Класс Превосходства Глава 7. Отец и сын, сын и отец

Вступление

---

На этих весенних каникулах, по сравнению с предыдущим годом, было больше дел, с которыми мне нужно разобраться. О большинстве я уже позаботился, осталось одно — но и оно решится в скором будущем. И то это лишь вопрос времени, от меня мало что зависит.

Первое апреля, четыре часа дня. Я переоделся в форму и вышел из общежития, направляясь в школу. Я шел на собеседование с родителями, запланированное на полпятого. Изначально оно должно было быть последним и начаться в пять часов, но во время весенних каникул со мной связалась Чабашира-сенсей и дала знать, что мое собеседование поменяно местами с Коенджи.

Именно о таких изменениях хотел узнавать тот человек.

Между делом, ученикам велено прийти за пятнадцать минут до назначенного времени и ждать в своем классе. Я успею, даже если буду идти прогулочным шагом.

На каждое собеседование отводится по пятнадцать минут, между ними идет тридцатиминутный перерыв.

Мне стало интересно, он правда придет? Я думаю, шансы пятьдесят на пятьдесят, тем не менее пока мне не сообщали об отмене.

«По крайней мере здесь мы никогда больше не встретимся».

Эти слова он адресовал тогда директору Сакаянаги, а не мне, но, по сути, смысл угадывается один: в школе он больше не покажется.

И если он придет на собеседование, что будет противоречить его словам, то должна быть причина. Я предполагал, что Ишигами, который связан с ним, в какой-то момент выйдет со мной на контакт, но до сих пор тот ничего не предпринимал.

— Получается, нет смысла забивать этим голову?

Это дело совсем не имело отношения к школьной жизни, и решится оно, скорее всего, само по себе.

Собеседования с родителями в других школах проводится вроде как в обычных классах, но в нашей, видимо, учитывают конфиденциальность каждой семьи, поэтому проводиться они будут в приемной, консультационной, в кабинете ученического совета и других подобных местах. Для класса Хорикиты выбран кабинет для консультаций, и расположен он не так уж близко от класса.

Пока я ждал, сидя за своей партой в пустом кабинете, мне на телефон пришло сообщение от Чабаширы-сенсей за десять минут до назначенного времени. В нем говорилось о том, что предыдущее собеседование закончилось, и мне нужно подойти к консультационной.

Ну что… пора разобраться с этим собеседованием с родителями.

---

Часть 1

---

Когда я подходил к консультационной, меня заметила Чабашира-сенсей, стоявшая перед дверью.

До собеседования осталось примерно пять минут, а его нигде не видно.

— Отца, смотрю, нет? — спросил я. — Он не придет?

— Не знаю, меня ни о чем таком не уведомляли.

Ответа, на который рассчитывал, я не услышал. Тем не менее очевидно, что он еще не пришел, и Чабашира-сенсей, казалось, слегка волновалась. Скорее всего, ей, как классному руководителю, нужно было заботиться о графике и тому подобном.

Нам ничего не оставалось, кроме как ждать, и пока мы молча смотрели в конец коридора, время тянулось мучительно. Похоже, ей стала невыносима напряженная атмосфера, потому как она переключилась на другую тему:

— По поводу Чиэ… Ты виделся с ней после того случая?

— Нет, я пока даже не пытался связаться с ней.

— Понятно. Я, конечно, знаю, что ученик не должен с таким разбираться, но…

— Проблема решится не сразу, но на весенних каникулах я с этим разберусь, как и говорил на днях.

— Я помню. Но как именно ты с этим разберешься? Чиэ, кажется, твердо решила убрать меня. Я не думаю, что ее можно убедить разговорами.

— Я понимаю причину вашего беспокойства, но если вам так не терпится, может, уйдете с должности классного руководства?

Хошиномия-сенсей будет довольна, если Чабашира-сенсей поднимет белый флаг. Она не станет бросать тень на свою репутацию, как учителя, и следующий год пройдет, вероятно, без конфликтов.

— Нет… Без вариантов. Я обязана присматривать за вашим классом.

— Тогда просто ждите, это важно. Вам нельзя действовать необдуманно, Чабашира-сенсей.

Прямо сейчас ей нужно набраться терпения и храбрости. Она должна осознать, что лучший подход — это молчаливое выжидание.

— Ладно… Но, если что-то произойдет, обратись сразу ко мне.

— Обязательно. Я доверяю вам и полагаюсь на вас.

Эти слова, произнесенные учеником, сделают свое дело.

А теперь… Придет он или нет?

Смотря на конец коридора, я наконец расслышал шаги.

Назначенное время приближалось, и вот он появился, одетый в тот же костюм, что и в прошлом году.

Он должен был заметить нас, но, никак не отреагировав, просто подошел.

— Здравствуйте. Я Чабашира, классный руководитель.

— Я Аянокоджи. Спасибо за прием, — отозвался он с серьезным и строгим выражением лица, после чего мельком посмотрел на меня. — Уже столько времени прошло, Киётака. Рад видеть, что у тебя все в порядке. Как школьная жизнь?

Лишь на мгновение я ошибочно подумал, что он ударился головой, настолько его слова не соответствовали его характеру. Но нет — это была явная игра в отца перед классным руководителем сына.

Если он так этого хочет, что же, подыграю ему, ведь так проще. Пока он рядом, я буду воспринимать его как «отца».

— Нормально. У меня даже появились близкие друзья.

— Ясно. Рад это слышать.

Очевидно, никто из нас не говорил искренне, тем не менее Чабашира-сенсей продолжила:

— Давайте тогда перейдем внутрь.

Она улыбнулась, открыла дверь и пропустила нас в кабинет для консультаций.

Мы сели на стулья, поставленные рядом друг с другом, и Чабашира-сенсей, закрыв дверь, заняла место напротив нас.

— Для начала позвольте кратко рассказать о двух годах жизни в школе Аянокоджи Киётаки-куна и его успеваемости.

Сказав так, она придвинула два экземпляра заранее подготовленных данных обо мне. Отец взял один и принялся изучать. Я также пробежался глазами.

— Пока вы просматриваете документы, я буду пояснять некоторые моменты. Хочу заверить вас, что его поведение и участие в классе является образцовым, проблем с дисциплиной почти не было.

В документах описывались два года моей школьной жизни: оценки за письменные экзамены, результаты в специальных экзаменах; общая оценка школы; сильные и слабые стороны.

— Могу я задать вопрос?

— Конечно. Что вы хотите спросить?

— «ОИС», что это? — Будто нормальный отец, беспокоящийся о сыне, он указал на одну часть в документе.

— Недавно внедренная система в нашей школе. Можно сказать, это упрощенная оценка всех учеников. Мы обновляем данные каждый месяц, числа меняются в зависимости от достижений.

— Интересный подход.

Журнал с детальными оценками по каждому предмету на весь год можно не понять при беглом взгляде. «ОИС» же дает удобное представление о способностях отдельно взятого ученика.

На конец марта мой профиль в «ОИС» выглядит следующим образом.

***

Аянокоджи Киётака

Академические способности — A (87)

Физические способности — B (73)

Социальное взаимодействие — C (54)

Внесенный вклад — B (70)

Общая оценка — B (71)

***

— Расскажите, какие у него оценки по сравнению с другими учениками?

