Цзюнь Цзюлин Глава 224

Цзюнь Цзюлин.

Глава 225.

Хотя никто не произнес ни слова, атмосфера в камере изменилась.

Старая Фан была сердита, старушка немного нервничала, и судья округа Ли, который изначально притворялся мертвым и безразличным, тоже нервничал.

Все присутствующие здесь чиновники это тоже почувствовали.

Очевидно, гора Фуниу - это место в округе Дунпин. Есть ли что-то уникальное в том месте? И почему и истец, и обвиняемый, и жертва жертв так нервничают?

«Откуда ты знаешь об этом?» - в камере послышались сразу два голоса, это была пожилая дама и сам судья округа Ли.

Этот вопрос был задан одновременно, и это производило еще более странное впечатление.

Фан Чэнъюй произнес только название этого места, возможно, Ли Синь, который участвовал в чем-то плохом, был удивлен, но и старая леди была удивлена тому, что ее внук узнал об этом.

Разве это не тот случай, когда Фань Чэнью не должен был знать этого?

Что это такое? Присутствующие официальные лица также несколько любопытны.

Что могла видеть гора Фуниу?

«Чэнью, ты...» - Миссис Фан не выдержала, и встала, она выглядела обеспокоенной.

«Те сведения, которые я выяснил, не относятся к Ван Цзяну!» - Чэнь успокаивающе посмотрел на старушку Фан Чэнью. Это было не для того, чтобы поговорить об этих событиях со старой леди, он сказал это для окружного судьи Ли.

«Я думаю, что все вещи в этом мире горизонтальны, но не в этом причина. Для всего есть определенные причины и следствия из них, так что это очень просто выяснить. У тебя должны были быть отношения с нашей семьей. Я проверил всю информацию о вас и ваших родственниках. Я тоже проверил весь округ Дунпин, я даже просмотрел один странный сборник стихов, а потом нашел там одно стихотворение!»

«Это стихотворение написано ученым из округа Дунпин. Но писать стихи никому не запрещено. Нет необходимости повторять это. Но, что меня привлекло, так это маленькая надпись под этим стихотворением. Это подписанный протокол окружным судьей Цао Цзуньен, дата: 􀁽 пять года и десятого сентября

Тогда Нюшаньси взошел на трон, и там были друзья Ван Цицин, Хуан Е и Ли Сяньхун.

Фан Чэнъюй сказал это, и посмотрел в это время на Ли Сяньлиня: « Разве ты не говорил, что Ли Дарен, это то же твое имя?»

Оказалось, что из этой подписи под стихотворением следует доказательство того, что Ли Сяньхун уже находился в округе Дунпин. Присутствующие были слегка удивлены и немного тронуты такой кропотливой работой молодого человека.

Легко это сказать, но можно себе представить, как трудно было все это сделать.

И, похоже, что этот худощавый подросток оказался очень энергичным.

Ли Сянь на мгновение застыл, а его глаза стали пепельными.

«И что из этого?» - спросил он: «Что случилось из того, что я побывал в то время на горе Фуниу? Вы также сказали, что я написал в стихотворении, что путешествую с людьми, которые тоже поддерживают отношения с вашей семьей. Означает ли это, что случилось несчастье именно в тот же день? Неужели, все люди, которые путешествовали вместе в тот день, навредили вашей семье?»

Да, но что случилось на горе Фуниу?

Самый главный вопрос, что случилось с горой Фуниу в тот день?

Слушая смысл слов Фан Чэньюя, семья Фана, должно быть, была в тот день на горе Фуню, и то, что произошло, видел Ли Сяньлин, он был свидетелем, что и привело к причине и следствию.

Что может заставить человека планировать приносить себя в жертву в течение десятилетий?

Все присутствующие люди сосредоточили все свое внимание и превратились вслух.

У Ли Каунти в глазах насмешка и презрение, и все еще есть какие-то ожидания, похоже, что от него также ожидают, что он скажет что-то более конкретное.

Пожилая дама немного нервничает, и Ли Сянь тоже в нетерпении делает шаг вперед. Вышивка на одежде Фан Ю, прилегает к ее телу и дрожит, ткань принимает на себя огромное напряжение всех мускулов старой женщины.

Что это? Но почему они все, как жертвы, не могут дать свои показания? Это Фан Юйсю вдруг заронила эту мысль в своем сердце.

В этом легком безмолвном удушье снова зазвенел расслабленный и нежный голос Фан Чэньюя: «Ли Дарен, это слишком мало для тебя? Конечно, нет ничего плохого в том, чтобы отправиться туда, тем более, когда в деле участвуешь не ты, а кто-то другой. Но, все это я сказал не для того, чтобы спрашивать тебя или ждать твоего ответа!»

Это не доказательство? Но почему?

Фан Чэнью закончил говорить, он отступил назад, сделав два шага или три шага, и его голос затих, когда он остановился перед охранником. Он резко бросился к солдату и тепло спросил у него: «Старший брат, ты можешь одолжить свой нож?»

Военный знал порядок и был слегка удивлен, он не мог не взглянуть на присутствующих должностных лиц.

«Юный господин Фан, линчевать нельзя! Это самосуд!» - чиновник больше не мог не напомнить о законе этому странному юноше.

Уважительный ответ Фан Чэньюя был таков, он сказал: «Пусть взрослые не волнуются и почувствуют облегчение, так как малыш знает правила страны и закон!»

Чиновник замолчал и посмотрел на Ма Чанжифу, но тот все еще выглядел как деревянный и просто молчал.

