Божественный дикарь Глава 173

Глава 173.

Сидя в грязи, мои глаза фокусируются на покачивающейся попке Шрайка, когда она топает прочь, мое настроение застряло где-то между испугом и возбуждением. Присутствие Бейлдага ощущается где-то на задворках моего сознания, я слышал его предупреждающий крик, когда Шрайк схватила меня за горло, и его кривой голос звучал в моей голове.

— Ну, все закончится плохо.

— Это ты мне говоришь. — Отряхивая грязь с рук, я на минуту задумываюсь о своих неудачных решениях в жизни. — Как будто у меня есть какое-то болезненное, скрытое желание все испортить. Я держал ее на интеллектуальных веревочках, но зашел слишком далеко и забыл золотое правило: прав тот, кто сильнее. Что случилось с "перо сильнее меча"?

— Не глупи, брат, перо - плохая защита от кинжала, не говоря уже о мече.

Слишком опустошенный, чтобы объяснять идиому, я вздыхаю и поднимаюсь.

— Учитывая все обстоятельства, наша голова все еще на шее, поэтому все прошло не так уж плохо. Кроме того, нам, вероятно, больше не придется ехать впереди, так что это еще один плюс. Надо сохранять оптимизм. Было бы неплохо держаться подальше от ее дерьмового списка, хотя кровожадные фанатики не известны своим "простить и забыть". Мне следовало бы знать, что лучше не открывать рта, - спор о религии никогда не приносил пользы. — Я ослабил бдительность из-за ее женских хитростей,ее эти розовые, сочные губы, сияющие зеленые глаза и большие, объемистые...

Возьми себя в руки. Она сирийная убийца, перестань так к ней привязываться, глупый.

Обеспокоенный моим благополучием, Мафу ковыляет ко мне, шмыгает носом и щебечет, его поза покорная и испуганная. Поглаживая пухлого труса, чтобы облегчить его беспокойство, я кормлю его яблоками, чтобы поднять ему настроение и успокоить нервы, и сосредоточиваюсь на его восхитительном восторженном лице, пока он жевал свое любимое лакомство. Простые удовольствия - вот чего мне не хватает. Когда все стало так сложно? Я пришел сюда, чтобы заслужить уважение Народа и поднять свою репутацию, но вместо этого я граблю торговцев, спорю о религии и участвую в убийстве невинных.

Это просто смешно. Все, чего я хочу - это хорошая, спокойная жизнь с моими двумя-семью прекрасными женами. Неужели я прошу слишком многого?

Как будто прочитав мое настроение, Бейлдаг спрашивает:

— Ну и что теперь? Раскрываем ли мы мою способность чувствовать Оскверненных?

— Честно? Без понятия. Есть идеи?

— Я бы предпочел, чтобы меня не принуждали к рабству и не использовали в качестве ищейки, что вполне вероятно, учитывая ее рвение. Кроме того, как ты это объяснишь? Я не смогу, это просто чувство.

— Понятия не имею .— Ложь дается легко. — Давай пока поспим, пройдет день или два, прежде чем прибудет первая группа заключенных. — Удовлетворенный моим решением, Бейлдаг возвращается в свое добровольное изгнание, оставив меня барахтаться в тревоге. Что мне делать? Я имею в виду, она сказала, что если я смогу выбрать Оскверненных, она отпустит остальных, что замечательно, но что будет потом? Хотя Бейлдаг и не может объяснить, как он это делает, я могу, но признание того, что у меня есть невежественное Оскверненное альтер-эго, не входит в мой список дел. Смогу ли я убедительно ссылаться на невежество или выдумать, что это некая манипуляция Ци? Что произойдет, если меня допросят под присягой и заставят рассказать, как я обнаруживаю Оскверненных?

— Ты слишком много думаешь. — Зиан прерывает мою внутреннюю борьбу, стоя передо мной, в то время как остальные ждут рядом с ним. Дастан сочувственно похлопывает меня по руке, в то время как Бошуи едва скрывает свое ликование, получая удовольствие от моих трудностей. С высоко поднятой головой Зиан пренебрежительно машет рукой, надменный даже в своем великодушии. — Узники обречены независимо от твоих действий. Выбери несколько наугад, держи рот на замке, и Сорокопут скоро потеряет к тебе интерес. Когда все закончится, возвращайся на мостик. Она избегает Отца с тех пор, как взяла на себя "священный долг".