— Он попадает в пять процентов лучших учеников второго года обучения. Я считаю, его можно отнести к примерным ученикам. И не только, буду честна. За последние полгода он показал наилучшие темпы роста оценок в «ОИС» среди всех учащихся на втором году.

Под конец прошлого года моя «Общая оценка» была пятьдесят один. Значительные улучшения заметны невооруженным глазом.

— Впечатляет. Мне приятно видеть, что мой сын растет, — сказал отец, кивнув Чабашире-сенсей.

Самый обычный разговор между родителем и учителем продолжился. Большую его часть я молчал, лишь временами соглашался и кратко отвечал при необходимости.

Когда мои успехи кратко обсудили, Чабашира-сенсей перешла к другой теме.

— Итак, Аянокоджи-сан, какие у вас мысли по поводу будущего Киётаки-куна?

— О чем конкретно вы спрашиваете?

— Я думаю, со своими академическими успехами он должен стремиться попасть в лучший университет, в который сможет поступить. При всем том, что учеба — лишь часть жизни, лично я считаю, что при наличии потенциала лучше всего предоставить ему среду, где он сможет полностью продемонстрировать свои способности.

— Полностью согласен. Я был бы счастлив, если мой сын поступит в хороший университет. Но важнее всего учитывать, что он сам об этом думает. Если он не хочет получать высшее образование, по-моему, обсуждать тут нечего.

Чабаширу-сенсей устроил ответ отца, и теперь она повернулась ко мне. Судя по всему, от меня хотят услышать образцовый ответ.

— Если отец не против, думаю, университет — не такой уж и плохой выбор.

— Замечательно, — сказал отец. — Я не против, конечно. В какой университет ты хочешь пойти?

— Мне интересен тот, куда решили поступить несколько моих семпаев, которые очень помогли мне.

— Семпаи, которые помогли тебе? — спросила Чабашира-сенсей. — Ты имеешь в виду Хорикиту и Нагумо?

— Да.

— Отличный выбор. Планка у них высокая, но шансы у тебя вполне есть.

Чабашира-сенсей, выглядевшая довольной, будто речь шла о ее собственных успехах, назвала упомянутый университет отцу и все объяснила.

— Понятно. Замахнулся на топ три национальных университетов, значит? — с нарочитым восхищением произнес он, отменно отыгрывая роль отца. — Если ты этого хочешь, поступай, конечно.

— Хорошо, — добавила Чабашира-сенсей. — Уверена, поддержка семьи вселяет уверенность, правда?

— Конечно, — ответил я.

— И все же, Киётака, я не против того, чтобы ты поступал в университет, но какое будущее ты видишь для себя? — спросил отец, повернувшись ко мне.

И что это за внезапная перемена? Этот фарс будет продолжаться до конца собеседования или как?

В личной беседе нас никто не принуждает говорить все выделенное время. Прошла уже примерно половина, можно и закругляться.

Вряд ли он старается играть роль примерного отца, затягивая разговор на тему, которая его не интересует. Иными словами, он не заканчивает по какой-то конкретной причине.

— В смысле после университета? — для виду спросил я и пересмотрел намерения отца.

Что изменится, если провести собеседование до конца, а не уйти уже через пять-десять минут?

Что будет, если провести здесь больше отведенного времени? Одно последствие очевидно: появляется возможность помешать следующему собеседованию с семьей Коенджи.

Иначе говоря… он хочет преднамеренно столкнуться с ними, но представить это как случайность.

— Да, — ответил отец. — Поступить в лучший университет — это хорошая цель, но ради чего? Каким ты видишь будущее? Я думаю, что надо сперва ответить на эти вопросы, прежде чем принимать решение о своем пути.

Чабашира-сенсей, понятия не имевшая об его истинных намерениях, довольно слушала разговор между отцом и сыном.

— Увы, я для себя еще ничего не решил. Не поздно будет, если подумаю после того, как поступлю в университет?

— Что ты, если ты пока не знаешь, то это не страшно. Я хочу сказать, приятного мало, если ты пойдешь в университет без ясной цели, чтобы угодить мне, позабыв о собственных желаниях.

— Если я скажу, что хочу устроиться на работу, ты поддержишь мой выбор?

— Конечно поддержу, я ведь отец.

— Спасибо.

Поддерживать этот разговор было проще всего, но ощущение не из приятных. Я понимаю, он лишь играет роль отца, но все равно.

Далее он продолжил общаться с Чабаширой-сенсей, как ни странно, на еще более незначительные темы, и по итогу использовал все выделенное время и намеренно даже чуть задержался.

---

Часть 2

---

Мучительное собеседование с родителями подошло к концу, и все трое встали. Прошло немногим больше невыносимо долгих пятнадцати минут.

— Спасибо вам за сегодня, — вежливо поклонился отец Чабашире-сенсей.

Она незамедлительно ответила таким же глубоким поклоном.

— Нет, что вы, это вам спасибо, что нашли время в своем плотном графике.

Наконец-то меня оставят в покое, подумал я, но слабый проблеск надежды исчез почти сразу.

— Между делом, сенсей, мы можем еще немного поговорить, но не о моем сыне? — выйдя из консультационной, отец обратился к Чабашире-сенсей, готовой распрощаться с ним.

— Конечно. О чем вы хотите поговорить? — ответила она без намека на нежелание. На самом же деле она, скорее всего, хочет связаться с Коенджи, ждущим очереди после нас, но прямо отказать не может.

К счастью, они обсуждали школу и про меня не вспоминали, так что я слушал вполуха и ни о чем не думал. Мне оставалось только уставиться в окно и надеяться на скорое возвращение в общежитие.

Сколько сейчас было время, я не знал, потому как не мог достать телефон, но говорили они минут, может, пять.

Когда на лице Чабаширы-сенсей наконец-то появился намек на спешку, отец решительно кивнул.

— Вы ответили на все мои вопросы.

— Хорошо, если так, — вздохнула с облегчением Чабашира-сенсей, осознавая, что напряженный, но неторопливый разговор закончен.

— Спасибо, что уделили время, — сказал отец.

— Спасибо вам, что пришли в школу. Уверена, Киётака-кун рад этому.

Нет, я совсем не рад.

Но… я все равно кивнул, как полагается взрослому.

Отец еще раз поблагодарил Чабаширу-сенсей, а после снова повернулся ко мне и напоследок сказал:

— Не дави на себя слишком сильно остаток школьной жизни.

— Ага…

Собеседование с родителями, несмотря на намеренное затягивание, прошло без инцидентов.

Не желая задерживаться, отец развернулся и ушел.

— У тебя хороший отец. Я ожидала совсем другое.

Для Чабаширы-сенсей мы и правда выглядели как обычные отец и сын.

— Наверное.

Пытаться ее переубедить смысла нет.

— Ну что же… Одно препятствие преодолено, осталось еще одно. Как с ним будет покончено, я наконец-то смогу вздохнуть полной грудью.

— Дальше идет Коенджи, не так ли? Надеюсь, собеседование с ним пройдет также гладко, как и наше.

— Это уж точно. Ты вел себя тихо-мирно, но я не представляю, чтобы и Коенджи таким был.

