У в столицу. Верно, отставка премьер-министра неразрывно связана с этими моими действиями, но это касается законов государства Цин. Я больше не могу это скрывать, надеюсь, вы поймёте. — Естественно, он не ожидал, что Фань Сянь спустит ему это, но, полагаясь на свои хорошие отношения со вторым принцем, он непреклонно добавил: — Вы можете обвинять меня, господин Фань, но второй принц относится к вам со всей искренностью, надеюсь, вы не откажетесь.

Фань Сянь взглянул на него и спокойно ответил:

— Я как чиновник императорского двора, естественно, не буду никого обвинять. Однако я всего лишь обычный человек и всегда буду помнить какие-то личные обиды.

Хэ Цзунвэй взглянул на него с ненавистью, понимая, что сегодняшние мирные переговоры уже превратились в одну видимость. Он подумал, что, хотя отставка премьер-министра и связана с ним, это был его долг как подданного государства Цин. Он схитрил, ну так и что? Разве вы оба, что тесть, что зять, так не поступаете? Тут он встал, поклонился и собрался уже развернуться и уйти.

Фань Сянь взглянул на него с отвращением и внезапно сделал движение, совершенно не подобающее его статусу. Он шагнул вперёд и пнул его ногой в зад!

С тихим звуком Хэ Цзунвэй молча и неловко свалился на землю.

Хэ Цзунвэй всё же был известной личностью в столице, а теперь ещё и цензором. В гневе он вскочил, указал на Фань Сяня и закричал:

— Ты… ты… Как ты смеешь бить меня!

Фань Сянь сжал кулак и сказал:

— Ударил, ну и что? Раз ты пришёл в мой дом напрашиваться на побои, я, естественно, удовлетворю тебя.

Тут его удары посыпались градом. Пусть до смерти он забить противника и не осмелился, но всё равно избил как собаку.

Не смея задерживаться дольше, Хэ Цзунвэй, обхватив руками ноющую голову, вспомнил, что господин Фань в начале своей карьеры был известен как «ночной головорез», и без оглядки рванул к выходу. Однако не успел он покинуть кабинет, как получил ещё один пинок от Фань Сяня, и вдогонку в него полетела коробка чая.

***

Фань Сянь посмотрел на его жалкую фигуру и почувствовал себя немного лучше. Он опустил голову, сплюнул и выругался:

— Ты тайно уничтожил моего тестя и пришёл ко мне просить мира. Твою ж мать, разве это не всё равно что напрашиваться на побои?

Тэн Цзыцзин подскочил сбоку и сказал с ухмылкой:

— Молодой хозяин, если об этом узнают, боюсь, хозяин будет недоволен.

Фань Сянь пожал плечами.

— Я просто избил собаку, что лаяла. Это не касается его господина.

Кстати, несколько месяцев назад, когда Фань Сянь всё ещё был на севере, он получил правительственный вестник из Палаты и узнал всё в деталях об отставке премьер-министра, его собственного тестя. А благодаря помощи покойного Сяо Эня он смог точнее судить об этом случае.

У Боань был советником, которого старшая принцесса подсунула премьер-министру. Прошлым летом он убедил второго сына семьи Линь вступить в сговор с Северной Ци и убить Фань Сяня на улице Нюланьцзе. Кто бы мог подумать, что У Боань будет жестоко убит в виноградной беседке. Из-за этого дела подручные премьер-министра в Шаньдуне замучили до смерти сына У Боаня. Фань Сянь, естественно, до сих пор не знал, что всё это было делом рук Юань Хундао, самого глубоко спрятанного агента Чэнь Пинпина.

Однако Синьян организовал переезд жены У Боаня в столицу. Благодаря Хэ Цзунвэю она ловко вошла в дом старого цензора и стала подавать жалобы императору.

На самом деле свержению премьер-министра Линя способствовало совершенно необоснованное убийство.

На широкой столичной улице столицы кто-то попытался убить жену У Боаня, словно это люди премьер-министра хотели заставить её замолчать, но по счастливой случайности её спасли второй принц и принц Цзин.

Дело дошло до дворца, и премьер-министру Линь Жофу не оставалось ничего, кроме как принять тайную сделку и удручённо покинуть столицу.

Именно из отчётов агентов Палаты, сопровождавших его в пути, Фань Сянь начал подозревать, какую роль сыграли тут второй принц и принц Цзин. И именно с этого дня он начал задумываться о реальных отношениях между вторым принцем и старшей принцессой из Синьяна.

