Негодник, которому не снилась девушка-кролик Глава 3. Без снов о первой любви

---

Часть 1

---

До него дошел запах жареного хлеба.

На плите что-то шипело. Это жарились яйца.

Мимо головы прошлепали тапочки. Затем послышалось, как раздвинулись занавески, — в веки ударил свет.

Шаги вернулись к Сакуте.

Он почувствовал, как к нему что-то приблизилось и потом ударило по лбу.

— Уже одиннадцатый час! Просыпайся!

— Я и не сплю, Май, — сказал он с закрытыми глазами.

— Тогда иди есть, пока не остыло. Мне пора идти.

Она отошла. Сакута хотел ее догнать и попытался открыть глаза, но они крепко слиплись. Вчера он много плакал и даже уснул в слезах. Теперь они высохли, склеив ресницы.

Он потер глаза и хорошенько проморгался, прежде чем наконец выползти из-под котацу в гостиной.

— Идти куда? — спросил он, но сообразил до того, как услышал ответ.

Он взглянул на Май и все понял: на ней была форма старшей школы Минегахара. На пиджак она натягивала пальто.

— В школу, — ответила Май.

— Сегодня же первый день зимних каникул, — сказал он.

Хорошо бы, иначе они бы не успевали. Однозначное опоздание.

— Я еще не забрала свой табель успеваемости. Вчера меня не было в школе из-за съемок.

— Тогда я пойду с тобой, — сказал он... и широко зевнул.

Сакута съел приготовленный Май завтрак и быстро переоделся в форму. Они вместе вышли из дома.

По пути на станцию Фудзисава Май попыталась причесать Сакуту рукой, но слежавшиеся во сне волосы не поддавались.

От дома до станции они, не сговариваясь, держались за руки.

Наверное, со стороны они казались просто парочкой влюбленных ребят.

Они настолько это не скрывали, что прохожим даже не приходила мысль, что она та самая Май Сакурадзима.

После снегопада дорогу до станции Фудзисава расчистили машинами: на обочинах и тротуарах красовались метровые сугробы.

Дорожное и пешеходное движение протекало плавно, как и в любой другой день. Снег остался только на аллеях, куда люди ходили редко. Один шаг с главной улицы, и ты по щиколотку в снегу.

Однако вид белых просторов напомнил ему о вчерашнем дне.

Наверное, теперь он будет вспоминать о нем каждый раз, когда выпадает снег. И как быстрее всех снегов растаяла Сёко.

— ...

Пока он засмотрелся на снег, ему в щеку прилетело что-то холодное.

— Ай! — взвизгнул он.

Сакута обернулся и увидел ухмыляющуюся Май со снежком в руке.

— Хочешь, потом слепим снеговика? — спросила она.

— Май, ты как маленькая.

— А? Тогда буду лепить одна.

— Хочешь, сделаем его на школьном дворе?

Если там везде лежит снег, снеговик получится впечатляющий.

— Вот видишь, ты хочешь лепить.

Он не думал, что Май взаправду этого хочет. Дело было в другом. Они пытались вести себя как ни в чем не бывало, хоть получалось и не особо... но оно того стоило.

Их слова мало что значили. Смысл лежал в том, чтобы перекидываться ими друг с другом. Главное, что они это понимали. Так им будет легче жить дальше.

Станция Фудзисава выглядела как обычно. Даже сейчас куча народа. Единственное отличие: у школьников начались зимние каникулы, и будний день походил больше на выходной.

Тем не менее суета стояла такая, какая и должна быть 25 декабря, но и в этом не было ничего удивительного. Самое обычное Рождество.

Вчерашний день был сплошной катастрофой.

И Сакута пока не отошел от шока. В его сердце все еще бушевал океан. Волны с ревом ударялись о берег. И это сказывалось на его состоянии: он все утро чувствовал, что заболевает. Оказавшись на грани паники, он пытался вести себя так, будто ничего не произошло.

И хотя в городе было все спокойно, на душе у Сакуты творился кошмар.

Что бы с ним ни происходило и что бы он ни предпринимал, это никак не отражалось на мире.

Остальные просто жили своей жизнью.

Возле универмагов стояли прилавки. Санты и северные олени предлагали прохожим кексы за полцены. Когда Сакута и Май пришли на перрон, поезд подошел по графику.

Сакута выплакал все глаза, но от слез мир не меняется. Все было прежним. Так уж оно устроено.

Это его не злило.

Казалось, все так и должно быть.

Да и сам Сакута наверняка миллион раз проходил мимо незнакомцев, не замечая чужих проблем. Он знал, имел прямое отношение и ощущал на себе последствия, от чего видел мир по-другому. Едва ли ему приходилось прежде прилагать столько усилий.

И каждый человек жил в схватке с чем-то подобным.

— Ну что за красота, — пробормотала Май, глядя в окно поезда.

— Ты, — сказал он.

— Я про океан.

Последовал ужасающий взгляд.

— Ну да. Само очарование.

— Я или?..

— Океан.

— Хм.

— Ты тоже очаровательна.

— Как скажешь.

— Я серьезно, вообще-то...

Он глядел на нее, но она на него не смотрела. Сакута сдался и стал тоже смотреть на океан.

Солнце сверкало на воде под зимним небом.

Он это видел постоянно. Привычный пейзаж каждодневного маршрута. Часть рутины. Но сегодня океан выглядел иначе.

Красивее обычного.

Ему так казалось, потому что он выбрал жизнь.

И потому, что с ним была Май.

Сакута принимал этот вид как должное, но в тот миг он вновь ощущался свежим.

То, что он видел каждый день, может когда-то исчезнуть. И это изменило его взгляд на вещи.

Поезд с шумом ехал по берегу. Сегодня пресловутая медлительность линии Эносима была в радость. Достаточно времени, чтобы насладиться пейзажем. То что нужно для израненного сердца.

Тормоза заскрипели, и поезд остановился.

Станция Шичиригахама, пункт назначения Сакуты и Май.

Сакута поднялся и потянул Май за руку, ведя ее на перрон.

— А это не Май Сакурадзима?

Позади них в поезде послышались голоса.

— Серьезно? Вживую?

— А это ее парень?

— Какой-то он... обычный?

Сакута не сомневался: это говорили столпившиеся у входа старшеклассницы. Он не стал оборачиваться. Девушки болтали и дальше, но двери закрылись и остального он не услышал. Поезд тронулся, увозя их любопытные взгляды в сторону Камакуры.

— Все, кто считают тебя обычным, вообще ни в чем не разбираются.

Все так же держа его за руку, Май провела карточкой-проездным по турникету. У нее был невероятно довольный вид.

— Но как человек, что разбирается всегда и во всем, Май, что думаешь ты?

— ...Хм-м-м.

Она искоса взглянула на него, внимательно изучая.

— Ладно, лицо у тебя обычное, — признала она. Прямолинейно. Затем быстро прибавила, — Мне нравится, что только я знаю, насколько ты крут.

Наверное, это ее смутило. Она внезапно прибавила шагу. Они все еще держались за руки, поэтому теперь Сакуте пришлось волочиться позади.

— Май.

— Что?

— Повтори.

— Не-а. А то зазнаешься.

— Оу.

— А это в тебе совсем не круто.

Май взглянула через плечо с победной улыбкой. Явно упивалась его смятением. Казалось, она счастлива. И от этого был счастлив и Сакута. Таких моментов хватило бы, чтобы назвать их жизни счастливыми.

А большего им и не надо было. Лишь мгновения, чтобы скрасить обычный день улыбкой. И ради этого стоило стараться.

Эта цель виделась вполне достижимой - гора с плеч Сакуты.

Они перешли пути и скользнули в приоткрытые ворота школьного двора.

Дорожка к школе была расчищена. Наверное, здесь привлекали какую-то спортивную команду. Но расчистка территории переросла в снежки: повсюду лежали следы снежной битвы.

Они вошли через главный вход.

— Найди, где скоротать время, — сказала Май, отпуская руку. Она направилась в учительскую наверх.

— Я с тобой.

— Не буду же я расхаживать со своим парнем перед учителями.

— Я не хочу тебя покидать!

— Да я быстро. Просто подожди.

Больше вставить слово он не успел.

— Скоротать время? Как? — бормотал он, почесывая взъерошенную голову.

На ум приходило лишь одно.

— Но сегодня она наверняка не здесь.

Тем не менее он пошел в научную лабораторию.

Тронул дверь, и она качнулась - не была заперта.

Свет не горел, но, как дверь открылась, он позвал: «Футаба?»

Несмотря на зимние каникулы, Рио стояла у доски. В белом халате, за столом с опытами.

— ...

От одного взгляда на него она застыла с пробиркой в руке.

— Ты как призрака увидела, — сказал он, закрывая за собой дверь.

В отличие от коридора, в лаборатории было тепло и уютно - обогреватель исправно выполнял свою работу.

Внутри было тепло, а за окном - белым бело. Солнце отражалось от снега и освещало комнату.

Губы Рио чуть дрогнули, и раздался слабый голосок: «Азусагава...»

Не успел он ответить, как ее ноги подкосились и она рухнула на пол позади стола. Рио была ближе к «упала», чем к «села».

— Э-эй, — воскликнул он, бросившись к подруге. — Футаба, ты в порядке?

Сакута опустился рядом с ней на колени и забрал пробирку. В ней ничего не было, но он все равно не хотел, чтобы она разбилась. Он осторожно вернул ее в штатив на столе.

— ...Нет, — услышал он шепот Рио, но ее голос не шел дальше горла, поэтому он не мог как следует разобрать.