Она, наверное, искренне желает, чтобы он стал кротким рядом с отцом, но вряд ли так будет.

Чабашира-сенсей внезапно глянула в конец коридора. Я проследил за ее взглядом и увидел остановившегося отца, который смотрел прямо на меня.

Похоже, ждет, что я подойду…

— Тебя ждет отец. Сходи, поговори с ним, пока есть такая возможность.

— Хорошо.

Сомневаюсь, что ему есть, что мне сказать. Он хочет еще потянуть время, только теперь личным разговором? Или хочет прямо сейчас что-то предпринять против меня? В любом случае отвертеться не получится.

Я поклонился и отошел, между тем Чабашира-сенсей быстрым шагом вернулась в кабинет для консультаций.

Не имея другого выбора, я медленно пошел к отцу… Хотя воспринимать его как отца смысла уже нет.

Подойдя, я остановился, но молчание этот человек не прервал.

— У тебя же нет причин ждать, разве нет? — Его можно было проигнорировать, но я решил узнать, в чем дело. Хотя я и понимал, даже если у него и правда есть какие-то намерения, так просто он о них не расскажет.

— Сейчас мы — отец и сын. Можно и непринужденно побеседовать.

— Отец и сын? Я никогда не считал, что между нами такие отношения.

— Вот как?

Одно я мог сказать наверняка: я не ненавидел этого человека. Между нами установились скорее отношения «учитель и ученик». Хотя это тоже не совсем верно. Больше похоже на иерархические отношения с непреодолимой пропастью.

— Я весь год, можно сказать, ломал голову о твоем будущем после выпуска.

— Я все понимаю, объясняться не нужно. Сопротивляться не собираюсь.

— Ты станешь новым инструктором Белой комнаты, чтобы создать поколение, которой превзойдет даже тебя.

Несмотря на мои слова, он все равно принялся объяснять.

— Это самый приемлемый путь в долгосрочной перспективе. Если ты возьмешь на себя Белую комнату, через двадцать лет можешь выдать несметное число по-настоящему способных людей, которые мне нужны, — бесстрастным тоном сказал он, представляя в голове картину будущего. — Но этот приемлемый путь загадывает слишком далеко и не является приземленным. Ситуация в мире меняется с каждой минутой, также и обстановка вокруг меня сильно изменилась за всего год.

— Меня не интересует обстановка вокруг тебя, — сказал я.

— А меня не волнует, интересует или нет. Для меня важно то, как ты распорядишься своими способностями.

— Что ты хочешь от меня?

— Ты и сам вроде понимаешь.

Его взгляд пронзал. Дело ли в его интуиции или чем-то еще, но он весьма уверенно разглядел скрываемые мною мысли. Впрочем, оно и неудивительно.

— Может, да, а может, нет.

— В любом случае подготовка займет время. Еще один год занимайся чем хочешь. Я не буду вмешиваться.

Кажется, он гарантирует мне оставшийся год школьной жизни, но я ему не верю. Не удивлюсь, если завтра же он поменяет мнение и беззастенчиво пошлет очередных убийц.

— И ты совсем не учитываешь, что я могу в это время изменить взгляды и восстать?

— Восстать? Этому не бывать. Ты и сам все должен понимать. Сотрудничество со мной для тебя важно, только так ты можешь в полной мере продемонстрировать, на что способен, и осознать смысл своего существования. Но если ты все-таки решишь не подчиниться мне и пойти против меня… итог у этого будет один.

Речь здесь идет о выборе не между свободой и несвободой, а между жизнью и смертью. Очевидно, его не волнует, что я его биологический сын.

— Насколько бы уверенным в своей физической подготовке ты не был, непредвиденная шальная пуля мигом все окончит.

Двадцать четыре часа, триста шестьдесят пять дней. Нет надежного способа защищать себя все время.

Во время симуляций в Белой комнате нас много раз уничтожали.

Нападения во сне, стрельба из слепых зон, даже манипуляции с едой.

Хотя меня научили обострять свое внимание до предела, что позволило повысить шансы на выживание, но еще я постоянно сталкивался с реальностью — в жизни нет ничего абсолютного.

— И не трать время на обдумывание всякой ерунды, Киётака.

Под «всякой ерундой», он, конечно, подразумевал поступление в университет, что обсуждалось немногим ранее.

— Если ты так хочешь этого, заставь меня думать, что пригодишься мне.

— О? Ну давай послушаем, чего же ты желаешь?

«Сомневаюсь, что ты вообще что-то желаешь», — вот на что намекал его тон. Отчасти он прав, ничего материального я точно не хочу.

— Что случилось с Ягами, которого отправили исключить… вернее, проведать меня?

— Ты желаешь знать это?

Если честно, нет. Но для Амасавы важно знать.

— От него избавились, естественно… сказал бы я в прошлом году. — Он помолчал немного и продолжил, по его лицу ничего не читалось: — Даже после всего он в некотором смысле наиболее выдающийся в Белой комнате. Сейчас он проходит переобучение.

— Переобучение?

— В отличие от тебя, ему дали слишком много эмоций. Считай это испытанием, которое уберет их.

— Амасава пойдет по его стопам?

— Да. Но не ранее чем через два года. Она вернется после выпуска или вылета, тогда и проверим различия с Ягами.

— Если она послушается.

— Мы обучаем их слушаться. Точно также ты, со всеми своими способностями, не сможешь с легкостью восстать против меня. Если же она воспротивится, будут применены меры.

В нормальных условиях едва ли возможно настолько серьезно влиять на чьи-то жизни и свободно распоряжаться ими, но не для него. Он знает каждую мелочь о детях, которым предопределено попасть в Белую комнату еще до своего рождения. Даже если в этой школе в Амасаве зародится мятежный дух, он может просто воспользоваться Ягами как рычагом давления.

А она его ни за что не бросит. Обилие эмоций обернется слабостью.

Хотя, возможно, конец был бы тот же и без эмоций.

Если посмотреть со стороны, то может показаться, что Амасава вполне способна игнорировать указания этого человека. Она справится с теми, кто не обучен особым образом.

Еще она может раскрыть общественности проект Белая комната и помешать всем планам. Но я не представляю, чтобы Амасава на это пошла. Сейчас даже я о таком не думаю. Точнее, не могу думать.

Образование, через которое мы проходим там с раннего детства, оставляет слишком глубокий отпечаток, и от него не избавиться.

— Что, тебя волнуют Амасава и Ягами?

— Мы не были знакомы, но они для меня как названные брат и сестра.

— Забавно. Я так понимаю, два года жизни обычным учеником таки оставили след.

В конце концов, образование Белой комнаты не включало развлечений.

— Для тебя это желанное изменение? Или наоборот?

— Я бы сказал, что желанное. В Белой комнате ты был, хорошо это или нет, безукоризненным механизмом. Частичка человечности, пусть даже лишь внешней, станет ценным активом.

Он хочет сказать, что повода для беспокойства нет, пока я нахожусь под контролем?

— С вопросами мы закончили. Можно я пойду?

— Не спеши. Возможность поговорить со мной выпадает нечасто.

— Мне не особо хочется.

Он сильно задерживался, до такой степени, что становилось неуютно.