Каждый раз, глядя на Дабао, Фань Сянь вспоминал о тесте, вернувшемся в родные края. Никакого официального дела тут не было, была всего лишь личная обида между Фань Сянем и вторым принцем. Хотя за этим стояли ещё кое-какие глубинные мысли Фань Сяня, но будучи зятем, он должен был поквитаться только за это.

***

Фань Сянь помассировал кулак, повращал запястьем и, ощутив, как настроение заметно улучшилось, развернулся и отправился обратно в заднее имение. По дороге он отдал наказ Тэн Цзыцзину:

— Не говори об этом отцу, наверняка Хэ Цзунвэй тоже постесняется кому-то рассказать.

Когда он вернулся, Вань’эр продолжала кропотливо вышивать. Полюбовавшись на жену, Фань Сянь улыбнулся и вошёл в дом.

***

Конечно, Хэ Цзунвэй постеснялся рассказать о том, что его побили, но второй принц всё равно как-то узнал об этом и ещё больше начал удивляться, откуда у Фань Сяня столько нахальства и что служит для этого опорой. Хотя казалось, что второй принц при дворе не располагает какими-то особыми силами, но на самом деле при помощи старшей принцессы из Синьяна он уже успел заполучить верность немалого числа чиновников, поэтому не воспринимал Фань Сяня слишком серьёзно.

Но если так подумать, этот Фань Сянь… очевидно большой литературный талант, с чего это он вдруг обратился в нахального подданного-грубияна? Неужели Контрольная палата настолько сильно меняла людей?

Однако второй принц полагал, что со стороны Фань Сяня это самое большее, упрямый каприз, и не собирался при таких обстоятельствах снисходить до личного визита. Решив, что, спустив пар и побив Хэ Цзунвэя, Фань Сянь успокоится, второй принц просто написал письмо в Синьян и больше не тревожился по этому поводу.

***

В Синьяне в прекрасном выездном дворце необыкновенной красоты старые деревья неспешно и молчаливо роняли чуть пожелтевшие листья, которые кружили среди белых пологов лёгкого тюля. Листик мягко опустился на протянутую нежную руку. На этой руке практически не просматривались вены, они как бы крались под поверхностью белоснежной кожи, словно прожилки на нефритовом камне.

Покинувшая столицу год назад старшая принцесса Ли Юньжуй зевнула с видом наивной девушки и выпустила листик из ладони. Она подпёрла рукой подбородок, томно повела взглядом и сказала:

— Господин Юань, а вы что думаете?

Юань Хундао, предавший премьер-министра Линь Жофу, ныне нашёл убежище в Синьяне на должности советника. Без какого-либо выражения на лице, но с намёком на лёгкую панику во взгляде, он ответил:

— Второй принц — баловень судьбы, он невольно слишком недооценивает противника.

Старшая принцесса хихикнула:

— Этот Фань Сянь просто мальчишка. Считая его противником, не слишком ли господин Юань осторожничает?

Юань Хундао с горькой улыбкой ответил:

— Ваш зять человек непростой. В Северной Ци хотя у него не обошлось без оплошностей, но и превосходные планы старшей принцессы тоже не все осуществились. Постоянно балансируя между различными силами, ему удалось, не пачкая своих рук кровью, войти в тайный альянс с императором и устранить Шэнь Чжуна, использовав для этого Шаншань Ху. Разве к такому человеку применимо слово «безрассудный»? К тому же ваш зять — гений поэзии, человек с таким изысканным умом. Боюсь, по сравнению с обычным людьми мыслит куда более изощрённо.

Полулежавшая на парчовой кушетке старшая принцесса вздохнула и, медленно приподнявшись, села ровно. Дорогие одежды не скрывали заднюю часть белоснежной шеи, которая теперь открылась взору — пленящая и изящная, словно у лебедя.

— Этот юнец не смог спасти Сяо Эня, и ладно, но напоследок ещё и погубил Шэнь Чжуна. Семья Цуй теперь постоянно жалуется: место главы контрразведки стражи в парчовых одеждах до сих пор не занято, а без главы никто не решается брать на себя ответственность, поэтому все каналы продажи товара оборвались.

Всё это время неподвижно стоявший рядом доверенный старшей принцессы Хуан И почтительно сказал:

— Сейчас идут переговоры со вдовствующей императрицей Северной Ци, но молодой император там последнее время совсем заупрямился, ни в какую не желает соглашаться назначить на должность главы контрразведки кандидата от вдовствующей императрицы хоу Чаннина.