— Футаба? — сказал он, вглядываясь ей в лицо.

— Я не в порядке! — она резко закинула голову.

Из глаз у нее уже текли крупные слезы, и ему оставалось сказать лишь одно.

— Прости. Ты из-за меня переживала, да?

— Я не в порядке!.. — повторила она. Рио сжала кулаки и стукнула Сакуту по коленям. Было совсем не больно. Но даже ее слабый протест вселил в него сильную вину. В груди ощущалась знакомая теснота.

Но это нельзя было стравнить с ужасом, который наверняка испытала Рио.

— Мне очень жаль, — произнес Сакута, не зная, что еще может поделать.

— Я далеко не в порядке... — от Рио последовал шквал бессильных ударов. — Я думала, больше тебя не увижу. Я знала... Была уверена, что ты пожертвуешь собой!

— Да...

Она не ошиблась. Один раз он уже сделал такой выбор. Но все сложилось по-другому. Он не умер. Потому что его спасла Май. И умерла вместо него.

Чтобы исправить столь ужасающий результат, он прибыл из будущего... и оказался здесь.

— Но мне никто вчера не звонил... Никто не сказал, что с тобой произошел несчастный случай. Об этом не писали ни в интернете, ни в новостях... и я думала вдруг, ну вдруг, и прождала всю ночь. Вот только ты не позвонил сказать, что с тобой все в порядке!

Она даже не пыталась прятать лицо или вытирать слезы. Дала волю эмоциям. Совсем не похоже на Рио. Ни следа обычного рационального спокойствия. Она не сдерживалась и говорила все, что было на душе.

И от вида такой Рио Сакуте стало... тепло. Судя по горячечным обвинениям, Футаба была в ярости. Но своими ударами она не пыталась ему навредить.

— Какое счастье, — сказала она, когда облегчение сменило гнев. Слезы еще текли, от чего ее халат сильно намокал. — Азусагава, я рада, что ты живой.

Рио наконец улыбнулась.

— Вот, — сказал он, подавая ей со стола пачку бумажных салфеток.

Рио сняла очки. Видимо, она оправилась уже настолько, что к ней вернулся стыд. Она бросила: «Не смотри на меня» и стала утирать слезы.

Какое-то время она приходила в себя, протирая очки. Затем надела их и повернулась к Сакуте: глаза и нос все еще были красными.

— Что вчера произошло?

— Много чего, — ответил он. — Не знаю, с чего начать.

— Как насчет с этого? — сказала она, показывая на кривую надпись поверх сложной формулы и графиков.

Посмотри на меня, Футаба!

Единственная фраза, написанная его почерком. Ей он хотел привлечь ее внимание.

— Это же ты писал, да?

— Да.

— А это?

Она показала ему телефон. На экране короткое сообщение-черновик контакту «Сакурадзима-сэмпай».

Это Сакута.

— Что ж... вчера...

Он попытался объяснить, но вдруг стал задыхаться. Голову заполонили мысли о большой Сёко, и голос дрогнул. Сакута почувствовал, что вот-вот расплачется. Но сделал глубокий вдох и сдержался.

— Вчера я сделал то, что должен был.

По большей части, он говорил это самому себе.

Сакута встал. Рио посмотрела на него. Он взял ее за руки и помог подняться. Она стояла довольно твердо, но казалось, стоит отпустить, и Рио вновь упадет, поэтому он проводил ее до стула.

Затем Сакута заговорил, будто пересматривая свои действия.

Он рассказал ей о том, как переместился в будущее.

О подростковом синдроме.

О том, как благодаря собственной слабости получил второй шанс.

И о сделанном выборе.

Он рассказал ей все, и даже то, что означал его выбор.

Говорил напрямую. И чистую правду.

Рио слушала и молчала. Было слышно лишь, как менялось ее дыхание. Изредка она чуть кивала, подбадривая друга продолжать рассказ.

Когда он закончил, Рио не проронила ни слова.

Вместо этого, она налила в химстакан воды, поставила его на асбестированную сетку и зажгла спиртовку. Когда вода закипела, она заварила растворимый кофе.

Себе в нормальной кружке, а Сакуте, как обычно, в том же химстакане, где кипятилась вода. Кофе был крепкий. Каждый сделал по глотку.

Он держал горький напиток во рту. Почувствовал его аромат. Затем насладился теплом, с которым кофе пошел по горлу.

Наконец Рио заговорила.

— Что ж, много чего случилось, — сказала она.

Не браня и не одобряя. Не утешая и не подбадривая. Лишь показала, что слушала его. И за это он был ей бесконечно благодарен.

Они молча допили кофе.

Оба не находили слов. Он уже все рассказал Рио. Больше ему сказать было нечего.

И когда химстакан опустел, Сакута встал.

— Азусагава.

— Хм?

— Я рада, что ты живой.

— ...

— Серьезно.

— ...Мм.

Подходящего ответа у него не было. Внутри бушевали эмоции. Он хотел как-то выразить, что понимает ее слова и чувства, но знал, что расплачется при попытке. Поэтому он просто промолчал.

— На этом все, — сказала Рио и повернулась к окну. Потом захлопала глазами. — Это что, Сакурадзима?

Она подпрыгнула, переместилась к окну и открыла его.

В комнату хлынул холодный воздух.

Сакута встал рядом и выглянул во двор.

Все покрывала белая пелена.

Они впервые видели Минегахару такой: в прошлом году снег не выпадал.

Наверное, из-за снегопада отменили тренировки баскетбольных и футбольных команд. По двору шел только один человек.

И это была Май.

Она осторожно ступала по заснеженному полю. Там было скользко, и Май несколько раз чуть не упала. Чтобы удержаться, ей наверняка приходилось размахивать руками. Тем не менее она дошла до середины двора, чем и была довольна.

Потом Май опустилась на колени и приложила к снегу ладони.

— Сакурадзима, что ты делаешь? — крикнула Рио.

Тем временем Сакута поставил ногу на подоконник.

— Алле-оп! — воскликнул он, выпрыгивая на улицу.

— Азусагава?

— Мы будем лепить снеговика.

— Что? — Рио удивленно уставилась на него.

— Хочешь с нами?

Рио перевела взгляд с Сакуты на Май. Затем улыбнулась, будто понимая.

— Холодновато для меня, — проговорила она и закрыла окно.

За стеклом она еще что-то говорила, но он не разобрал.

Тем не менее все было видно по лицу.

Рио не хотела быть третьим лишним.

---

Часть 2

---

Сакута и Май никуда не торопились и слепили трех снеговиков. Два не достигали и метра - итог их соревнований. Третий был ростом с Сакуту. Три огромных кома они катали вместе.

Но при таких размерах, вдвоем поставить голову на тело не выходило, и ребята все-таки убедили Рио спуститься. Одна лишь голова была шириной больше полуметра, и даже втроем они не смогли ее установить. Когда у команды Юмы выдался перерыв, они сгребли его и вчетвером доделали снеговика.

Не то чтобы это было очень важно. Они легко могли бы бросить дело на середине, но вид громадного снеговика дарил им приятное ощущение завершенности.

Снеговики стояли у входа и будто следили за входящими учениками.

Бесконечно довольная Май сделала фото на телефон.

В поезде на обратном пути она смотрела новые снимки и радостно показывала их Сакуте.

Вот они вдвоем со снеговиками. Ну и уйма фото с Рио и Юмой. Ничего необычного, просто куча веселых фотографий.

— Ну прямо настоящие старшеклассники, — сказала Май. Она была старшеклассницей, так что, наверное, это прозвучало странно, но Сакута отлично понял ход ее мыслей.

— Точно, — проговорил он.

Все это прекрасно укладывалось в стереотипы. Словно чьи-то счастливые воспоминания из сериала про подростков. Идеально вписывалось в формулу.

Не успели они долистать фотографии, как поезд прибыл на станцию Фудзисава.

Они вышли за турникеты и пошли через мост к зданию вокзала. Однако Сакута остановился на полпути.

Май заметила секундой позже и обернулась.

— Сакута?

— Тот пес... — сказал он.

Парень смотрел на большого пса, который лежал на другом конце прохода. Лабрадор-ретривер.

Рядом с ним стояли две женщины в светло-зеленых форменных куртках. На вид им было около сорока и двадцати лет. Они собирали деньги на обучение собак-поводырей.

Сакута не раз здесь видел компании по сбору средств. Он даже видел этого самого лабрадора.

Но остановился впервые.

Вынул бумажник и вытряхнул из него на руку мелочь. Может, в сумме йен двести.

Затем подошел к старшей женщине и сказал: «Вот».

— Благодарю за помощь! — ответила она, протягивая ящик. В него он кинул мелочь. — Ого, а кто-то транжира! — сказала она с улыбкой.

— Там на транжиру не тянет, — ответил он.

— Мы благодарны любой поддержке.

Это были искренние слова. За его спиной проходило куча народа и не останавливалось.

— Он тоже рад, видишь? — сказала она, показывая на лабрадора. Пес вилял хвостом. Сакута почувствовал вину от того, какими чистыми глазами он на него смотрел.

Юноша не считал, что сделал пожертвование от великодушия или щедрости.

Сакута хорошо это понимал.

Вместо будущего Сёко он выбрал жизнь с Май.

Им двигал мучительный груз этого выбора.

Будто хорошим делом он заработает себе прощение.

Будто это поможет маленькой Сёко выздороветь.

Его поступок вряд ли был хоть сколько-то равной платой, но вдруг какой-нибудь бог зачтет это за молитву.

Стоящая рядом Май тоже опустила в ящик пару монет.

— Э, стой, ты же?..