— Твой учитель говорит, твои усилия помогли классу вырасти. Класс — это маленький мир, но привести его в класс A — это не так уж плохо. Молодец.

— Неожиданно, ты хвалишь за такую мелочь?

— С твоими способностями побеждать проблем не составит. Я хвалю не за успехи, а за стремление. До поступления сюда ты бы даже не подумал начать шевелиться.

— Возможно. Но если ты надеешься на это, то зря. Я не стремился к вершине. И могу это доказать: скоро я перейду в нижний класс.

— Да? Опустишься намеренно? Зачем, чтобы снизу спустить тех, кого ты поднял?

— Кто знает? Может, для того, а может, нет.

Мне самому хочется посмотреть, к чему это приведет. Ведь намного интереснее, когда не смотришь наперед.

— Если да, то это даже интригует.

Сомневаюсь, что пустые разговоры ему по душе, но он и не отпускал меня.

— Чего ты доби… — хотел было спросить я прямо, потому что утомило, когда с лестницы донеслись шаги.

Сейчас самое время подойти Коенджи и кому-то из его родителей.

Стоило показаться владельцу шагов, этот человек в то же мгновение изменился в лице.

Это был отец Коенджи. Высокий и хорошо сложенный, он сошел с лестницы и остановился, как увидел нас.

Человек рядом со мной вышел вперед и сказал:

— Вы, должно быть… президент Коенджи, верно?

Намеренно встав на пути, он преувеличенно поклонился с деланным удивлением. Столкнуться с родителем и ребенком в месте, где проводится собеседование с семьей — да, на случайность вполне похоже.

Отец Коенджи не ответил, лишь пристально смотрел, будто бы сверху вниз. Его аура и устрашающая атмосфера вокруг него давили.

— Извини за прямоту, но ты кто?

Этот человек без промедления протянул свою визитку отцу Коенджи.

— Прошу прощения, что еще не представился. Я член партии Сопроцветания, меня зовут Аянокоджи Ацуоми. Я уже давно хочу познакомиться с вами, президент Коенджи. Кто бы мог подумать, что наши пути пересекутся здесь, когда я всего-то пришел на собеседование к моему сыну… Жизнь полна удивительных совпадений.

— Я не беру ненужные визитки.

— Правда? Тогда я сделаю все возможное, чтобы она стала нужной. Можете уделить мне время после вашего собеседования? Обещаю, вы не пожалеете.

И он снова поклонился. Не знаю, почему его интересует отец Коенджи, да и мне все равно, но пусть лучше он решит все вопросы сам, не вовлекая меня.

— Увы, у меня аудиенция после собеседования. Так что воздержусь.

Он попытался подстроить это как совпадение, но отец Коенджи, похоже, видел его насквозь.

Сомневаюсь, что он сразу отступит, и все же интересно, как поступит дальше.

— Понятно… Президент Коенджи, буду честен, меня очень интересует эта, как вы выразились, «аудиенция».

Он ясно дал понять, что провел работу за кулисами и узнал кое-какие внутренние дела. Также это было своего рода признание, что их встреча отнюдь не была случайной. Он полностью осознает, что впечатление о нем может испортиться, но, вероятно, хочет тем самым затянуть отца Коенджи в разговор, пусть и вымученный, и завладеть инициативой.

— Мне пора, — сказал отец Коенджи.

Человек рядом со мной не спеша уступил дорогу.

На одно мгновение взгляд отца Коенджи пересекся с моим.

Его пристальный, пронизывающий взгляд по своей силе затмевал Аянокоджи Ацуоми. В нем читались не просто статус или должность, но еще и уверенность того, кто совершенствовал свое тело.

Мужчине было лет за сорок, если не за пятьдесят, пик физического развития уже пройден, но в нем сразу чувствовался безмерно сильный человек. Исключительные способности Коенджи, бесспорно, достались ему от своего отца.

— Для ребенка у тебя…

Он хотел что-то сказать мне, но так и не сказал и даже не остановился, а просто пошел прямо в кабинет для консультаций.

— Так просто его не привлечь, так и думал.

— Я изначально подозревал, — произнес я, — что тебя не заботит собеседование с родителями. Твоей целью была встреча с отцом Коенджи.

Он решил сорваться и прийти в школу после того, как увидел рядом с моим именем фамилию Коенджи. Расписание собеседований вряд ли его рук дело, тем не менее если бы наши проводились с большой разницей во времени, он, вероятно, не пришел бы.

— Этот человек, без преувеличения, крупнейший спонсор Гражданской партии. Он не выходит на публику, не лезет в их дело, но при этом дает деньги. Для Гражданской партии он — лучший покровитель.

Иначе говоря, отец Коенджи — это тот, кто поддерживает его врага.

— Если переманить его, баланс сил изменится кардинально.

— Нельзя было выбрать другое место, не школу?

— Нет. Его личная жизнь окутана тайной, и большую ее часть он проводит за границей. Он не из тех людей, до кого легко добраться.

Узнав, что неуловимый отец Коенджи придет, он решил примчаться.

— Даже разговаривать со мной не стал, — произнес он непринужденным тоном. Тут ему позвонили, и он ответил. — Да. Тогда будем действовать по ситуации.

И все, он завершил этот короткий разговор с кем-то.

Затем начал спускаться по лестнице, не сказав мне ни слова.

Он встретился с тем, кто был ему нужен, и больше не было смысла проводить время со мной.Я не собирался спускаться вместе с ним, поэтому просто смотрел вслед.

---

Часть 3

---

Когда я проводил его взглядом, появился сам Коенджи Рокуске. Напевая мелодию, он неспешным шагом шел ко мне.

Я думал, он просто пройдет мимо, но нет — перестав напевать, Коенджи остановился.

— Мальчик Аянокоджи, есть минутка?

— Да. Ты редко начинаешь разговор.

— А что, тебя беспокоит, когда я заговариваю?

— Нет. Просто удивлен твоей инициативой.

Коенджи ухмыльнулся и пробежал рукой по волосам.

— Я лишь хочу предупредить. В последнее время ты… делаешь лишнее.

— Лишнее? Я не понимаю, о чем ты.

— К чему это ерничество? Возьмем, например, итоговый специальный экзамен.

Он явно имеет в виду не только один этот случай.

— Ты про Маедзоно? Мне пришлось так поступить, чтобы обеспечить классу победу. Но я, уверен, уже все объяснил после экзамена.

Коенджи бесстрашно улыбнулся:

— Помнишь, я говорил, что не могу понять, врешь ты или нет?

— Ну, и причем здесь это?

— Твои слова всегда чем-то пронизаны. «Ради победы класса», «был вынужден разбираться с предателем» — это ведь просто удобные оправдания, благодаря им ты делаешь, что хочешь.

— По-моему, между нами возникло недопонимание.

Он смотрел на меня совсем не так, как Кушида и Каруизава.

— Массы ты обмануть можешь, но на мне такое не сработает! — Коенджи, непонятно зачем, достал небольшое зеркальце и выставил его перед моим лицом. — Присмотрись хорошенько. Ясно ли ты видишь истину в отражении?

В зеркале я увидел лишь себя.

— Извини, не знаю, про что ты. Зеркало — это всего лишь зеркало, и оно отражает то, что находится перед ним.