Судя по недоверчивому взгляду Бошуи, я не единственный, кто находит странным, что Зиан дает мне советы. Быстро собравшись с духом, он претенциозно шмыгает носом и заявляет:

— Твоя жизнь принадлежит мне, и я могу забрать ее на дуэли на всеобщем обозрении. Я не буду сидеть сложа руки, пока ты мучаешься за безнадежное дело. — Подчеркнув свое заявление взмахом рукава, Зиан надменно удаляется и возвращается в палатку, оставив меня стоять с Дастаном и Бошуи.

Все, что ему нужно сделать, это покраснеть, называя меня идиотом, и я могу уверенно назвать Зиана "цундэрэ", холодный, внешне враждебный, но теплый и любящий внутри. Серьезно, почему всех психов привлекаю я? Где все нормальные, не кровожадные люди? Мои самые близкие друзья, Мила, Ян, Хуу и Фунг, на мой вкус, слишком кровожадны. Это заставляет меня лелеять маленькую женушку Лин еще больше, ее нежное, безобидное поведение успокаивает мою душу.

Слегка кашляя, чтобы привлечь мое внимание, Бошуи улыбается своей раздражающей улыбкой.

— Веди себя осторожно, Бессмертный Дикарь, ибо, хотя она и кажется всего лишь страстной женщиной, репутация моей кузины вполне заслужена. Я видел из первых рук сообщения о ее безумии, так что держись поближе к майору Ючжэнь, если не хочешь проверить свой титул. С другой стороны, если ты умрешь, я смогу дразнить Зиана его поражением до конца жизни. Так что это беспроигрышный вариант для меня. — Бошуи уходит, не дожидаясь ответа, посмеиваясь себе под нос.

Как ни странно, если бы мне пришлось выбирать между ними, я бы выбрал Зиана, человека, который чуть не убил меня и надеется попробовать снова, а не Бошуи, льстивого придурка. Это из-за себя самого я не могу завести нормальных друзей?

— Почему смерть этих крестьян так беспокоит тебя?

Столкнувшись с грубым, но честным вопросом Дастана, я могу только пожать плечами в ответ. Как вы объясните просто эмпатию?

— Почему тебя это не беспокоит? Я не понимаю, все единогласно согласны, что Чистка ужасна, но когда дело доходит до этого, они все машут руками и бормочут что-то о судьбе. Это не жертвы землетрясения или наводнения, мы сознательно выбираем, чтобы тысячи людей были замучены до смерти, потому что они могут быть осквернены. Тебе это не кажется смешным?

— Нет. Что бы ты хотел, чтобы мы сделали?

Вопрос застает меня врасплох, и я изучаю этого загадочного офицера. Трудно читаемый, простолюдин, стоит по стойке смирно с нейтральным выражением лица, в его позе нет ни вызова, ни покорности. В простом пластинчатом нагруднике поверх скромного хлопкового одеяния, мало что отличает его от обычного солдата, если не считать украшенного золотом топора, висящего у него на поясе. Суровые черты лица, неряшливые бакенбарды и растущие усы делают его старше своих двадцати двух лет, морщины вокруг глаз врезались в кожу. Несмотря на то, что он не пользовался большой известностью, я не могу недооценивать его мастерство и старания, самый молодой из присутствующих, не считая меня.

Приняв молчание за ответ, Дастан продолжает расспросы.

— Хоть я и сочувствую их судьбе, но люди, живущие здесь, представляют опасность для всех нас, опасность для моей семьи, живущей неподалеку. Кто сказал, что падение Шэнь Му не было связано с Оскверненными, скрытыми среди граждан или солдат? Я сделаю все, чтобы сохранить моих близких в безопасности, даже если для этого придется пустить миллионы под клинок Шрайка. Ты можешь сурово меня судить, но мне не хватает роскоши выбора. Не у всех есть недоступные горные дома, чтобы отступить.