Старшая принцесса холодно усмехнулась:

— Эта старая кошёлка в Северной Ци и впрямь глупа, достаточно было выбрать любого не привлекающего внимания человека из своих доверенных людей — и дело в шляпе. Но ей обязательно понадобилось выдвигать на должность своего младшего брата, неужели думает, что её сын совсем дурачок?

Юань Хундао решил вернуть разговор к изначальной теме:

— Пока не будем касаться дел Северной Ци. Даже не знаю, как будет развиваться ситуация в нашей столице.

Хуан И всегда был недоволен той скоростью, с которой прибывший в Синьян не так давно Юань Хундао завоевал доверие старшей принцессы, и постоянно подавлял возникшую в глубине души лёгкую ревность:

— После небольших потрясений в столице должно всё успокоиться. Думаю, император не желает, чтобы между лично назначенным им на пост преемника главы Контрольной палаты Фань Сянем и его родным сыном возникла непримиримая вражда.

Юань Хундао усмехнулся:

— Что на уме у императора, я предсказать не возьмусь, но точно знаю, что этот молодой господин Фань не согласится терпеть убытки. В этот раз Цензорат всем составом подал на него жалобу — не для того ли, чтобы предупредить, что есть вещи, которых ему касаться не следует? Но кто знал, что император настолько благоволит ему? Репутация Фань Сяня пострадала, и в этот раз он, конечно, найдёт способ поквитаться и восстановить её.

Не обращая внимания на выражение лица Юань Хундао, Хуан И возразил:

— Неужто вы думаете, что Фань Сянь осмелится ещё сильнее раздуть это дело?

И тут старшая принцесса решила с улыбкой вмешаться:

— Господин Юань верно заметил, в этот раз мне не следовало поспешно отправлять Цензорат жаловаться на этого мальчишку. Надо признать, что характер у него упрямый до крайности. — Она вдруг прикрыла ладошкой рот и рассмеялась: — Хуан И, не говори так больше, мой зять… действительно любит раздувать скандалы. Старик Фань Цзянь назвал сына Аньчжи — как чувствовал, что в будущем он вечно никак не успокоится.

Её смех вдруг придал особое очарование атмосфере выездного дворца, её взгляд оживился, брови кокетливо изогнулись, словно осенней порой прошёл лёгкий дождик и напитал влагой всё вокруг. От этого Хуан И застыл на месте и на время потерял дар речи; даже Юань Хундао невольно немного отвлёкся.

— Сдаётся мне, что мой зятёк снова ещё укусит второго принца. — Старшая принцесса с улыбкой отдала распоряжения: — Напишите второму принцу, чтобы он просил мира. Сколько бы ему ни пришлось пострадать, всё равно необходимо примириться.

Хотя речи этой самой прекрасной женщины Цин и звучали мягко, но содержащееся в них могущество никто не смел оспаривать. Хуан И хотел было что-то сказать, но промолчал, лишь, не удержавшись, покачав головой.

Старшая принцесса сладко улыбнулась:

— Матушка в письме зовёт меня праздновать Новый год во дворец. Подождём, подождём возвращения в столицу, тогда-то мы с моим зятем и позабавимся.

***

А тем временем в столице Цин под покровом осенней ночи начали действовать тайные агенты первого отдела Контрольной палаты.

Императорский астроном — это ничем не примечательная должность, но при определённых условиях, например, во время метеоритных дождей или затмений, он отвечает за то, чтобы разъяснить значение предзнаменований императору, а эти разъяснения порой могут привести к очень серьёзным последствиям.

Астроном был человеком второго принца, но не успели его использовать в деле, как он уже оказался в пасти самых знаменитых в Цин чёрных псов.

На улице Чанцзэ несколько раз раздался свист, более десятка одетых в чёрное людей, словно ночные демоны, запрыгнули в имение императорского астронома. К тому момента когда охрана имения опомнилась, эти люди в чёрном уже успели скрутить их хозяина в голубец.

И эти ночные бандиты не ушли, а наоборот зажгли во дворе огни.

При полной иллюминации охрана разглядела получше чёрные одежды пришедших и уже не посмела оказывать сопротивление.

Одетый во всё чёрное Му Те лично руководил операцией и, холодно глядя на слуг и хозяев имения астронома, отчётливо объявил:

— Контрольная палата расследует дело по высочайшему указу.

После этих слов служащие первого отдела вытащили астронома за ворота, запихнули в повозку — и в мгновение ока растворились в темноте глубокой ночи. В имении начали раздаваться рыдания и стенания, а огни медленно погасли.