— Похоже, ты и я видим разное. Или ты можешь видеть то же, но врешь, что нет.

— Коенджи, тебя же не заботит класс. Тебе должно быть без разницы, с кем и что произошло. Так к чему твое предупреждение?

— Когда муха или комар жужжит вокруг тебя, рано или поздно ты попытаешься отмахнуться рукой, даже если не обращаешь на них внимание. Тут также.

— Тогда не сдерживай себя. Если тебя так раздражает, то прихлопнуть — самое быстрое решение, — предложил я разобраться самостоятельно вместо того, чтобы оставлять свои загадочные предупреждения. — Но ты, думаю, так не поступишь. Даже если жужжание досаждает, прямой вред оно тебе не наносит.

До сих пор Коенджи, по сути, не делал попыток взяться за что-то самостоятельно. Он станет действовать лишь в крайнем случае, как было с разозлившимися Ямаучи или Хиратой, которые в порыве гнева набросились на него.

— Я услышал твой совет, — сказал Коенджи. — Но поступать буду так, как велят мне собственные убеждения.

Я попробовал спровоцировать его, но, как и ожидалось, он своего отношения не изменил.

— Делай что хочешь. Ты волен препарировать чье угодно сердце, следовать своим желаниям. Не имея способностей, слабым суждено быть растоптанным сильными. Таков мир, где мораль и здравый смысл неприменимы. Те, кто не могут этому помешать, не имеют права жаловаться.

Именно. Вот каков Коенджи Рокуске человек.

По этой причине мне неясно, почему он решил задержаться здесь. Совсем скоро начнется его собеседование с родителями. Сейчас ему не до неспешных бесед.

И тем не менее он остановился ради того, чтобы предупредить меня.

Судя по метафоре с жужжащей мухой, я как-то мозолю ему глаза.

— Если пытаешься держать себя в рамках приличия, то не надо, скажи уже прямо. Ты все равно никуда не торопишься, — надавил я, оценивая реакцию Коенджи.

В классе он оставался самым проблемным элементом. Я хочу еще раз проверить, надо ли его устранить ради Хорикиты.

— Ты, смотрю, всерьез намерен сыграть злодея, — сказал Коенджи.

— Думаешь, ты понимаешь меня?

— Еще как понимаю, для меня твои намерения видны как на ладони. У меня острое чутье, знаешь ли.

Чутье? В нем ли дело или нет, сейчас неважно. Можно поговорить чуть более открыто, вряд ли это создаст помеху. А если и создаст, то уже поздно.

— Когда я только поступил сюда, думал, мне хватит жизни простого ученика. Отучился бы здесь три непримечательных года и на этом все. Но со временем я понял, что хочу что-то сделать. И это «что-то» я воплощаю сейчас. Я хочу, чтобы за класс A бились не один или два класса, а три или четыре противостояли друг другу в бесконечном соперничестве. Как-то так.

— И для этого ты переведешься в другой класс и насадишь свой баланс.

Все-таки Коенджи знает, что я обдумываю уйти из класса.

— Отрицать не буду. Получится или нет, посмотрим, как дальше пойдет. Но отложим пока вопрос моего перевода, я сделаю что угодно, чтобы сохранять баланс между всеми классами.

— Делай, раз ты этого хочешь. Только хорошо бы твои игры ограничились мальчиком Драконом и Маленькой девочкой.

— Извини, не могу этого гарантировать. Я счел нужным исключить Сакуру и Маедзоно, и если понадобится, исключу кого угодно, будь это даже Ван Мэй Ю.

Мии-чан можно назвать единственным отклонением в жизни Коенджи, воплощения себялюбия.

Он слушал меня с неизменным выражением лица, но в этот раз его бровь слегка поднялась.

— Ха-ха-ха, — хохотнул Коенджи, будто ему было весело. — Я, кажется, не раз давал понять, что мне неинтересно. Неужели я тебе так сильно нужен?

Похоже, моя провокация подействовала.

— Не знаю. Я не говорил, что ты мне нужен.

Наши взгляды пересеклись.

Ты не зациклен на классе A, и я это прекрасно понимаю. Изнутри на это не повлиять, но снаружи возможностей больше. Если я уйду из класса Хорикиты, возможностей у меня будет больше, Коенджи.

— Брось это. Я признаю твой, скажем, незаурядный талант, но со мной такой уровень не пройдет. Даже если взять любые численные или словесные запутанные задачи на бумаге, если я возьмусь за дело всерьез, ты опозоришься.

Иначе говоря, он заявлял, что в академических битвах превзойдет меня.

— Это всего лишь пустые слова, их могут говорить те же Ике или Хондо. А подтвердить ты сказанное можешь?

— Я не желаю ничего подтверждать. Я сознательно прорабатываю лишь минимум общепринятых знаний. Если буду совершенствовать свое мышление только на знаниях, накопленных обществом, то застопорюсь на одном месте. Потеряется оригинальность, а это скучно. При взгляде на тебя это становится очевидным.

Да, я впитал очень много знаний, накопленных обществом. От этих знаний я отталкиваюсь, когда думаю, о чем угодно и воплощаю что угодно.

— Именно потому, что я нахожусь в состоянии незнания, — сказал Коенджи, — я могу прийти к оригинальным ответам.

Необычное мышление, но он, скорее всего, не врал. В Коенджи есть задатки высокой обучаемости, но он определенно намеренно не усваивает все.

Коенджи убрал зеркальце в карман и ушел.

Будет интересно посмотреть, как он начнет помогать Хориките, а не мешать, но вопрос в том, настанет ли этот день когда-нибудь? Ответа на этот вопрос пока нет.

---

Часть 4

---

Кабинет директора. На своем привычном рабочем месте Сакаянаги стоял прямо и с напряженным выражением лица.

После приветствия первого гостя, Киджимы, в кабинете воцарилась гнетущая тишина. В этой атмосфере даже вздохнуть было тяжело. Прошло немного времени, послышался стук, и сразу открылась дверь.

Это был сигнал к прибытию второго гостя, которого ждал Сакаянаги.

— Премьер-министр Киджима, это к вам.

Выслушав человека в черном костюме, Киджима подал знак пальцем, чтобы пришедшего впустили.

Сразу после вошел крупный мужчина — Коенджи.

Киджима сразу встал и протянул руку Коенджи, шедшему уверенной походкой.

— Давно не виделись, Коенджи-сан, я с нетерпением ждал нашей встречи.

— Добро. Я тоже ждал, премьер. Сколько уже прошло, три года?

— Три, да.

Двое мужчин обменялись улыбками и крепко пожали друг другу руки, после чего расселись по местам.

— Кажется, все идет гладко, премьер.

— Благодаря вам, Коенджи-сан. Мне не приходится постоянно следить за своим тылом, что развязывает мне руки.

— Чем выше статус, тем больше на тебя нападают, причем как враги, так и сторонники.

— Это точно. Таков уж мир политики, и все же понимание этого не избавляет от трудностей.

— Я искренне рад, что появился лидер, способный противостоять этому миру.

Они уважают друг друга. Сакаянаги, который собирался лишь молча слушать, сразу ощутил эту взаимность.

— Куда вы, туда нельзя! — послышался растерянный голос человека в черном снаружи кабинета.