— А если бы был? Выбор? Способ определить, кто осквернен, а кто нет?

На этот раз Дастан не спеша изучает меня, и я плохо выдерживаю его пристальный взгляд. После напряженной паузы, он вздыхает и качает головой.

— Я не могу сказать, высокомерен ты или бредишь, но в чудеса я не верю. Я могу только повторить совет, который тебе уже дали, и предостеречь тебя, чтобы ты мудро выбирал свои битвы. Шрайк не заботится о политическом капитале и будет делать все, что ей заблагорассудится, так же как и ты, я думаю. С этими словами он отдает честь и уходит.

Как странно. Мы все четверо технически соперники, если не сказать настоящие враги, но здесь мы едины перед общим противником, будь то Шрайк или Оскверненный. Это почти мило. Взгляд Дастана имеет смысл, но не если бы он знал, что я сделал. С помощью Бейлдага мы можем спасти столько жизней, но я слишком труслив, чтобы попытаться.

Не зная, чем заняться, я возвращаюсь в свою палатку с Мафу, держа створки открытыми, чтобы впустить его. Взволнованный квин яростно виляет хвостом, исследуя интерьер, и я направляю его прочь от стоек. Меньше всего мне нужно, чтобы он сломал мою взятую напрокат палатку. О нет, будет очень неловко возвращать это утром. Убей меня сейчас, чтобы избавить от боли.

— Пушистик, помнишь, что она временная? Никто из нас не привык спать один, так что не делай это сверхъестественным. — Счастливо пискнув в ответ, Мафу плюхается рядом с моей постелью, пока я готовлюсь ко сну, приводя себя в порядок.

Глядя на крышу своей палатки, я лежал под одеялом, а жирная голова Мафу лежала у меня на груди, его щеки и усы дрожали, когда он беззаботно храпел. Завидуя его безмятежному виду, я пробегаю пальцами по его шерсти, пытаясь принять решение. Подвергнуть себя и всех, кого я знаю, опасности, чтобы, возможно, спасти тысячи жизней или держать голову опущенной и смотреть, как происходит зверство?

...

Может, мне повезет, и все, кого они приведут, будут осквернены.

Ха, да, верно. Мне никогда не везет.

*****

Отложив стопку отчетов, Ючжэнь встала и расправила плечи, измученная еще одной бессонной ночью. Наблюдение за Чисткой быстро превращалось в логистический и политический кошмар. С таким количеством элит из разных слоев Общества, вынужденных работать вместе, она шла по лезвию бритвы, чтобы не дать атмосфере закипеть, а темпераменту вспыхнуть перед лицом трагедии. Даже самые закаленные солдаты что-то чувствовали, когда загоняли беспомощных гражданских на верную смерть, что бы они себе ни говорили.

Не говоря уже о других ее обязанностях - проблемы продолжали накапливаться, несмотря на то, что ее тарелка уже была полна. Совет продолжал донимать ее посланиями, скрываясь за армейской блокадой и требуя встречи с ними для обсуждения условий. Магнаты Саньшу не заботились о страданиях своих сограждан, рассматривая смерть как статистическую величину, которая должна была повлиять на их предполагаемую прибыль на предстоящий год. Жалкая компания, она проигнорировала их просьбы и отправила им пересмотренное заявление, напоминая, что их долг растет экспоненциально с каждым днем.

Ее солдаты еще не нашли следа Смеющегося Дракона или Демона, их побег почти подтвердился. Скоро будет назначена оперативная группа, чтобы выследить их, но ее опасения были более неотложными. Пока ее внимание было сосредоточено здесь, на Западном берегу, ранее подавленные бандиты выходили из леса, три патруля вдоль северного берега пропали без вести в последние дни. Хотя участие Оскверненных было маловероятным, у нее не было другого выбора, кроме как послать Джерела и его хишигов на русеквинах на разведку - самые быстрые войска, которые были в ее распоряжении. В то время как Джерел был более чем способен справиться со всем, что он мог найти, проходили дни, а она все не получала от него доклада, что заставляло ее нервничать. Кто сказал, что отсутствие новостей - хорошая новость? Дурак, вот кто.