Девушка, которой было около двадцати, узнала Май Сакурадзиму и протянула ей руку. Май пожала.

— А можно погладить пса?

— Да. Он такой хороший мальчик. Дайте ему знать.

Май погладила лабрадора по голове. Он с радостным видом закрыл глаза.

— Эй, а это не?..

Люди вокруг начали понимать, что среди них знаменитость, поэтому Сакута и Май поспешили дальше. Они пересекли вокзал и вышли с другой стороны. У них получилось быстро смешаться с толпой.

— Ничего не бывает просто, — пробормотала Май, смотря перед собой.

Вряд ли эти слова предназначались ему. Скорее всего, она говорила сама с собой.

— Точно, — сказал он. Сакута знал наверняка: ответ ей не нужен. Однако он был уверен, что их мысли совпадали.

В мире были те, кому нужна помощь. Те, кого они не знали и никогда не встречали. Так было легче забыть об этом. Наверняка они периферическим зрением видели страдания, но было слишком легко не замечать чужих проблем.

Однако они знали, что маленькая Сёко ждет донора, а значит, это касалось и их. И для них это всегда будет иметь значение. Встреча с Сёко показала Сакуте, что в будущем его действия могут кого-то спасти.

Как и сказала Май, ничего больше не будет просто. Осознание, насколько страдает Сёко из-за болезни, открыло им глаза. Хорошо, что они это поняли, но, учитывая возможные для Сёко последствия... невозможно было радоваться без оговорок.

Однако некоторые вещи осознаются только таким путем.

Будь это просто, меньше бы людей проходили мимо того лабрадора и не задумывались.

И, наверное, круг доноров органов бы намного расширился. Маленькой Сёко уже бы давно сделали операцию, и она уже была здорова.

Но мир устроен не так.

Очень многое теряется незаметно для всех. Люди не знают об этом, у них нет шанса узнать. Никто даже не осознает, что что-то случилось.

И винить в этом некого. Да никто и не виноват. Такова человеческая природа. До Сакуты тоже не доходило, пока ситуация не коснулась его напрямую.

У всех свои дела. И люди уходят в них с головой или уже стараются на пределе сил. Видимо, они погружены в свои дела настольно, что больше не замечают ничего.

Вероятно, у них есть домашка или настоящая работа, которую нужно выполнить до завтра. Наверное, им надо посмотреть кучу видео, чтобы обсудить с друзьями. Ответить на сообщения. Перед ужином сходить в магазин. Прибраться в комнате, чтобы родители не кричали.

Сущие пустяки по сравнению с чьей-то жизнью. Но для людей, которых они касались, масштаб не имел значения. Этими делами не пренебречь. Человек по природе концентрируется на том, что близко.

Было бы странно, если все сосредотачивались на чужих проблемах. Семи миллиардам весьма утомительно думать о проблемах каждого из семи миллиардов. Никто бы попросту не поспевал за столькими заботами.

Все, что мог Сакута, - это делать то, что хочет, и то, что, как ему казалось, он должен.

Не ожидая ничего грандиозного и не погрязая в бессилии.

Если не забывать об этом, то Сакута со всем справится.

Эта мысль его успокоила.

— Эм, Май... — сказал он, приостанавливаясь.

— Хм?

— Перед тем, как идти домой, я хочу кое-куда зайти.

— Хочешь навестить Сёко? Я с тобой.

Она зашагала к больнице. Сакута быстро ее догнал, и Май взяла его за руку.

Он постучал в палату 301, но никто не ответил.

— ...Мы заходим, — предупредил он и открыл дверь.

В палате было темно и тихо. Звук тишины. Негромкий гуд холодильника, стук его сердца, удары шагов, шорох одежды, шум дыхания.

Свет выключен, окна зашторены. Под охраной тишины воздух в комнате уже давно сперся. Словно палату покинули давным-давно.

Он посмотрел на кровать: Сёко там не было. Она лежала в реанимации. Без специального разрешения туда пускали только членов семьи.

На кровати стояли три красиво упакованных коробки и плюшевый мишка с большим бантом. Подарки на Рождество от семьи и сотрудников больницы.

— Я совсем забыл, — сказал он.

Вчера Сакута и не думал, что доживет до 25 декабря. Пока не увидел смерть Май, ему казалось, сегодня никогда не настанет. Он никогда не дарил ей подарки. Это было за гранью его возможностей.

— Надеюсь, Сёко станет лучше, — сказала Май, поправляя мишку.

— Ага.

Если Сёко полегчает и ее выпишут, она принесет к ним Хаятэ. Они бы устроили им с Насуно помывку: намылили бы кошек и глупо смеялись.

Возможно, после того, как Сакута разрушил ее надежду на будущее, у него не было права и думать о таком. Ему казалось, он не достоин мечтать о ее выздоровлении.

Но не думать он не мог.

И не важно, что говорили другие.

Он всей душой надеялся, молил, чтобы Сёко поправилась.

Сакута даже излил свою молитву в снеговика.

Прошу, спаси Макинохару.

И эти чувства были искренними. Если у Сёко и был шанс выжить, то он хотел этого больше всего. У Сакуты была возможность ее спасти, но он оказался не в силах принять это решение. Так он не мог осчастливить Май.

Тем временем Май взяла что-то с прикроватной тумбочки.

— Что там у тебя?

— Да вот.

Она протянула ему листок: пожелтевшая от времени школьная распечатка. Он ее уже видел. Это расписание будущего Сёко.

В четвертом классе ей выдали такое задание. Но прекрасно понимая, что из-за болезни может долго не прожить, она так и не смогла заполнить все строки.

Врачи сказали, что без пересадки она вряд ли окончит среднюю школу. И как она могла строить какие-то планы дальше?

Сёко не представляла себя старшеклассницей, студенткой, взрослой женщиной.

Сакута просмотрел расписание.

— ?..

Разница бросала в глаза.

Оно изменилось.

Сакута помнил: на нем было больше текста.

Теперь карандашные записи кончались посреди средней школы. Даже до выпуска.

В прошлый раз, по его памяти, все было расписано вплоть до универа. Поэтому Сёко и попросила его взглянуть: она не помнила, как делала последние записи.

И это был не провал в памяти. Когда она впервые показала ему расписание, там была заполнена старшая школа. Но когда он взглянул на задание во второй раз, - спустя несколько дней, - в нем появились университетские записи.

Теперь на бланке виднелись их следы.

Казалось, Сёко прописала все поля до универа, а затем стерла. На бланке просматривались бледные буквы.

Окончить среднюю школу.

Поступить в старшую школу с видом на море! Желательно в Минегахару!

Встретить того, кто предназначен мне судьбой.

Выпуститься здоровенькой!

Поступить в универ.

Вновь встретиться с парнем судьбы.

Признаться ему в чувствах!

Он разобрал достаточно, чтобы понять: это были те же записи, что он видел раньше.

Но Сакута не знал, почему они стерлись.

Ну или что это было.

Их вид напомнил ему, что вот также стерлось и будущее Сёко - удар под дых. Ему вспомнилось, как она изо всех сил старалась улыбаться. Улыбаться вопреки, чтобы не волновать родителей и Сакуту. Она боролась со страхами, что были намного больше ее самой. Грусть вновь активировала слезные протоки Сакуты. И теперь они в любой миг были готовы к слезам. Но таково будущее, которое он избрал. Нельзя было плакать здесь. Не перед Май и уж точно не в палате Сёко.

— Я принесу попить, — сказал он.

Сакута отдал Май распечатку и вышел.

Он шел по пустому коридору, высоко задрав голову.

Глаза на двух рядах простеньких люминесцентных ламп.

Похоже, бесцельный счет помог ему сдержать слезы. Лифтом он поехал на первый этаж - к самым дальним торговым автоматам.

Когда он добрался до автоматов у магазина подарков, ему полегчало.

Сакута вынул из бумажника купюру в тысячу йен и вставил в приемник.

Сначала он нажал на кнопку, чтобы купить теплый чай с молоком. Для Май.

Затем взял себе спортивный напиток с синей этикеткой. Пол-литровая бутылка упала со стуком.

Похвалит ли его Май за то, что он не забыл купить что-нибудь и ей? Посмеется ли от того, что выбрал напиток, который она рекламировала? Воображая ее реакцию, Сакута нагнулся за покупками.

И что-то капнуло ему на руку.

— Э?

От неожиданности он выдал странный звук. Затем посмотрел на руку. И еще раз, и еще. Там определенно была прозрачная жидкость.

Мгновением позже до него дошло: это слезы облегчения. Он всего-то купил чай для Май и напиток из ее рекламы, а потом представлял ее реакцию - вот и прослезился от тихой радости повседневного дела.

Расплакался от чего-то обыденного. Его окутало густое мягкое тепло. И он не мог сопротивляться. Ничто не в силах остановить слезы радости. Он уж точно не мог. Да и зачем их останавливать?

Не в состоянии забрать напитки, он прислонился к автомату и согнулся. У него подергивались плечи. Чтобы не беспокоить прохожих, он старался не издавать звуков... и ждал, когда тепло его отпустит.

И в тот момент он кое-что осознал.

Что-то очень простое.

— Я уже счастлив.

Если он мог вот так заплакать...

И из-за этого опять накатили слезы.

— Я... уже счастлив, — прошептал он. Самому себе. Он хотел это слышать.

Признание малого и такого близкого счастья.

Признание счастья, которое у него уже было.

Напоминание самому себе, что это и есть настоящее счастье.

Он сделал большой крюк, и, когда вернулся в палату, прошла добрая половина часа.