И в это мгновение дверь распахнулась.

— Извините, что без стука.

Прошло всего ничего с тех пор, как двое гостей сели, как без приглашения нагрянул Аянокоджи Ацуоми. К удивлению Сакаянаги, Киджима и Коенджи совсем не выглядели потрясенными.

— А, тебе… То есть, Аянокоджи-сан, у нас сейчас встре… — Сакаянаги, собравшись с духом, хотел спровадить нежданного посетителя, но его остановила поднятая рука Киджимы.

Тот улыбнулся, обнажив отбеленные зубы, и с распростертыми руками встретил вошедшего.

— Я не возражаю против его присутствия. Редкие сюрпризы могут и радовать, — сказал Киджима и бросил взгляд на Коенджи, молча кивнувшего.

— Ох, ну надо же… Премьер-министр Киджима. Встреча в таком месте мне даже и не снилась, — деланно удивившись, произнес Аянокоджи.

Киджима сохранил спокойный вид.

— Не стоит удивляться. Я когда-то был министром образования, культуры, спорта, науки и технологий. А еще я внес свой скромный вклад в эту старшую школу Кодо Икусей. Кроме того, о моих хороших отношениях с президентом Коенджи известно многим. И обо всем этом вы, как член парламента, должны знать, ведь так, Аянокоджи-сан? — спросил Киджима, желая прежде всего выяснить намерения своего собеседника.

— Это честь, что вы помните обо мне.

Некогда правая рука уже почившего Наоэ, являвшегося верным сторонником Гражданской партии, Аянокоджи вынужденно ушел из политического мира, но вернулся, присоединившись к другой партии. Он выражал гордость за свою немалую известность.

— Этот человек заработал себе имя? — спросил Коенджи у Киджимы.

Киджима ненадолго закрыл глаза, после чего мягко улыбнулся.

— Заработал или нет, это здесь ни при чем. Я премьер-министр — человек, кому вверена страна, и это моя обязанность, знать лица и имена всех членов парламента.

Киджима подчеркнул, что помнил Аянокоджи только как личность, а не за его достоинства или достижения. Он хорошо знал, что такие слова заденут тщеславного парламентария.

— А вы умеете шутить, премьер-министр. Хотите сказать, вы помните лица и имена всех членов парламента?

— Естественно, — небрежно ответил Киджима, будто в этом не было ничего удивительного, но ведь число депутатов переваливало за семьсот.

Он сказал правду или соврал? Аянокоджи сходу рассудил, что последнее, хотя у него и не было способа удостовериться, так это или нет.

— Итак, пора бы наконец перейти к делу, вам не кажется, Аянокоджи-сан?

— Прошу меня простить, но я пришел поговорить с президентом Коенджи. Я слышал, что он будет здесь, вот я и пришел.

— И от кого ты услышал? — повелительным тоном спросил Коенджи. Уперев локоть в подлокотник, он положил подбородок на руку.

— Ну, от кого-то из школьных сотрудников, кто именно — не знаю. Случайно получилось.

Разумеется, это ложь. Он просто получил сведения о том, что встреча между Коенджи и Киджимой состоится после итогового специального экзамена. Его ответ — так, лишь для виду.

Возможность поговорить с Киджимой в такой уединенной обстановке весьма редкая. Для Аянокоджи, которого не заботило мнение других о себе, это была не просто возможность, а золотой шанс.

Теперешний Киджима не производил такого же впечатления, как в свои более молодые годы, и Аянокоджи не чувствовал от него угрозы. Казалось, его можно раздавить одним лишь пальцем, но так думать опасно, и очень важно об этом не забывать.

Большинство бы сразу обратило внимание на сидящего рядом с Киджимой Коенджи из-за его подавляющей ауры. Но Аянокоджи нутром чувствовал, что на это попадаться нельзя под страхом смерти. Он понимал, Киджима добивался всего с этим невинным видом.

— Но мистер Аянокоджи, уверен, я уже отказал тебе, — сказал Коенджи.

— Понимаете, я не умею отступать. Я надеялся, вы передумаете, если попрошу еще раз, и уделите мне время.

— И ради этого ты отпихнул человека у двери и вошел, хотя тебя никто не звал?

— Такой уж я человек.

Тут-то Коенджи начал пересматривать свое мнение о бесцеремонном мужчине перед ним. А Аянокоджи — о Коенджи. Насколько он ценен как союзник и надо ли от него избавляться как от врага? Такой вот определяющий момент.

— Аянокоджи-сан, извините за грубость, но вам лучше прийти в другой раз… — не в силах больше молчать, Сакаянаги вмешался ради самого Аянокоджи.

Тем не менее Аянокоджи не отступил, а сделал шаг вперед.

Мнение о себе он испортить не мог, потому что портить было нечего. Поэтому он считал, что от ухода лишь потеряет.

— У вас двоих, случайно, не важные переговоры?

— Нет, что вы. Я пришел только для того, чтобы повидаться со старым другом, только и всего, — будничным тоном ответил Киджима.

Аянокоджи понимающе кивнул.

— Тогда будьте добры, позвольте присоединиться к вам.

— Ты смелый человек. И явно тот, у кого много врагов, — оценил Коенджи бесстрашие Аянокоджи, хотя ему и не нравился этот тип людей.

— Это правда. Я всегда говорю то, что у меня на уме, будь то союзнику или врагу.

— Премьеру придется несладко, если законодателей вроде тебя будет много.

— В прошлом он работал на глубокоуважаемого мною Наоэ-сана. Я совсем не удивлен, что в человеке, который был под его наставничеством, есть такое бесстрашие, — ухмыляясь, Киджима положительно высказался о стержне Аянокоджи.

Между тем сам Аянокоджи насторожился. Все-таки тот знал, кто он такой. Признавал в нем не просто малозначимого члена парламента.

— Если президент Коенджи не против, то мы и правда можем поговорить все вместе. Вы меня заинтересовали, Аянокоджи-сан. Это хорошая возможность, прошу вас. — Киджима призвал его сесть.

Но Аянокоджи отказался.

— Спасибо, я постою. Как раз подходит моему статусу.

После вежливого отказа Киджима повернулся к Коенджи, спрашивая, есть ли возражения. Коенджи вроде не приветствовал Аянокоджи с радушием, но дал знать, что тот может остаться.

— Если не ошибаюсь, в этой школе учится ваш сын… Киётака-кун, кажется?

— Вы даже в курсе, как зовут моего сына?

— Я запоминаю имена не только членов парламента.

Аянокоджи слушал, не шевеля и бровью, но Сакаянаги слегка разволновался. Киджима, конечно, видел, как проходил экзамен от начала и до конца, но кто бы мог подумать, что он обращал внимание на детали.

— Но если честно, то я недавно приходил в школу. Хотел посмотреть, как с итоговым специальным экзаменом для второго года справляется сын президента Коенджи… И мой взгляд зацепился за одного ученика, так что я запомнил его имя.

Мысленно Аянокоджи ответил: «Я все знаю». Но внешне никак этого не выдал. Потому что о присутствии Киджимы во время проведения специального экзамена знать могли только некоторые школьные сотрудники.

Даже Сакаянаги, директор, не был в курсе, что Аянокоджи знал все подробности.