Если бы только у нее хватило предусмотрительности отослать Рейна с ним, тогда ей не пришлось бы разбираться с беспорядком., который он устроил. Надев доспехи, она вышла из палатки, чтобы выступить посредником в очередном споре, глупый молодой офицер сделал неудачный выбор, противостояв Шрайку. По крайней мере, у него хватило здравого смысла скрываться в последующие дни, так что, возможно, гнев Шрайка со временем остыл.

И, возможно, у свиней вырастут крылья и они полетят.

Шагая сквозь густой туман, она мысленно проклинала небеса за плохую погоду. Этого следовало ожидать, разбивая лагерь на небольшом полуострове, окруженном с трех сторон озерной водой. Имея только один вход по суше, он стал подходящим местом для удержания и казни, освободив большинство ее элитных солдат, чтобы помочь в сборе заключенных.

Нет, не заключенные. Мирное население. Невинные. Бедняги, которым не повезло жить слишком близко к слабовольным дуракам. Несмотря на то, что было невозможно увидеть, что происходит дальше нескольких метров, мрачная атмосфера казалась подходящей для этого первого дня Чистки, милосердно скрывая массу испуганных заключенных, сидящих вместе, их рыдания и мольбы были ужасны. Через несколько часов Шрайк и ее мясники займутся своим гнусным ремеслом, и, хотя над озером клубился туман, к полудню солнце сожжет его и откроет ужасы, таящиеся внутри.

Каждый из нас делает то, что должен, не оставляя ей выбора, кроме как молиться о прощении.

После недолгих поисков она обнаружила Рейна сидящим на берегу озера, в то время как его Русалочка резвилась в воде. Сняв шлем, она села рядом с ним и тщательно стала подбирать слова. Это была незнакомая территория, утешать человека, с которым она не спала. С другой стороны, она обычно утешала их тем, что спала с ними.

Застигнув ее врасплох, Рейн первой нарушил молчание.

— Ненавижу этот туман. Это как-то неправильно, озеро обычно такое красивое. Ошеломляющее на самом деле, бурные белые воды, сверкающие на солнце, создают потрясающее зрелище.

— А я-то думала, что с тебя хватит озера после недели, проведенной под его течениями.

— Я никогда не говорил, что провел неделю под водой. Я упал, и кто-то нашел меня через неделю. Я не знаю, что произошло между этими событиями. — Его глаза смотрели вдаль, словно пронзая туман силой воли. - Может, я все время был под водой, а может, меня спасли Небесные воды, или слезы Матери, или гигантские черепахи. Насколько я знаю, я застрял на каких-то обломках и дрейфовал здесь в течение недели.

Вздохнув, она толкнула его плечом.

— Видишь, вот такими словами ты создал беспорядок с Хань Болао. Ясно, что ты не веришь в истинную Мать, и при нормальных обстоятельствах это не имело бы значения, но ты имеешь дело с Кровавой Жрицей. Такой фанатик, как она, не видит различия между неверующим и еретиком, и, учитывая то, что она рассматривает твое выживание и твои таланты как подарок от матери, неудивительно, что она плохо отреагировала на то, что ты подверг сомнению ее убеждения.

— Сожалею. Я ничего не могу с собой поделать, это в моей природе - задавать вопросы. Я любопытный парень.

— Мой старик такой же. Ты ему нравишься, понимаешь? Называет тебя "хорошим, честным молодым человеком" каждый раз, когда тебя упоминают. Он одержим арбалетом, который ты принес ему, проводит все свое свободное время с Хусольтом и Чактой, возясь с дизайном.

— Рад это слышать.

Удивительно, но он говорил серьезно. У Рейна не было необходимости льстить ее старику, он бы не получил ничего взамен. С его точки зрения, помощь маршалу в продлении его жизни ничем не отличалась от помощи бабушке в переноске продуктов. Независимо от того, просил он об этом или нет, Ючжэнь была полна решимости помочь ему.