При нем был молочный чай, спортивный напиток и маленький снеговичок, который спокойно влезал в одну руку.

— Май, это тебе.

Он протянул ей чай. Теперь уже вряд ли он был теплым, но Май ничего не сказала - ни об этом, ни о том, как долго его не было.

Вместо подобных замечаний она взглянула на снеговичка: «Подарок Сёко на Рождество?» — спросила она.

По его глазам было отчетливо видно, что он рыдал, но Май притворилась, будто ничего не заметила.

Он положил снеговика в пустую морозилку. Потом взял стикер и написал: внутри снеговик. Ему же хотелось, чтобы какая-нибудь медсестра или мама Сёко напугалась от неожиданности, открыв морозилку.

Май глотнула чаю, и Сакута открыл бутылку. Крышка, как ни странно, щелкнула приятно. Он залпом выпил полбутылки: на слезы ушло много воды.

— Выглядишь так, будто ждешь награды, — сказала Май, поднимая бровь.

— Просто останься со мной навсегда.

— И это все?

Судя по ее улыбке, такой ответ ей очень понравился.

---

Часть 3

---

Когда они вышли из больницы, Май сказала: «Уф, совсем забыла, что в холодильнике пусто».

Поэтому на пути домой они зашли в продуктовый.

И купили еды на несколько дней вперед. Сакута взял большой пакет, а Май - маленький, и они шли до самого дома, держась свободными руками.

Когда подошли к своим домам, Май не ушла. Она пошла с Сакутой до лифта его дома. Май явно собиралась провести у него вечер. Поскольку это было однозначно неплохо, он решил ничего не говорить.

Так, вероятно, она что-нибудь ему приготовит.

Весь в предвкушении он открыл дверь. И сразу засомневался, стоит ли приводить Май.

На входе лежали ботинки, и не все из них были ему знакомы. Одна пара принадлежала Каэдэ: она их скинула сразу, как вошла, и поправлять не стала. Однако другая пара стояла ровно, пятка к пятке.

— О, ты вернулся!

Он услышал, как по деревянному полу заскользили носки.

Сакуту выбежала встречать его сестра Каэдэ. Все еще было странно видеть ее с обрезанными до плеч волосами. После похода в парикмахерскую прошло всего несколько дней, да и большую часть времени Каэдэ пробыла у бабушки с дедушкой, так что у Сакуты особо не было времени привыкнуть к ее новой прическе.

— О, Май! Добро пожаловать.

— Спасибо за гостеприимство, — ответила Май, отрывая взгляд от другой пары ботинок.

Каэдэ явно была дома не одна. И почти не оставалось сомнений в том, кто был вторым. Это, очевидно, отец Сакуты, который привез Каэдэ домой.

На секунду Сакута заколебался, отговаривать ли Май разуваться.

Но поскольку они уже зашли, он решил, пусть уже все будет так. К тому же с отцом они вместе не жили, и, может, это будет хорошей возможностью официально представить ему Май. Не стоит давать кому-то лишний повод для беспокойства, да и причин откладывать этот момент тоже не было.

Это просто слегка неловко. Вот и вся проблема.

— Пап! Сакута пришел, — прокричала из коридора Каэдэ.

Отец высунул голову из гостиной.

— С возвращением, Сакута, — тихо сказал он.

— Спасибо, пап.

Не намереваясь проигрывать схватку, Сакута тоже приглушил голос. Периферическим зрением он увидел, как Май качнула головой. Отец поступил так же.

— Что ж, эм, Май... это мой папа, — сказал Сакута. — А это моя девушка, Май Сакурадзима.

Он больше не знал, как это сказать, и выбрал прямолинейный подход.

Раньше они уже виделись, когда столкнулись в больнице во время неприятностей с Каэдэ. Поэтому как минимум знали друг о друге. У отца уже прошло удивление от встречи с известной актрисой.

— Спасибо, что заботишься о моем сыне.

— Простите, пожалуйста, за позднее знакомство, и простите, что все так неожиданно.

— Нет, я знаю, что ты занятая.

— Тем не менее...

— ...

— ...

Покончив с формальностями, они неловко замолчали.

— Я не привык к такому, — сказал отец растерянно улыбаясь.

— Соберись, пап. Каэдэ ткнула его в бок локтем.

— Да знаю, но непросто поверить, что перед тобой та самая девушка из телевизора, а потом еще и говорят, что она девушка Сакуты... Не знаю, что и сказать.

— Мне за тебя стыдно.

— Каэдэ, ты тоже была в шоке.

— Знаю, но...

— Сакута, — сказала Май, толкая его в спину. — Я, пожалуй, домой.

— Нет, я и сам собирался уходить, — сказал отец. Он держал в руке дипломат. — Нельзя оставлять вашу мать надолго одну.

Это было сказано Сакуте. Но юноша знал, что Май тоже поняла. Давным-давно он ей объяснял: Каэдэ травили в школе и у нее начался подростковый синдром, поэтому их мать разочаровалась в себе как в родителе и получила нервный срыв.

Сакута опять надел ботинки.

— Я провожу, — сказал он.

— Нет, не стоит.

Сакута не обратил внимание на возражения отца и первым вышел за дверь. Следом пошла Май. Каэдэ помахала у двери и осталась охранять крепость. Они втроем спускались на лифте.

По дороге лифт не останавливался ни разу, так что они вышли прямо к подъездной двери и встали на улице.

Отец Сакуты посмотрел на него и обратился к Май.

— Мы живем раздельно, поэтому, наверное, мое слово не такое уж весомое. Но я знаю, что Сакута согласился на это ради матери и Каэдэ. По-моему, это признак благородства.

От такой речи Сакута опешил, и ему стало ужасно неловко. Он очень не хотел, чтобы Май все это слышала, и в нем загорелось безумное желание прервать отца. Но он говорил от чистого сердца, поэтому Сакута не посмел сказать ни слова.

— И я хорошо понимаю, какую ношу возложил на него. Возможно, у меня нет права просить о таком, но я надеюсь, что ты не оставишь его.

— С радостью, — мягко ответила Май. — Я сама хочу быть рядом.

Казалось, отец почувствовал облегчение. Он слегка улыбнулся. Сакута никогда не видел у него такой улыбки. Отец был ошеломлен, но в то же время радовался. Май успокоила его.

— Береги себя, — сказал Сакута.

— Приезжайте навестить мать после Нового года, — сказал отец, развернулся и ушел. Похоже, он оставил машину на стоянке у станции.

Вскоре он скрылся из виду.

Май облегченно вздохнула: «Ну и нервотрепка» — сказала она.

— Даже ты иногда переживаешь?

— За кого ты меня держишь?

— За будущую жену?

— Ну, этого не видать, если твой отец меня возненавидит, — ответила она таким же шутливым тоном. — У некоторых просто зуб на знаменитостей.

— Не думаю, что это как-то помешает.

— Ну, это же твой отец.

Он до конца не понимал, почему это было важно, но разговоры о его семье всегда переходили в неловкость, поэтому Сакута решил сменить тему.

— Пожалуй, и мне когда-нибудь придется знакомиться с твоими родителями.

— Пфф, вряд ли.

Май сразу откинула эту мысль и поспешила обратно домой. Поняв, что без ключа ей не войти, она вынула из кармана запасной. Тот же ключ, что вчера дал ей Сакута.

Он быстро догнал ее, и они вместе зашли в лифт.

Ссора Май с родителями, особенно с матерью, была сильна настолько, что ей даже не хотелось о них говорить.

— Не знаю, стоит ли тебе рассказывать... — начал неуверенно Сакута.

— ...

Май не сводила взгляд с табло, где менялись этажи.

— Но после несчастного случая... в другом будущем.

Он почувствовал, как забилось сердце, но заставил себя договорить.

— Там в больницу прибежала твоя мама. Она была в отчаянии. Умоляла врачей спасти тебя.

— ...

Май промолчала.

— Еще она сильно меня ударила, требуя, чтобы я тебя вернул.

— Я знаю, что она все еще беспокоится обо мне.

— ...

— Но не хочу слышать, что она может про тебя наговорить. Поэтому нет... не сейчас.

— Ладно.

В лифте раздалось «дзынь».

Сакута открыл входную дверь квартиры, и они вошли. К ним тихонько вышла Каэдэ с Насуно на руках. Похоже, она их поджидала не просто так.

— Сакута, — сказала она с напряженным видом.

— Что?

— У тебя есть минутка?

— Нет, я флиртую.

— Фу-у.

— Нет ничего важнее, чем... Ай!

Он получил подзатыльник от Май. Она не стала ругаться дальше, а сказала: «Воспользуюсь раковиной» и удалилась.

— Ну и? Что? — сказал Сакута, встретив взгляд Каэдэ.

— Я хочу тебя кое о чем попросить.

— Увеличить карманные?

— Нет.

— Фух.

— Ну и это тоже, но...

— Что? С деньгами у нас сейчас туго.

— Поможешь мне тренироваться?

— А, это? Конечно.

— Ты точно понял, о чем я? — она смотрела с недоверием.

— О школе, да?

— Д-да, — сказала она, слегка опешив. Ей правда казалось, что он не поймет?

— Ты начинаешь с третьего триместра, верно?

— Угу.

Она кивнула.

Он подумал, что это было ее обещанием другой Каэдэ.

— Ну, и завтра...

— Приготовь форму.

— Это я уже сделала.

Она злобно посмотрела на него, будто возмущаясь, что он относится к ней, как к ребенку. Но если Каэдэ не нравится такое отношение, то ей, пожалуй, следует прекратить дуться чуть что.

— Ну, тогда завтра.

— Угу!