Страж больше не колебался, он вытащил свой поясной нож и протянул молодому человеку. Фан Чэнъюй еще раз поблагодарил его и взял нож. Его манеры элегантны и церемонны, но у него такое маленькое и худощавое тело. Когда он держит это смертоносное оружие в своих руках, это выглядит чрезвычайно неуместно и несколько забавно. И его поза, в которой он держит нож, явно неправильная технически.

«Это первый раз, когда я держу в руках нож!» - вероятно, он тоже понимал, как это выглядит со стороны, и застенчиво объяснял это всем. Однако никого это не волнует, и никого не волнует его объяснение, которое делает его еще больше похожим на ребенка.

Фан Чэнъюй взял нож и направился к судье округа Ли Суню.

«Я только что сказал тебе, что я знаю, что у тебя есть секрет!» - он продолжал говорить и приблизился к нему еще на шаг: «Сейчас я не открою свои доказательства, но я хочу, чтобы вы сами раскрыли свой секрет во всеуслышание!»

Ли Сянь рассмеялся, но его смех оборвался, сразу – же, когда и начался, потому что молодой человек внезапно приставил нож к его шее.

«В разных умных книгах говорится, что у человека крепкие кости и очень твердые, а обещания нужно выполнять, а за смертью следует смерть!» - Фан Чэнъюй продолжил: «Ты знаешь, что я болел столько лет, я не мог учиться, меня никто не видел, поэтому я хочу, чтобы меня наконец все увидели! Ты действительно думаешь, что все это так легко и в этом нет ничего особенного?»

Внешний вид Ли Сяньлин слегка изменился, и присутствующие чиновники также снова нахмурились.

«Вы, наверное, знаете, что это очень скучно, тем более что я так долго болел, поэтому я прочитал много книг, и несколько очень интересных книг, одна из которых о преступниках и методах наказания преступников с древних времен!» - Фан Чэнью засмеялся и продолжил: «Я всегда сомневался в подлинности этих способов, но теперь я, наверное, смогу испробовать это на Ли Дарене!»

Не говоря уже о покалывающем холоде ножа на шее, даже само описание и тон речи молодого человека, как ни странно заставляло Ли Синя чувствовать себя виноватым.

«Кем ты себя возомнил? Кем ты себя возомнил? Ты пришел сюда притворяться и обвинять меня!» - Ли кричал без остановки, и злость исказила черты его лица, до неузнаваемости.

Голос юноши стал еще ниже, и нож молодого человека соскользнул назад, он с трудом удержал его в руке. В камере опять раздался низкий голос, а Ли Сяньлин даже вспотел. Теперь нож терся о его плечо и стену позади него.

«Ты все еще не знаешь, кто мы такие? Что мы можем сделать?» - Фан Чэньюй говорил, приблизившись к его уху, зловеще шепча: «Если кто-то действительно замолвит за тебя слово и может спасти тебя, я уберу мой нож сразу - же! Меня не будет рядом с тобой, Ли Дарен, ты же взрослый человек, не будь таким маленьким ребенком!»

Ли Дарен посмотрел на него, и его лицо изменилось.

Фан Чэнью тоже посмотрел на него и продолжил свою пытку: « Ты знаешь, что я могу это сделать, ты на самом деле знаешь, что эти объятия ужасны, и ты можешь это остановить! В противном случае, все, что ты планировать столько лет рухнет, а жертвой станешь так не осторожно ты сам!»

Губы Ли Дарена задрожали.

«Мне даже уже ничего не нужно знать, я просто хочу сказать одну вещь!» - Фан Чэнью посмотрел на него: «Это все, что ты сделал, ты придумал сам? Или тебя кто-то инструктировал?»

Глаза Ли Дарена начали бегать, а дыхание стало прерывистым.

«Вам нужно только ответить только «да» или «нет»», - голос Фан Чэньюя снова стал громким, он постоянно следовал за взлетами и падениями: «Пока ответ на этот вопрос состоит просто из двух слов, если я его услышу, то ты хорошо проведешь свои последние часы жизни и не будешь сильно страдать!»

Он даже не сказал, что обещает его отпустить.

Такое огромное море ненависти, этот ребенок просто не сможет отпустить его. Они должны убить его и убьют, но есть большие различия в том, как его будут убивать. Целый набор мучительных наказаний или нож, чтобы мгновенно перерезать горло. Это очень жестокое, но и очень доброе условие!

Дыхание в камере было застоявшимся, и взгляд рассеянных глаз Ли Дарена внезапно стал безумным.

«Я должен был сделать это сам. Но почему я не смог этого сделать? Ты можешь это сделать со мной, только потому, что я доверил сделать это другим, а не сделал сам, но самое главное это бессилие, почему я не могу этого изменить?» - он истерически кричал и больше не выглядел жестоким, как - будто его дух, наконец, был вынужден разбиться вдребезги!

Все люди в камере были потрясены.

Но Ли Каунти все еще боролся, и его цепь, которой он был прикован, визжала: «Я просчитался и ошибся, и ваша семья опередила меня на шаг, иначе я бы никогда не смог попасть сюда!» - крикнул он.

Его слова говорили о том, что эта пожилая леди была права, она закричала: «Убей его!»

Голос Ли был прерван, нож в руке Фан Чэньюя был аккуратно прижат к шее Ли Сяньлина, и брызнула кровь. Ли Каунти приказал сам себе замолчать навсегда, и все его остальные слова застряли в горле, его глаза расширились, и он больше не пошевелился.

В камере воцарилась тишина, но ненадолго….