— Не беспокойся, я уберегу тебя от ее гнева. А теперь идем, мы не можем больше медлить.Ты будешь шутить с Болао и выберешь кого захочешь. Хотя вина тяжко давит на тебя, вина лежит не на тебе. Я уже отдала приказ, их жизни обречены.

— ...Что, если я смогу это сделать? Что, если я смогу выбрать оскверненных?

Ошеломленная вопросом, она моргнула и спросила:

— А ты можешь?

— ...Может быть? Я не знаю. С тех пор как я вышел из озера, все стало странным. Все мои новые навыки и все, что я тебе показал, я не понимаю, как это все работает, они просто... действительно работают, легко, как дышать. Я даже не понимаю эту чепуху о чистоте, я просто как обычно направляю Ци. Самое странное, что когда я сражался с оскверненными в деревне, я чувствовал, что с ними что-то не так, но не думал об этом, почти забыл. Сейчас... Я не уверен. Может, я их чувствую.

Бедное, наивное дитя, терзающее себя надеждой спасти обреченных.

— Если бы ты мог, с натяжкой, ты бы спас сотни тысяч жизней. — Его настроение улучшилось от ее слов, но она безжалостно оборвала его. — Однако те, кто здесь, все равно обречены. Независимо от того, насколько убедительны доказательства, я все равно прикажу их очистить. Затем я отправлю тебя на встречу с Имперскими экспертами, чтобы определить обоснованность и механизм твоего мастерства. Империя не примет никакого риска, когда дело дойдет до вспышки Оскверненных в ее границах. — Почувствовав чье-то приближение сзади, она встала и протянула ему руку, мягко поднимая его. — Пожалуйста, забудь о своих мечтах спасти их жизни и сделай так, как я просила.

— Хм, какое высокомерие. — Выйдя из тумана, сорокопут усмехнулась. — Подумать только, ты и вправду считаешь себя столь благословенным, чтобы преуспеть там, где неисчислимые поколения потерпели неудачу. Нет способа определить, осквернен ли кто-то. — Больше не одетая в развевающиеся наряды, сорокопут пришла на работу в кожаном нагруднике и штанах поразительно красного цвета.

— Ну, технически вы не можете доказать отрицательный результат. — Слова Рейна вызвали у Ючжэнь умоляющий взгляд, а у Шрайка сердитый взор. Глупый мальчик, всегда тыкающий в медведя. Рэйн продолжал умолять Шрайка. — У меня нет всех ответов, но это не значит, что я должен слепо принимать данные решения. Простите, если я вас обидел, но мой вопрос все еще стоит: кто решил, что резня и пытки были единственным способом?

— Я больше не буду слушать вашу чепуху, у меня есть работа.

Сокрушенно вздохнув, Рейн последовал за Сорокопутом, опустив плечи, а Ючжэнь осталась рядом. Вскоре они стояли перед толпой немытых крестьян, их глаза были умоляющими, они жались друг к другу, слишком напуганные, чтобы говорить. Не в силах остановиться, Ючжэнь обвела толпу взглядом Ци и чутьем, молясь о чуде.

Если когда-нибудь и будет время для этого, то сейчас.

Отбросив все свои страхи и сомнения, Рейн казался другим человеком, когда осматривал толпу. Мастерски изобразив безразличие, он шагнул к ним и оглядел каждого по очереди. Чувствуя, что что-то не так, бедняги умоляли его, одни бросались к его ногам, другие умоляли сохранить жизнь их детям. Сердце Ючжэнь затрепетало, глаза затуманились, она отвела взгляд, не в силах больше выносить это зрелище. Продлевать это было жестоко, эти люди знали, что их ждет.

Рейн невозмутимо продолжал, его каменное молчание и пристальный взгляд без особого труда заставили толпу замолчать. Минуты тянулись медленно, и Рейн хмурился все сильнее. Только пройдя через каждого, он возвращался, отходил и подавал знак Шрайку следовать за ним. Оказавшись вне пределов слышимости, он повернулся к ним, выпрямив спину и расправив плечи, уверенный в себе, как во время первой дуэли.

— Что-то не так, — сказал он, его поведение не выдавало никаких эмоций. — Никто из них не осквернен.

...

О, милая матушка, приюти этого бедного глупца.