Каэдэ решительно кивнула и поспешила в гостиную. Ее напряженность еще не сошла, но Сакута считал, что дать такое обещание уже было большим достижением.

Когда сегодня закончится, наступит завтра.

И уже завтра они займутся завтрашними делами.

День за днем ближе к будущему.

Что бы ни таило завтра, нужно идти вперед. Сакута избрал будущее, в котором завтра есть. И он будет жить жизнь, что подарила ему большая Сёко.

---

Часть 4

---

Сакута сдержал обещание и на следующий день помог Каэдэ с тренировочным походом в школу. Для начала она надела форму и прошлась вокруг дома. На второй день они пошли к школе Каэдэ.

Были зимние каникулы, и только Каэдэ шла в форме. Она боялась, что так привлекает больше внимания, но с каждым днем они подходили все ближе к школе.

На третий день Сакута и Каэдэ подошли так близко, что увидели зеленую сетку, ограждающую территорию школы. Они встретили каких-то ребят, идущих на тренировку, и начали поспешное отступление. Однако прогресс двигался куда быстрее, чем предполагал Сакута.

Он думал, они вполне доберутся до цели «прийти в школу раз за каникулы».

В обед 29 декабря Сакута поехал с ней на поезде в Уэно, решив, что это будет неплохим перерывом в тренировках.

— Я уже в средней школе! Мне унизительно идти с братом в зоопарк!

Каэдэ ворчала всю дорогу, но как только приехала...

— Сакута! Это панда! Посмотри на нее! Бамбук ест!

Она радовалась больше любого ребенка, пришедшего с родителями.

В сувенирном магазине даже умоляла купить мягкую игрушку.

— Сакута, вот этот миленький!

— Неплохо.

— Ну что за милашка!

— У тебя такой уже дома есть.

— Но он безумно милый!

— Третий год... Не поздновато ли для мягких игрушек?

— В душе я еще первогодка!

В итоге, пустой бумажник Сакуты опустел еще больше. Он уже задолжал Томоэ, и тратиться дальше было непозволительно.

Чтобы как-то это исправить, ну, не только это, Сакута брал на работе все смены, которые мог.

О некоторых из них его настоятельно просил управляющий, утверждая, что в это время года сложно укомплектовать смены. Но Сакута не отказался ни от одной. Других планов у него не было, да и случаются моменты, когда полезно быть при деле.

Тридцатого они работали вместе с Томоэ - их первая встреча с тех пор, как он вернулся из будущего 24 декабря.

На перерыве он вернул ей часы и три тысячи йен.

— Теперь все в порядке? — спросила она.

— Эти три тысячи - все, что у меня есть, так что Новый год будет скромным.

— Я не об этом. В смысле... какой «ты» сейчас ты?

— И тот, и другой. Мы соединились.

— ...

— И поэтому я в порядке. Не стоит волноваться, уверяю.

— Что ж, раз с тобой все хорошо, то... хорошо.

По ней было видно, что она так не считала. Томоэ поджала губы, явно недовольная его объяснением.

— Ну так хватит ходить с такой миной.

— Я тебе помочь, вообще-то, хотела.

Ужасно милая фраза.

— Ты, наверное, не осознаешь, но в этот раз ты сыграла ключевую роль.

Он говорил серьезно.

Если бы не Томоэ, его межвременное приключение закончилось бы ничем. Ему оставалось бы только рвать на себе волосы, наблюдая, как снова происходит самое худшее. Кошмар наяву. От одной лишь мысли бросало в пот.

— Я твой должник.

— Я же ничего не сделала.

— В качестве благодарности купи себе на эти три тысячи любую порцию парфе.

— Оу, эм, конечно... стой, это же мои три тысячи!

— Не будем о мелочах.

— Три тысячи йен - это не мелочи!

— ...

— Ч-чего замолчал?

— Работать с тобой куда веселее, Кога.

Он снова мог с ней дурачиться, и из-за такого облегчения с языка соскользнула искренняя фраза. Смотря на Томоэ, он чувствовал, что вот-вот расплачется.

— Сэмпай, с тобой правда все хорошо?

Она обеспокоенно наклонилась.

— Может, и нет... Блин, живот заурчал. Вымой пол за меня!

В спешке он побежал в туалет.

Сакута вернулся домой как раз к ужину Май. Теперь она готовила каждый вечер.

Обычно они ели втроем: Сакута, Май и Каэдэ, но сегодня к ним напросилась еще и Нодока. Ее комплекс сестры бушевал с полной силой, и она не отходила от Май ни на секунду, пока та готовила.

Сакута спросил почему.

— Сегодня ей приснился кошмар, — ответила Май.

— О чем?

— Не хочу об этом говорить, — отрезала Нодока.

Допытываться он не собирался. Пока чистил лук, Сакута взглянул на Май.

— Ей приснилось, что меня сбила машина.

— ...

Поскольку Сакуте уже пришлось это пережить, он еще минуту приходил в себя. Наверняка даже во сне это было ужасно. Нодока любила Май почти так же, как и он.

— Ну, логично. Можешь сегодня забрать мою Май.

— Мне не нужно разрешение от тебя. И вообще она не твоя.

Наконец-то Нодока приободрилась, и они сели ужинать.

— Тоёхама, тебе бы научиться готовить, а не ходить сюда.

— Я пришла, чтобы убедиться, что ты ничего не выкинешь.

— Май не твоя мама.

— Она готовит тебе каждый день! Моя сестра и тебе не мать!

— Нет, она моя будущая жена.

— Если вы с Май поженитесь, то Нодока тебе станет золовкой? — спросила Каэдэ, уминая картошку.

— ... — палочки Нодоки зависли в воздухе.

— И не вздумаю родниться с полуголой танцовщицей.

— Пфф, ты говоришь так, словно на дворе шестидесятые, — засмеялась Каэдэ.

— ...

— Что? — разозлилась Нодока.

— Может, быть твоим старшим братом не так уж и плохо.

— Чтоб ты сдох!

— А вот так не говори. Это грустно.

Как и Каэдэ, он уплетал картошку с мясом от Май. Сакута посмотрел на Май и поймал ее взгляд.

— Так и знала! — Нодока явно все не так поняла. — На Рождество что-то произошло!

— Ничего из того, о чем ты думаешь, Нодока - спокойно сказала Май.

— Я-я и не думаю! Б-было вкусно!

Она побежала с пустой тарелкой к раковине.

— То есть все было куда серьезней, чем подумалось Тоёхаме.

— П-правда? — Каэдэ открыла от удивления рот. — А что вы делали?

— Не преувеличивай, — сказала Май, наступая ему на ногу под столом.

И так прошел вечер.

И так продолжалась жизнь Сакуты.

Он смаковал каждый день. Один за одним.

Стараясь вести себя как ни в чем не бывало.

Смеяться над пустяками, шутить, слушать брань Май, терпеть насмешки Рио, дразнить Томоэ, прикидываться дурачком с Каэдэ, злить Нодоку, смешить Юму... все как всегда.

И посреди этой рутины ему вдруг приходило желание разрыдаться, и он впивался в него, пока оно не проходило. Сущие мелочи напоминали ему, какое же это счастье - жить. И чем спокойнее были дни, тем сильнее его брала вина. Слезами он молился за спасение Сёко. Сакуту швыряло на волнах бушующего океана души.

И попытайся он его усмирить, то совсем не сможет ничего делать. Ему особо ничего не оставалось, кроме как ждать, пока волна не отступит.

Но он знал, со временем это пройдет.

Если разбираться с одним днем за раз, рано или поздно год подойдет к концу.

А в следующем что-нибудь, может, уже изменится.

Зимние каникулы кончатся, начнется третий триместр, Каэдэ снова пойдет в школу... и так незаметно пройдет январь.

В феврале Май подарит ему шоколад... а в марте она выпустится из Минегахары.

Никакие ощущения Сакуты не остановят течение времени.

Что бы он ни чувствовал, сезоны будут сменяться и придет весна.

На это ему не повлиять.

И вскоре после того, как он пришел к этому выводу...

...зазвонил телефон.

Тридцать первое декабря. Канун Нового года.

Сакута встал в семь утра, чтобы помочь Каэдэ с тренировочным походом в школу. Он умылся, позавтракал и ждал, пока Каэдэ наденет форму, и тут зазвонил телефон.

Он пошел к телефону в гостиной.

Подошел и застыл.

— Сакута? — позвала Каэдэ. Она вышла из своей комнаты и увидела его выражение. Он не ответил. Сакута не сводил взгляда с экрана телефона. Там был знакомый номер. Номер Сёко.

Это означало одно из двух.

Хорошее.

Или плохое.

— ...

Он медленно выдохнул и поднял трубку.

— Азусагава слушает.

— Ой... Извини, что так рано звоню. Это Макинохара...

В трубке звучал голос женщины.

— Вы мама Макинохары, да? Это я.

— Ох, хорошо. Жаль, что тебе приходится это видеть...

От каждого ее слова сердце Сакуты выпрыгивало из груди.

— Ничего страшного, — еле ответил он.

У него свело горло, как будто воздуха не хватало.

— Я нашла твой номер... в телефоне Сёко.

— Да.

Он мог давать только краткие ответы. В горле застряла мысль: нужно спросить, что случилось. Даже озвучить вопрос было страшно. Каждую клеточку тела наполняла тревога.

Не зная, куда деть глаза, он посмотрел на часы. Еще не дошло полдевятого. Как и сказала мама Сёко, слегка рановато для звонков. Видимо, у нее была весомая причина позвонить прямо сейчас.

— Ты придешь к Сёко?

— ...

