Лицемер из Конохи Глава 104: Разговоры во сне, неприятные ощущения

После ужина Учиха Тонан взял на себя инициативу помыть посуду. Когда необходимая уборка была закончена, он не покинул кухню. Вместо этого он тщательно вытер масляные пятна с пола и вокруг места приготовления пищи, вычистил грязь и копоть из каждого уголка.

На все это у него ушло три часа, но работа еще не была закончена. Небо уже потемнело, и в квартале клана Сарутоби выключили свет, чтобы закончить вечер.

Сарутоби Хирузен, сидевший в гостиной, тоже почувствовал сонливость. Он подошел к двери кухни и негромко кашлянул: "Тонан, теперь здесь очень чисто. Тебе больше не нужно мыть".

Тонан повернул голову. На лбу у него выступил пот, но глаза были яркими. Он серьезно посмотрел на Хирузена: "Кухня - это место для приготовления пищи, поэтому ты должен следить за ее гигиеной. Разве это не будет проблемой, если у тебя заболит живот или ты заболеешь?".

Как бы в подтверждение своих слов, он пальцем выскреб из угла массу темного масла и сказал Хирузену: "Эти вещи легко привлекают насекомых, поэтому их нужно тщательно вычистить".

Хирузен посмотрел на упрямого Тонана и беспомощно кивнул. Затем он взглянул на часы, висевшие на стене, и заметил: "Уже очень поздно".

Тонан вытер пот со лба рукой и с улыбкой сказал: "Все в порядке, Хокаге-сама. Вы можете идти и отдыхать. Я знаю дорогу домой, со мной все будет в порядке".

Видя Тонана таким воспитанным и благоразумным, сердце Хирузена смягчилось. В оцепенении он вспоминал Шинноскэ и Асуму, и их образы, казалось, возникали перед ним, постепенно накладываясь друг на друга. Искренность и непоколебимость Шинноскэ, упрямство и настойчивость Асумы, казалось, собрались воедино и отразились в Тонане.

Хирузен нежно посмотрел на мальчика, в котором были черты обоих его сыновей: "Тонан, уже слишком поздно. Пора спать".

Тонан, казалось, был на мгновение ошеломлен, осознав, как поздно уже было. Он поджал губы и положил руки на колени, склонившись перед Хирузеном, его глаза были полны вины и самоуничижения: "Хокаге-сама, простите, я задержал ваше время отдыха. Сейчас я вернусь".

Глядя на нынешнее состояние Тонана, Хирузен почему-то почувствовал, что сделал что-то не так. Чувствуя в душе тревогу, он подошел к Тонану и потрепал его по волосам: "Я обычно не сплю в это время, можешь не беспокоиться. Небо уже потемнело, а район Учиха далеко. Почему бы тебе не остаться здесь на ночь?".

Услышав это предложение, Тонан поднял голову, и в его глазах показалось множество крошечных звездочек. Он спросил с радостью: "Правда, можно?".

Хирузен улыбнулся и кивнул: "Иди спать, ты сможешь сделать это завтра, если захочешь".

......

Поздней ночью дождь непрерывно стучал в окна. Ветер завывал в деревьях у пруда на заднем дворе, сгибая их так сильно, что казалось, будто они сломаются в любой момент.

Тонан спал на кровати, но его лицо было покрыто потом. Его выражение лица выглядело очень болезненным.

"Не надо... не надо..."

Его приглушенный голос, наполненный страхом и горем, становился все громче. Постепенно он пробился сквозь шум дождя и достиг комнаты Хирузена внизу. Как силач уровня Хокаге, Хирузен, несмотря на свой возраст, всегда был инстинктивно бдителен по отношению к окружающему миру.

Его глаза внезапно открылись, и до его ушей донесся голос Тонана сверху. Он нахмурился и пробормотал: "Неужели этому ребенку снится кошмар?". Подумав о работе, которую ему предстояло сделать на следующий день, он перевернулся на спину, готовый снова заснуть, как вдруг услышал...

"Асума... где ты..."

Хирузен тут же снова открыл глаза и глубоко вздохнул.

"Шинноскэ-сенпай... я понял... спасибо... вам..."

"... не ходи... не ходи в Столицу Огня".

И снова Хирузену вспомнилось время, проведенное вместе с двумя сыновьями. Сцены из прошлого быстро всплыли в его сознании. Он также вспомнил, что когда Шинноскэ был ребенком, в дождливые дни ему часто снились кошмары.

Поскольку его жены чаще всего не было дома, Хирузен обычно сопровождал Шинноскэ. Хирузену стало немного жаль его. Он встал и привычно на цыпочках поднялся на второй этаж.

Его шаги подсознательно были очень легкими, чтобы не шуметь и не беспокоить Тонана. Он осторожно толкнул дверь. В тускло освещенной комнате Хирузен увидел, что Тонан уже откинул одеяло и продолжает говорить во сне.

"Не оставляй меня..."

"Отец... не уходи... отец..."

Этот ребенок... - в глазах Хирузена появилась меланхолия, и он почувствовал, что они с Тонаном - товарищи по несчастью. Один потерял родителей, а другой - сыновей.

Он сразу же подошел к Тонану и опустился на колени, осторожно подтянув одеяло, чтобы укрыть его. Глядя на его лицо, Хирузен поневоле вспомнил Шинноскэ, когда тот был рядом с ним.

Хирузен протянул руку и нежно погладил лицо Тонана. Боль в его сердце снова начала распространяться, и он нахмурился. В этот момент Тонан схватил Хирузена за руку и сказал почти умоляющим тоном: "Отец... не уходи...".

Хирузен был поражен. Он накрыл руку Тонана своей рукой и мягко уговаривал его: "Не волнуйся, я не уйду".

Словно услышав голос Хирузена, Тонан расслабился. Он перевернулся и подтянул руку Хирузена под голову. Казалось, что его страх только что исчез, и улыбка постепенно расползалась по его лицу, словно он видел очень сладкий сон.

Тонан потерся головой о руку Хирузена и пробормотал: "Отец... Хокаге-сама...".

Хирузен посмотрел на беззащитного Тонана, мирно спящего, и его сердце, твердое как камень, растаяло. Его охватило странное чувство. Отцовская любовь, забившаяся из-за смерти двух его сыновей, хлынула наружу, словно открылись шлюзы.

Чем больше он смотрел на Тонана, тем больше страданий и любви он испытывал к Тонану. Ранним утром следующего дня солнце светило в окно, покрывая Хирузена и Тонан слоем мягкого золотистого света.

Два человека, один из которых стоял на коленях с сердцем, полным любви, а другой погрузился в сон, представляли собой очень мирную картину. Хирузен, который не спал всю ночь, протянул свободную руку и осторожно потер виски, чтобы снять напряжение.

Когда он посмотрел на спящего Тонана, который крепко обнимал его руку, в его голове внезапно промелькнула мысль.

"Как было бы хорошо, если бы Тонан был моим ребенком! Он воспитанный, благоразумный, скромный, трудолюбивый, честный, дотошный, терпимый... Он такой идеальный".

Тонан открыл сонные глаза, еще не до конца проснувшись, и потер их, бормоча: "Отец...".

Словно последняя капля, это обращение пробило защиту Хирузена. Он почти не смог сдержать себя и обнял Тонана, прося позаботиться о нем.