Аянокоджи в этот момент посчитал, что подвернулась отличная возможность.

— И как вам мой сын, премьер-министр Киджима?

Этот экзамен — всего лишь банальное развлечение между детишками. Но раз Киджима признал Киётаку, Аянокоджи было искренне интересно, что тот о нем думал.

Как он его оценил?

— Уже сейчас он мог бы стать политиком куда лучше, чем вы, — ответил Киджима без промедления.

Кажется, будто он хвалил, но на деле намекал, что Аянокоджи был менее способным, чем его ребенок.

— Мне, как его отцу, очень приятно услышать такую оценку от премьер-министра, — отозвался Аянокоджи, намеренно воспринимая слова Киджимы буквально.

— Предположу, это ваших рук дело? Вы дали ему какое-то особое образование?

— Нет. Он такой благодаря этой старшей школе.

Аянокоджи почувствовал намек на Белую комнату в словах Киджимы, но он не замешкался, потому что ожидал этого сразу, как был упомянут его сын.

— Мистер Аянокоджи, ты говорил, что у тебя ко мне есть разговор, но я спешу разочаровать: я — сторонник Гражданской партии, а ты состоишь в партии Сопроцветания.

— Это правда. Как и то, что я когда-то состоял в Гражданской партии.

С тех пор как Киджима стал премьер-министром, Гражданская партия, несмотря на взлеты и падения, сохраняла весьма высокие рейтинги одобрения, и уже виделись намеки на продолжительное удержание власти. С другой стороны, партия Сопроцветания, в которой состоял Аянокоджи, уступала настолько, что воспринималась скорее как партия истериков, не более.

— Судя по тому, как развивается наш разговор, я и так догадываюсь, но все же скажите, почему вы ушли из партии?

— Было похоже, что некоторым людям мое присутствие в Гражданской партии стало неудобным, — прямо ответил Аянокоджи, не тушуясь даже перед партийным лидером.

— Вы и правда говорите все, что у вас на уме, Аянокоджи-сан. Наоэ-сенсей при жизни хвалил вас за эту черту характера, но из-за нее же и опасался худшего. Вы вернулись в политику, цепляясь за любую партию, так не стоит ли следить за языком, чтобы не вызвать недоразумений?

— Я глубоко признателен за ваш личный совет, премьер-министр. Но своей прямотой я заработал принятие и доверие сторонников. Я намерен продолжать говорить то, что думаю, и осуществлять то, о чем думаю, чтобы не стать политиком, убегающим от дел софизмом или оправданиями.

— Понятно. Тогда позвольте спросить, вы захотели бы вернуться в Гражданскую партию, если представилась бы такая возможность?

— Нет, по крайней мере не сейчас.

Даже если Аянокоджи выразит желание вернуться, Киджима не скажет «так тому и быть», — он сто процентов бы не прошел. Самое большее, Киджима мог лишь уладить формальности, но его кандидатуру, очевидно, отклонит комиссия служащих. Хотя депутат в одномандатных округах мог свободно менять партии, для Аянокоджи перейти в Гражданскую партию было почти невозможно. А будь у него такая возможность, он бы не стал баллотироваться от партии Сопроцветание.

— Вы подразумеваете, что будете влиять на политику Японии из партии Сопроцветания?

— Верно. Для вас, премьер-министра из крупной партии, это может показаться невозможным. Но вы когда-нибудь слышали про закон маятника? Сейчас политический мир двигается в направлении, которое вам и нужно. Куда именно, влево или вправо, — неважно. Важно лишь то, что я стою на противоположной от вас стороне.

«И рано или поздно политический мир, как маятник, качнется в мою сторону и все изменится кардинально», — вот что говорил Аянокоджи убежденным тоном.

— Мне не послышалось, ты разговариваешь с действующим премьер-министром на равных, мистер Аянокоджи?

— У меня нет причин робеть. Я ни в малейшей степени не намерен цепляться за кресло члена парламента путем простого угождения.

— Аянокоджи-сан, вы же отдаете себе отчет, что сейчас состоите в партии Сопроцветания?

Гражданская партия и партия Сопроцветания — различие между ними стало и огромной пропастью. Аянокоджи предупреждали, его не допустят к карману Коенджи.

— Не уверен. Можете объяснить, что вы имеете в виду?

— Довольно. Премьер Киджима, как я понимаю, пытается быть тактичным, но я буду откровенен: я не разделяю людей на плохих и хороших, не сужу о них по партиям. Меня интересует только одно, способности. И я могу с уверенностью сказать, что сейчас у тебя, мистер Аянокоджи, нет ни одного преимущества перед ним. Ты не стоишь того, чтобы протягивать тебе руку, и уж тем более чтобы слушать тебя.

— Сурово, но спасибо за честность.

— Аянокоджи-сан, президент Коенджи — хороший человек. Но знаете ли вы, почему он не будет иметь с вами дел? Вовсе не потому, что мы с ним дружим. Однажды вы лишились своего положения, но народ выбрал вас снова. Это значит, что вы завоевали доверие некоторой прослойки общества. Само собой, политики из разных партий или даже одной могут по-разному видеть положение дел в стране и направление, в котором она движется. Но народ не глупый. Люди не будут слепо поддерживать того, чьи амбиции очевидны, помните об этом, — разъяснил Киджима слова Коенджи.

— Я дал тебе время, потому что надеялся на интересный разговор, но смысла продолжать больше нет. Можешь уйти, мистер Аянокоджи. Ты скучен.

— Очень жаль, что не оправдал ваших ожиданий.

Аянокоджи ничего не добился здесь, но хотя бы дал о себе знать.

— Наверное, мне и правда пора.

Он изначально ворвался сюда без приглашения. Подумав, что самое время, Аянокоджи решил уйти.

— Ваш сын отлично показал себя на специальном экзамене, приведя свой класс к победе. Он непременно станет выдающимся человеком. Мы еще поговорим об этом, в другой раз.

— Огромное спасибо, премьер-министр. Буду с нетерпением ждать. — Аянокоджи поклонился и повернулся к двери.

Коенджи, до сих пор находивший Аянокоджи скучным, впервые проявил интерес.

— И это говорит сам премьер Киджима? Как отец своего сына, я не могу оставить ваши слова без внимания.

— Ваш сын, президент Коенджи, тоже очень способный.

Аянокоджи только собирался уйти, но, услышав их разговор, остановился и повернулся.

— Кстати, совсем недавно, когда проводились собеседования с родителями, Киётака сказал, что перейдет в другой класс. Выходит, он и сын президента Коенджи будут по разные стороны. Они теперь могут состязаться.

Об этом знал пока только Аянокоджи. Даже директор Сакаянаги удивился.

— С-серьезно, Аянокоджи-сан?

— Да. Я это услышал непосредственно от сына.

— Поднявшись до класса A, он хочет перейти в нижестоящий класс?..

— Мой сын крайне способный. Он придумывает и воплощает в жизнь идеи, которые бы не пришли в голову заурядному человеку. Такому как ему в этой школе никто не может противостоять, поэтому он сам создает себе трудности.

Это была спланированная провокация с целью задеть Коенджи, если тот считает способным своего сына. И провокация сработала даже лучше, чем Аянокоджи рассчитывал.