— Пожалуйста.

Ее голос дрожал. Сакута больше не мог откладывать вопрос.

— Что случилось? — спросил он с ощущением, будто пробирается сквозь терновый лес. Губы дрожали. Рука, которой он держал трубку, тряслась. Провод стучал по стене.

— У нее... — два слова и голос матери дрогнул, — у Сёко не...

Было слышно, как она плачет. Имя ее любимой дочери окрасилось горем.

Сакута поборол желание заткнуть уши руками. Его тело изнывало от надрывов в голосе матери. Грудь болела. Сердце будто кто-то стиснул рукой.

Но Сакута держал трубку у уха, поскольку единственное, что он мог - выслушать все до конца.

— Врач сказал... У нее... У нее не так много времени. Мне жаль.

Рыдания матери подтверждали, насколько плохи были дела. Они не оставили Сакуте ни малейшего сомнения.

— Понял. Я приду.

Он сказал это отчетливо.

— Спасибо... и прости...

— Увидимся в больнице.

Он медленно положил трубку - так, что не послышалось ни единого звука. Все, чтобы хоть как-то смягчить новость от матери Сёко. Обернуть ее слова ватой.

Она больше всех любила Сёко. И сильнее всех молилась за ее выздоровление. А значит, никто мягче нее и не скажет.

— Сакута? — обеспокоенно спросила Каэдэ. В ее глазах он увидел себя: по щекам текли слезы.

— Извини, Каэдэ. Мне нужно в больницу. Ничего, что сегодня без тренировки?

— Да, конечно...

Очевидно, ее больше волновал он сам.

Сакута вытер слезы, пытаясь показать, что с ним все в порядке. И снова поднял трубку. По памяти набрал номер. Он так много на него звонил, что уже и не задумывался.

Послышались гудки.

Первый. Второй. На третьем ответили.

— Азусагава? — прозвучал напряженный голос Рио.

— Ты уже не спишь?

— Я всегда встаю в семь.

Придерживаться режима даже в каникулы - это весьма в духе Рио.

— ...С Сёко что-то случилось? — спросила она прежде, чем он успел открыть рот.

Любой, кто знал о болезни Сёко, сразу бы заподозрил неладное, позвони он так рано. Логичное предположение.

— Мне только что звонила ее мама.

— Оу.

— Она долго не протянет.

— Ты собрался туда?

— Да.

— Я с тобой.

— Хорошо.

— Увидимся на месте, — сказала Рио, готовая отключиться.

— Футаба... — он остановил ее.

Сакута еще не сказал самого важного. Он позвонил сперва ей, а не Май, потому что хотел кое-что у нее спросить.

— Что?

Рио сразу же навострила уши.

От этого ему чуть полегчало. Судя по ее встревоженному голосу, его вопрос не будет полным безумием.

— Выход же есть, да?

— ...

Он услышал, как она нервно сглотнула. Это было так тихо, что он бы и не заметил, если бы не слушал внимательно. Рио промолчала.

— Призрачный шанс, ради которого стоит рискнуть.

— ...

— Возможно, мы еще можем ее спасти.

Он сжал рукой трубку.

— ...

Рио по-прежнему молчала.

— Я не мог думать ни о чем, пока Май грозила опасность. И забыл. А подростковый синдром Макинохары так и не разрешился. Я вспомнил об этом, когда увидел ее расписание будущего.

— ...

— Все, что шло после средней школы, исчезло. Остались лишь стертые слова.

Никакая машина здесь не была замешана. Это явно сделал человек. Кто-то. Своими руками. Без сомнений.

— Макинохара сама все написала и стерла. Скорее всего, и то и другое сразу... в четвертом классе.

— ...

Рио молчала, но он слышал ее беспокойное дыхание. Ему казалось, она хочет что-то сказать, но молчит. Может, она размышляла, стоит ли отводить его от сути вопроса. Однако он зашел уже слишком далеко, чтобы у нее получилось.

— Три дня назад Макинохара заполнила расписание и стерла. Ее страх будущего спровоцировал подростковый синдром. Все же так?

— Азусагава, ты слышишь, что говоришь? — наконец она прямо спросила. Но уже знала ответ.

— Я говорю, что мы не в настоящем. Это будущее.

— ...

— Значит, если мы спасем Макинохару из «настоящего», - ту, что в четвертом классе, то наверняка сможем спасти и ту, что в средней школе.

— Азусагава.

Рио назвала его по фамилии в попытке достучаться.

— Шанс же есть, да?

— Это даже «шансом» не назовешь.

— ...

— Твои слова - это всего лишь принятие желаемого за действительное.

— Жестоко.

— Не лучше, чем надеяться, что сегодня появится донор.

— Конечно, ты права, но...

— Сёко прибыла из будущего, а ты вернулся на четыре дня в прошлое - в обоих случаях это было возможно из-за вашего подросткового синдрома. Единое сознание, что раскололось на две части с разным восприятием времени. Сёко в реанимации. Думаешь, она сможет себя спасти, если вернется в прошлое?

— Пожалуй, это было бы сложно, даже не будь она в реанимации.

Сакуте не казалось, что тринадцатилетняя девочка, которой требуется пересадка сердца, сможет себя спасти. Этого не мог даже Сакута, а он был куда старше. Не могли даже взрослые. Именно поэтому ее родители так и мучились.

— С болезнью Сёко не справиться, начав с новой попытки. Возвращение на три года в прошлое не приведет к невероятным достижениям в области медицины. Она всего лишь проживет три очень похожих года и опять придет к тому же.

— Но с разрешенным подростковым синдромом, наверное, все будет чуть иначе.

— Потому, что у тебя было что-то похожее и ты не забыл, как переместился в будущее? В ситуации Сёко ничего не изменится. Она не сможет себя спасти, зная, что ее ждет. Такого не бывает. Потому она этого и не сделала.

Сакута знал, что Рио права.

— Это не то же самое, что избежать аварии.

И здесь она была права. Тем не менее он не мог дать отчаянию себя парализовать. Сакута был обязан найти просвет надежды.

— Футаба.

— ...

— Тоёхама сказала, что ей приснилось, как Май сбивает машина. Как ты думаешь, это из-за того, что подростковый синдром переместил меня на четыре дня в будущее? Если да, то, похоже, воспоминая есть не только у путешественника во времени, но и у остальных.

— Говорю же: ты принимаешь желаемое за действительное, Азусагава.

— ...

Рио твердо стояла на своем. И он понимал почему.

— Мне приснился похожий сон.

— ...

— После того, как твой подростковый синдром уладился... Мне приснилось, как я вела тебя домой. Ты был совсем разбит.

— Ну и...

— Но даже если у тебя получится послать воспоминания о сегодняшнем дне самому себе на три года назад, то это все равно ничего не изменит. Все будет так же.

— Да, наверное, я всего-то подумаю: «Что за странный сон?»

Не знай он, что ситуация касается и его, было бы куда проще не обратить внимание. Сакута прекрасно это понимал.

— Даже если оно тебя обеспокоит, суть проблемы останется прежней. Три года назад у тебя не было способа спасти Сёко.

Как теперь, так и тогда.

— Азусагава, даже если... — ее тон помрачнел. — Скажем, случится чудо: прошлое изменится и Сёко поправится. Правда ли это то, чего ты желаешь?

Сакута отлично понимал вопрос.

— Выздоровление Сёко - это хорошо.

И именно поэтому притворялся дурачком.

— Раз ты заговорил об этом, то наверняка понимаешь, что значит изменить прошлое.

Рио не отставала.

— ...Да.

— Если Сёко из четвертого класса преодолеет связанные с будущем страхи, то у нее не будет подросткового синдрома... а значит, не будет и большой Сёко.

— Я понимаю.

— Нет, Азусагава, не понимаешь.

Она говорила спокойно, но в голосе все равно была дрожь. Рио надеялась, он не заметит.

— Если не будет большой Сёко, не будет и вашей встречи на пляже Шичиригахама два года назад.

— Верно.

— Не будет встречи - ты не возьмешь ее за пример.

— Угу.

— Не будешь поступать в Минегахару, чтобы найти ее.

— Да.

— Не встретишь ни меня, ни Куними.

— ...Угу.

— И ваши пути с Сакурадзимой никогда не пересекутся.

Сакута уже обо всем этом думал.

— Тебя это устраивает?

— Конечно же, нет.

Как его могло устраивать такое?

— Жизнь, в которой я не встречу Май, - и не жизнь вовсе.

— То есть...

— Да и, честно говоря, не сдалась мне старшая школа без тебя и Куними.

Или без Томоэ и Нодоки. Встреча с Сёко сделала его тем, кто он есть. Изменится это - изменится и будущее. Точно так же, как исчезла и Сёко, которой пересадили сердце Сакуты.

— Потому я и притворялся, что не додумался до всего этого. Молясь, чтобы Макинохару спас кто-то другой.

— Азусагава...

— Но не получилось. Такие вещи судьбе не оставишь.

В этом не было ничего смешного, но он все равно громко рассмеялся. Это помогло отогнать слезы.

— Ты выбрал будущее с Май.

— Да, выбрал. Тогда. Я так решил, когда не видел, что есть еще один вариант. Мне казалось, нужно выбрать одно из двух: попасть под машину и спасти Макинохару или не попадать и жить с Май.

— И это тебя ожидает. Наконец-то вы с Сакурадзимой будете счастливы. А ты так просто позволяешь счастью ускользнуть.

— Оно кончилось, как только я все понял. А поскольку теперь я знаю, что шанс все-таки есть... будет уж слишком притворяться, что это не так.

— Мне казалось, ты вступаешь в борьбу, только когда можешь победить.

— Ага. Я хочу бороться, только если могу победить.

— Сказал человек, готовый оставить все, что ему важно, все, чего он добился, ради малюсенького шанса, которого, может, и нет вовсе. Как ты осмелишься сказать об этом Май?

— Это будет сложно! Если она заплачет, я пропал.

---

Часть 5

---

После разговора с Рио Сакута позвонил Май.

Он рассказал ей о звонке мамы Сёко.

— Хорошо, — сказала она. — Сейчас выхожу. Подожди внизу.

И повесила трубку.

Сакута сказал Каэдэ сторожить крепость. Не прошло и пяти минут, как он встретил на улице Май.

— Пошли, — сказала она.

Он кивнул, и они двинулись. Сакута пошел быстрее обычного, но Май прекрасно поспевала.

На главной улице из-за их спин вынырнул автобус, ехавший в больницу.

— Поехали на нем.

Ребята побежали к остановке и запрыгнули в задние двери. Канун Нового года. Школы и предприятия не работали, и в автобусе почти никого не было. Они уселись на большое сиденье в конце салона.

Двери закрылись. Водитель включил поворотник и стал медленно отъезжать.

Как отъехали, Сакута сказал: «Май».

— Да?

— Мне все еще хочется спасти Макинохару.

Он говорил отчетливо, смотря перед собой. Его голос звучал спокойно и тихо, но при этом твердо. Было важно убедиться, что ей понятен ход его мыслей.

— Угу, — так же тихо отвечала она. Сакута видел периферическим зрением, что она кивнула. Все верно. Она не удивилась и не расстроилась. Не стала расспрашивать о подробностях и не растерялась. Просто сказала: «Если хочешь, значит надо».

— Май?..

Он даже ничего не сказал. И того, что это подкреплялось лишь надеждой вопреки. Но казалось, ей уже все известно.

— Расписание будущего у Сёко в палате. Это ведь она его написала и затем стерла? Видимо, это случилось тогда же, когда у нее появился подростковый синдром, то есть в четвертом классе. И он до сих пор не утих, да?

Сакута слегка удивился, что она сама во всем разобралась. Теперь было понятно, почему Май отнеслась к его словам настолько спокойно.

— Что ж, давай. Измени прошлое.

Май накрыла рукой руку Сакуты, лежащую меж ними на сидение. От любопытных глаз их скрывала спинка предыдущего сидения.

— Ты плакал каждый раз, как я уходила.

— Ну, всего-то через день.

— Врешь.

Май не проведешь. Но попробовать стоило. Она улыбнулась от его напускной черствости.

— Ты передумаешь, если скажу, что схвачу тебя и никогда не отпущу?

— Тебе тяжело отказать.

— Тогда не стоит. Думаю, ты будешь жалеть об этом выборе всю жизнь.

— ...

— Сложно жить с мыслью, что все могло быть иначе.

— Угу.

— Но со временем станет легче. Ты будешь плакать реже. Вместе мы бы справились.

— Да. Было бы не так плохо.

— Но мы пообещали. В канун Рождества в гримерке телестудии. Вместе мы будем счастливы.

— Да.

Он не забыл. Как раз благодаря этому он и держался.

— Просто придется сделать большой крюк.

— Да, чуток.

— Мы все забудем и начнем сначала.

— Да. Именно.

— Я вновь тебя встречу.

— Угу.

— И полюблю еще раз.

— Точно.

— Ты снова позовешь меня на свидание.

— Я знаю, что найду тебя.

Он сжал ее руку, вбирая тепло. Сакута всей ладонью чувствовал ее присутствие.

— И тогда мы будем счастливы вместе.

Май посмотрела на него и улыбнулась.

— Обещаю.

Сакута сжал ее руку сильнее. Май слегка засмеялась, будто ей было щекотно.

Автобус приехал на больничную остановку.

Они сошли, держась за руки.

Внутри их ждала знакомая медсестра. Сёко лежала в реанимации, туда просто так не войдешь, - наверное, ее мама обо всем договорилась.

— Иди, Сакута.

— Ты не пойдешь?

— Расписание в палате. Оно же тебе понадобится?

— Точно.

Если и был ключ к загадке подросткового синдрома Сёко, то это он.

— Ладно, Май, это на тебе.

Они разделились, и Сакута пошел за медсестрой.

Реанимация располагалась в дальней части больницы и, как правило, была закрыта для посетителей. По коридору не ходили пациенты, да и врачей с медсестрами почти не было видно.

Безлюдный коридор кончался парой автоматических дверей. Его отвели в помещение, где переодевались посетители. Как и в прошлый раз, он надел халат, шапочку, похожую на ту, что носят маляры, и специальную обувь. Затем особо тщательно вымыл руки.

Медсестра внимательно его осмотрела и разрешила идти дальше.

Она повела Сакуту в еще одну дверь. Это была не палата Сёко, а только мегастерильный коридор. Здесь по правую сторону шли окна: в них было видно каждую палату.

Медсестра, сопровождавшая его, остановилась. Сакута за стеклом видел лица - родители Сёко, одетые, как он. При виде его они поклонились. Он тоже.

Неделю назад его не запустили в саму палату. В этот раз все было по-другому.

— Входи, — сказала медсестра. Он зашел в реанимацию.

Здесь стояла пронзительная тишина.

Ее нарушали лишь звуки медицинских приборов. Один гудел, как холодильник, другой, казалось, что-то перекачивал. И от этого механического шума тишина становилась отчетливей. Она будто рождалась от приборов.

Аппараты окружали лежащую на кровати Сёко. Ее глаза были закрыты.

— Сёко, пришел Азусагава, — сказала мать. Голос чуть дрожал.

Глаза Сёко приоткрылись. Сначала они глядели в потолок, потом нашли лица родителей.

— Макинохара, — не выдержал Сакута.

Ее гуляющий взгляд наконец-то ухватился за него.

— Сакута...

Голос заглушала кислородная маска. Сёко подняла маленькую ручку, потянувшись к нему.

— Подойди ближе, — сказала мать, освобождая ему место у кровати.

— Да, это я.

Больше он не знал, что сказать. Сакута неосмысленно обхватил двумя руками ручку Сёко, но не сжимал. Ручка казалась совсем крошечной, а пальчики - такими тонкими, что его взял страх: она растворится, если сжать слишком сильно.

— Я не хотела, чтобы ты видел меня такой.

— Почему же?

— То есть с аппаратами...

— Это даже круто.

— Не такие комплименты хочется слышать девочкам.

Она еле заметно улыбнулась.

И стянула маску свободной рукой.

Он взглянул на медсестру, чтобы понять, нормально ли это. Та кивнула.

Сёко положила маску на столик, который шел поверх кровати. На нем лежала школьная тетрадка, пенал и карандаш.

— Ты занимаешься?

— Когда есть силы. Время от времени.

— Сёко, мы будем снаружи, — сказала мать. Сёко кивнула взглядом, и родители с медсестрой вышли.

Сакута и Сёко остались одни.

— ...

Поначалу он не знал, что сказать. Мерный ритм приборов и собственные эмоции душили его. Сакута чувствовал, как его обвивало напряжение. От пяток поднималась невидимая волна страха.

— Ты сдержал обещание.

— Хм?

— Мама сказала, что ты приходишь ко мне каждый день.

— В некоторые из них мне приходилось работать.

Сёко посмеялась. Она понимала причину его шутки.

— Спасибо, — сказала она.

— Макинохара.

— Да?

— Мне нужно тебе что-то сказать.

У него все еще были сомнения, стоит ли ей говорить, но если не сказать сейчас, то потом случая может и не быть. Настолько она была плоха. Это читалось с одного взгляда на палату. Лица семьи говорили лучше слов.

— Это насчет расписания будущего, что ты мне показывала.

— ...

— Где еще вещи, которые ты не писала.

— Сакута, — сказала она, отводя взгляд. Ни на что в особенности. Сёко смотрела ввысь, сквозь потолок. Наверное, на само небо.

— Мне снились сны.

— Правда?

— Очень странные.

Она говорила, будто терялась в воспоминаниях.

— Я училась в старшей школе и встретила тебя, но помладше, на пляже Шичиригахама. И много дразнила.

— ...

Сёко перехватила инициативу, но Сакута и не думал ее останавливать. Он прекрасно понимал, о чем она говорит: такие воспоминания нелегко забываются.

— Потом мне снилось, что я студентка и живу у тебя, готовлю, убираю, купаю Насуно.

Вряд ли это совпадение. Сны маленькой Сёко о старшей школе были о Сёко - первой любви Сакуты. А Сёко-студентка как раз жила у него с конца ноября и до Рождественского сочельника.

— Каждый день я вставала и желала тебе доброе утро... и видела, как ты уходил.

— ...

— Когда ты возвращался, я встречала тебя в фартуке. Перед сном я говорила: «Спокойной ночи». И на следующий день повторяла все снова. Словно мы молодожены. Это было весело.

— Макинохара.

— Иногда мы ходили куда-нибудь вместе.

— Это был не сон.

— В церкви с видом на океан я примерила свадебное платье, и, казалось, ты ужасно смутился, но мне все-таки удалось выудить от тебя парочку комплиментов.

— Это был не...

— Даже если это был всего лишь сон, мне нравилось проводить с тобой время.

— Все это было... на самом деле.

— Было очень весело.

Сёко улыбнулась с самым довольным видом.

И снова перевела глаза на него. Он ощутил ее нежный взгляд.

— Я знаю, Сакута.

В улыбке мелькнуло озорство. Словно Сёко подражала старшей себе.