— Вот оно как. В тот раз я почувствовал в нем нечто занятное, но… Мистер Сакаянаги.

— Д-да?

— Могу я попросить передать одно сообщение моему сыну, когда сын мистера Аянокоджи переведется в другой класс?

— Конечно. Какое сообщение?

— Я требую выпуститься в классе A, не покидая свой нынешний класс, это условие для предоставления истинной свободы. Так и передайте, он поймет. Итак, мистер Аянокоджи, твой сын и мой теперь будут состязаться.

— Я в-все понял. Но могу я узнать, чего ради вы это затеяли? — спросил Сакаянаги.

— Я не знаю, в какой класс переводится сын мистера Аянокоджи, но сама идея специально начать сначала, поместив себя в невыгодное положение, видится мне занимательной. Настолько, что это стоит моего внимания. Кроме того, будет лучше предложить моему сыну новые вызовы. Хотя кто знает, станет ли сын мистера Аянокоджи достойным соперником?

— Я правильно понимаю, президент Коенджи, что вы хотите потренировать своего сына на моем? Показать ему непреодолимую стену — хорошая мысль.

В ответ на эту провокацию Коенджи уже чуть поднял бровь.

— Рокуске хоть и цыпленок, но он получил достойное образование.

— Я понял. Для вас все наоборот, да? Ну это естественно, что вы высоко оцениваете своего сына, но и я — своего. Одна проблема, у нас недостаточно оснований, чтобы судить, кто из них лучше. — И не успел никто вставить слово, Аянокоджи продолжил: — Тогда могу я предложить пари? Если Киётака не позволит вашему сыну выпуститься из класса A, я хочу еще раз с вами встретиться — уже наедине, чтобы нам никто не мешал.

Они уже говорили не с позиции статуса или должности, речь шла о противостоянии их сыновей.

Выслушав предложение, Коенджи впервые приподнял уголки губ.

— Мистер Аянокоджи неожиданно оказался интересным человеком. Очень хорошо, но если ты проиграешь, то навсегда оставишь свое кресло члена парламента, договорились?

Стоило Аянокоджи это услышать, его выражение лица на мгновение помрачнело. Воцарилось молчание, и тогда Коенджи снова чуть приподнял уголки губ и негромко усмехнулся.

— Шучу, не воспринимай это настолько серьезно. Хотя надо отметить, то, что ты не ответил сразу, показывает твою способность к зрелому и взвешенному суждению.

Коенджи сухо похлопал, дважды, трижды.

Интуиция Аянокоджи подсказывала ответить согласием, но он хорошо подумал и не стал. Хотя он не сомневался, что Киётака не уступит в плане индивидуальных способностей, тем не менее класс A его явно не интересовал, да и не проглядывалась цель, которую тот хотел бы достичь в этой школе. Кроме того, неосторожное согласие могло привести к тому, что Киётака про это как-то узнает и встанет на сторону Коенджи — шанс был небольшим, но Аянокоджи его учитывал.

— Вы очень великодушный, Коенджи-сан.

Едва ли Киджиму волновало, что его самого крупного сторонника могут переманить, он выразился искренне, как посторонний наблюдатель.

— В жизни должно быть место для забав.

— Что правда, то правда.

— Меня скоро снова не будет в Японии. Мне надо знать, когда итог станет ясным. Если твой сын победит, я с радостью вернусь на родину.

— Президент Коенджи, я лично свяжусь с вами и расскажу, чем все закончилось. — Киджима дал понять, что в этом деле выступит свидетелем.

---

Часть 5

---

Покинув школу, Аянокоджи сел на заднее сиденье черного седана, ждущего у главных ворот.

— Отлично поработали. Как там премьер-министр Киджима? — обернувшись, спросил водитель — Цукиширо.

— Скользкий человек. Я достаточно увидел, чтобы уловить его реальную силу.

Но не оценить ее в полной мере. Он только понял, что дна разглядеть не смог. Впрочем, из этой встречи Аянокоджи ушел не с пустыми руками.

— Разумеется, он ведь лидер Гражданской партии, кишащей монстрами.

Цукиширо со своей многолетней связью с Гражданской партией знал это не понаслышке.

— Я думал, что смогу хоть немного выбить его из колеи, если встречусь с ним лично.

— Очень многие попадаются на его заурядный внешний вид, но он, бесспорно, знает свое дело. И все же своим визитом вы дали о себе знать, разве нет?

Веля уезжать, Аянокоджи скрестил руки на груди.

— Политики — существа гордые. Он, скорее всего, подумал, что, если сокрушит мою гордость, я стану вести себя тихо-мирно.

Аянокоджи не задели те несколько непрямых провокаций.

— Предположу, тут премьер-министр Киджима просчитался. У вас нет гордости, чтобы ее защищать. Кстати, пока вы были в школе, я позволил себе посмотреть видеозапись специального экзамена, проведенного на днях. Ваш сын растет и развивается. Он беззастенчиво сыграл на чувствах девушки — эта черта определенно досталась ему от вас.

Цукиширо получил видеозапись экзамена от своего тайного контакта в школе. Аянокоджи уже просмотрел ее перед тем, как пошел на сегодняшнюю встречу. Чтобы любая информация, которую должна знать только сторона Киджимы, не смутила его.

— Он просто делает то, чему его научили — использовать все ради собственного выживания.

— Эта запись досталась непросто, но пользы хранить ее для нас нет. Я избавлюсь от нее?

Остановившись на светофоре, Цукиширо взял USB-накопитель, показал Аянокоджи, сидящему на заднем сиденье, и тут же разломал пополам. Затем выбросил в мусорное отделение в центральной консоли.

— А что насчет президента Коенджи?

— Судя по всему, он вкладывает в Киджиму намного больше, чем я себе вообразил. Но отношения между ними точно возникли не в один день.

И с его острым чутьем стоило считаться.

— Компетентность премьер-министра, мощная поддержка — с этим Гражданской партии ничего не угрожает лет десять, я думаю, — высказал свое мнение Цукиширо.

— Это если предположить, что за это время ничто не произойдет. Но в этом мире ты не можешь идти против закона природы, какой бы статус у тебя ни был, и какими бы способностями ты ни обладал. Иногда даже самые сильные падают из-за непредвиденных обстоятельств…

— Где есть свет, там всегда будет тень. Ход мысли под стать вам, Аянокоджи-сан.

— А я еще я собрал неожиданный урожай.

— О? Урожай, говорите?

Если Киётака превзойдет класс, где учится сын Коенджи, Аянокоджи сможет встретиться с президентом Коенджи. Пари было похоже на простую забаву, но, если он выиграет, Коенджи, бесспорно сдержит свое слово.

Этот разговор с глазу на глаз — самая что ни на есть уникальная возможность для Аянокоджи переманить его на свою сторону.

— Кто бы подумал, что когда-то Киётака может стать полезным? Правильно говорят, не попробуешь, не узнаешь.

Аянокоджи не возлагал больших надежд на пари, но, если удача улыбнется ему, он не упустит возможности.

Продолжение следует...

---

Над переводом работала команда RanobeList.

Не забудьте вступить в нашу группу ВК: https://vk.com/ranobelist