— Макинохара?

— Я все знаю. Знаю, что это было настоящее будущее и что мы сейчас в будущем. Я уже знаю.

— Да, все так. И если изменить прошлое, может, у нас получится тебя спасти.

Он понимал, что надежда мала. Шансы близки к нулю. Это было осознавать мучительно.

— Но я не могу, — сказала Сёко. Она медленно покачала головой.

— Почему?..

— Вряд ли с новой попыткой я вылечусь.

— Этого мы не знаем. Что-нибудь да должно быть...

— Но вернувшись в прошлое, я, наверное, могу спасти тебя от печали.

— Что?..

— Я все знаю.

— ...

— Ты из-за меня страдаешь.

— Нет, ты не сделала ничего плохого.

— Я настолько боялась будущего, что получила подростковый синдром. И так встретила тебя.

— И за это я тебе сильно обязан. Ни разу не пожалел, что встретил тебя. Во всех версиях. И я ценю каждую секунду, что мы провели вместе. Без нашей встречи я бы не стал тем, кто я есть.

Он столько хотел ей сказать. Хотелось со всех сил кричать об этом с крыши. Но сейчас, когда она сидела напротив него, Сакута не мог этого сделать. Ему надо было приглушать голос и сохранять спокойствие.

— Сакута, ты молодец.

— ...

— Так что все в порядке.

У нее на глазах навертывались слезы.

— Макинохара?..

— В этот раз я все сделаю правильно. Создам будущее, в котором мы не встретимся.

— Ты что?..

— Так у тебя будет будущее, где ты не будешь грустить. Если для этого нужно, чтобы мы никогда не встречались, если ты будешь счастлив, то...

— Нет, ты не можешь... Я совсем не это...

Сёко опять рассеяно смотрела в потолок. Казалось, она его не слышит. Губы чуть шевелились, голос почти был неслышен.

Ничего сказанного Сакутой не долетало до нее.

— Макинохара, не надо!

Слова не доходили.

— Переделаю все ради тебя.

И его чувства тоже.

— Сакута, тебе не нужно больше переживать.

— Я и не...

— Оставь все мне.

— Нет...

— Обещаю сделать тебя счастливым.

— Но ты тоже важна!

Рука Сёко ослабла.

— Макинохара?..

— ...

Она не отвечала. Совсем.

— П-помогите! — воскликнул он.

Быстро зашла медсестра и проверила показатели Сёко.

— Не волнуйся. Она всего лишь заснула.

Сакута не мог не волноваться. В ее фразе висело недосказанное «пока», от чего ему стало тяжко. Он был разбит. Сёко все решила, и ее слова испугали его до мозга костей.

Сакута пришел, чтобы спасти ее. Она родилась с этой ужасной болезнью, и он считал, что Сёко заслуживает свободы от такой участи. И его мнение не изменилось. Но даже сейчас она думала только о нем. Сказала, что хочет спасти его.

— Делай, как лучше тебе, Макинохара, — прохрипел он, постепенно теряя контроль над бушующими эмоциями. — Нормально ставить себя на первое место.

Он сдерживал слезы, плечи вздрагивали.

— Давай-ка выйдем ненадолго, — предложила медсестра.

Он пошел за ней. Здесь он больше ничего поделать не мог. Только мешаться.

Выйдя из стерильной палаты, Сакута взглянул на Сёко через стекло. Казалось, она в жизни не была так довольна. Наверное, она желала большего. Но во сне улыбалась так, словно уже была счастлива.

Он не мог выдержать ее удовлетворенного вида и поспешил вернуться в помещение для переодевания. Халат и шапочка слетели и отправились в мусорный контейнер.

— Я позвоню тебе, если что-то случится, — сказала медсестра.

Он кивнул, не оборачиваясь, и вышел.

Вновь прошел сквозь двойные двери.

Его ждали Май и Рио.

— Сакута.

— Май...

— Как там Сёко?

— Уснула.

— Оу.

Май опустила глаза и закусила губу.

— Сакурадзима, покажи ему.

Рио смотрела на распечатку в руке Май.

— Вот, — сказала Май.

— ?!

На него нахлынули сомнение и удивление.

— Как?..

Записи были переписаны. Они полностью заменяли старые строки.

Ни слова о выпуске из средней школы. Ни слова о старшей.

Это вообще уже мало походило на расписание будущего.

Но оно было прекрасно. Сакута никогда бы такого не написал, но эти фразы напрямую отзывались у него в сердце.

Заполнены были все поля.

«Спасибо».

«Молодец».

«Я тебя люблю».

Живи и цени эту тройку.

Пусть буквы и плясали, но написано было твердо.

Три любимые фразы большой Сёко.

Которые он, в свою очередь, сказал маленькой Сёко.

И внизу страницы...

Хочу стать лучше.

— Что за?..

На листок что-то капнуло. Оно впиталось в бумагу, размывая подпись Сёко Макинохара, класс 4-1.

Сакута знал, что это его слезы, но сдержать их не мог.

— Почему?..

— Мы поговорили с мамой Сёко, когда она вышла из реанимации. Она сказала, что вчера Сёко вдруг сильно захотела сделать домашнее задание.

— И что мне делать? — отчаянно спросил Сакута, смотря на Рио. — Как ей помочь?

— ...

Рио лишь опустила глаза и молчала.

— Макинохара... знала обо всем. О Сёко, обо мне... Знала, что может изменить прошлое. Она все это знала, и потому... сказала, что сделает так, чтобы мы не встречались. Она так сказала, чтобы, даже если ее не станет, мне не пришлось горевать. И я не...

Это было его единственной надеждой. Призрачная возможность, дарованная лишь возвращением во времени. Но Сёко воспользовалась ей не ради себя, а ради него.

— Мне жаль, Азусагава, — сказала явно расстроенная Рио. Она посмотрела ему в глаза. — Могу предложить только одно.

Рио протянула ему карандаш. Красный, каким учителя оценивают работы.

— ?..

— Сакута, — сказала Май. — Сёко очень над этим старалась.

Она коснулась его спины.

— ...

— Поэтому оцени ее работу.

— ?!

— Покажи ей, как хорошо у нее вышло.

— Я...

Дрожащими пальцами он взялся за карандаш, но нормально держать не смог. Стиснув зубы, Сакута все-таки заставил пальцы схватиться покрепче. Слезы подождут.

Он положил листок на низенький столик у скамейки в коридоре.

Решился.

Чувствуя слезы на глазах, Сакута улыбнулся и нарисовал большущий цветок. Такой большой отметки-цветка не получал ни один школьник. Он закрывал собой целый лист, как подсолнух в разгаре лета.

Сакута закончил, поднял глаза и увидел, что Май плачет. И Рио тоже. Своего рода слепой дождь: лица мокрые, но с улыбками.

Зазвучали колокола*: наступил Новый год.

---

[П/П: В новогоднюю ночь по всей Японии раздается звук колоколов.]

---

Им разрешили ночевать в больнице.

Укутавшись одеялами, они сидели на скамейке в коридоре у реанимации и ждали.

Родители Сёко сказали, что для них открыта палата Сёко в главном крыле, но друзья решили остаться поближе к ней.

Медсестра принесла им одеяла: ей казалось, ребятам холодно.

Сакута и Май сидели, обнявшись под одним одеялом. Рио сидела рядом. С ней был Юма, который подошел позже.

Все молчали. Они просто сидели в тишине.

— Новый год, — прошептал Юма. В темном коридоре свет его телефона был разительно ярким.

Ни у кого не было мысли назвать Новый год счастливым.

Ни у кого из них не было желания праздновать.

Еще чуть-чуть и время отнимет жизнь Сёко, поэтому коридор полнился тихими молитвами в надежде остановить время.

Но со временем звон колоколов соседних храмов стих.

В больничном коридоре вновь повисла тишина. Она нарушалась только, когда кто-то ерзал на своем месте.

Сакута и Май сидели плечо к плечу, и он слышал, как она дышит.

В какой-то момент дыхание стало размеренным, спокойным.

Глаза закрыты, она прижалась к нему.

Он повернул голову: Рио спала, обхватив руками колени. Юма тоже крепко спал, опустив голову.

За окном светало.

Почти наступило утро.

Первое в этом году.

Сакута помолился солнцу, которое еще не взошло, надеясь, что с Сёко все будет в порядке.

Такова была последняя мысль Сакуты перед тем, как его сознание угасло.

Ему послышался щелчок, с которым открываются двери реанимации.

— У Сёко...

Показался чей-то голос.

Но разум его был глубоко в дремоте, чтобы до него дошел хоть один звук.

Ему снился...

Незнакомый класс.

Ряд маленьких парт.

Начальная школа.

Дети: на вид класс третий или четвертый.

Все сидели за партами.

И что-то писали на бланках.

Сакута узнал одну девочку.

Особенно маленькую, что сидела, выпрямившись по струнке.

Вся погружена в работу.

Лицо серьезное, но заинтересованное.

Он попытался вспомнить имя, но оно совсем выпало из памяти.

Ощущалось, что он должен его знать. Сакута ломал голову, но все было тщетно.

— Я все! — сказал мальчик в середине класса и поднял руку.

— И я!

— Тоже!

По классу то и дело поднимались руки.

Все зашумели, но девочка продолжала писать. Все закончили и отдыхали, а она еще писала.

К ней подошла учительница.

И нагнулась.

— Можешь остановиться, где захочешь, — сказала она.

Секундой позже девочка подняла голову.

С гордой улыбкой.

И двумя руками протянула ей лист.

— Готово! — сказала она.

И ярко улыбнулась учительнице.