Вирусный Пандемониум. [Клинок, рассекающий демонов и Prototype] 118.

Такеши с изумлением оглядывал собственные кисти, ладони, руки в целом. Свежая, гладкая и мягкая кожа, юная просто до безобразия, если учитывать года, которые мужчина прожил. Словно его внезапно после непривычно глубокого сна омолодила какая-то потусторонняя сила. Он был растерян, мысли пробегались в голове быстрее, чем в последние десять лет до этого момента, ни одна кость не ныла от боли и даже надоевшие старику больные суставы как будто откатились в своём состоянии лет на сорок минимум.

Невероятное чудо. И эмоции… Непривычно яркие, сильно выраженные. То самое забытое ощущение рвущегося вперёд молодого тела, когда никакие запреты или понукательства со стороны умудрённых опытом людей не могли заставить юношу стать скромнее, прилежнее, трудолюбивее. Время, когда трава была зеленее, небо – голубее, воздух – чище, а Солнце слепило не так сильно. Весна юности. Такеши почувствовал, как его губы непроизвольно растягиваются сами собой в широкой и немного ненормальной улыбке. По вновь молодой коже, не успевшей обветриться, регулярно пробегались мурашки.

– Да быть того не может... – Сипло и ошалело произнёс он. – Наверняка мне всё это снится.

Неспешно поднявшись с футона, на котором спал, он медленно, будто заворожённый, подошёл к деревянной бадье, что находилась рядом с ним. В ней была питьевая вода, с помощью неё можно было примерно оценить свой нынешний вид. Такеши уже успел ощутить всю резкость собственного зрения после пробуждения, но ему всё равно казалось, что этого мало. «Неубедительно».

– … – Уставившись в своё отражение в водной глади, он даже приоткрыл рот, не имея сил что-нибудь произнести, однако ему в полной мере удалось ощутить, как закружилась от нападающего шока голова.

Он снова юн, точно не старше двадцати лет, у него теперь даже щетины не было…!

***

Находиться небольшим количеством людей посреди не искажённой человеческими руками природы… В этом определённо было что-то особенное. Даже нелюдь и сверхсущество, вроде Никиты, мог ощутить романтику этого момента, пусть из-за приобретённых сотен лет чужого опыта его мировоззрение ощутимо исказилось. Перипетии судеб, чужая ошеломляющая разум неоправданная или чрезмерная, как ему казалось, жестокость – всё это не могло, в некотором роде, не «впечатлить» его.

Впрочем, в чём-то плохом, если постараться, всегда можно найти и нечто положительное, пускай порой лишь только относительно общей величины проблемы. Так и Хоноровский воспринимал из чужих воспоминаний не только мимолётные трагедии отдельных личностей, но и их навыки, таланты, особенности. Всё то, что делало человека уникальным, единственным в своём роде, даже если по миру бегает много других людей, будто срисованных по его подобию или наоборот – он срисован с них. Недавно парень стал замечать, что люди начали становиться для него как будто продуктами одной программы, но с разными настройками.

Моментами это чувство пропадало, особенно когда его молодое сердце сталкивалось с любыми переживаниями. Тогда человеческая часть новой сущности мальчишки вставала во весь рост, гордо и торжественно расправляя собственные плечи. Как это было и сейчас, когда рядом находилась Харуко. Чудная внешность, прекрасный характер, всё в ней выдавало Красоту – с большой буквы. Как внутреннюю, так и внешнюю. Никите нравилось быть рядом с ней, общаться с ней или просто смотреть на неё. Такие моменты казались ему личным воплощением концепции райских кущ. Сладкие моменты, в которые мерзость, чужая боль, монструозная жестокость демонов и обычных людей в том числе откладывались в сторону. На какой-то миг становились неважными, не тревожащими его разум.

– Как тебе? – Односложно спросил человек-вирус, обращаясь к стоявшей рядом с ним девушке. – Красивый вид?

– Д-да. – Немного неловко и растерянно ответила Харуко. – Мне нравится.

И вправду, она даже слегка приоткрыла рот, когда смотрела на пену волновавшейся воды. Скромная речка не слишком большим, но весьма дерзким потоком била вниз ключом, прямо по склону горы. Где-то на деревьях птицы напевали свой заливистый мотив, а пара любопытных чёрных глазок-бусинок какого-то следящего за парой неожиданных гостей грызуна выглядывала из кустов. Хоть картину пиши – глаз всё никак не нарадуется!

Впрочем, сама Харуко не совсем представляла, почему к ней проявляет столько много внимания такой «колоритный» индивид. Пожалуй, это вызывало у неё некоторую опаску. Всё же людям всяко спокойнее, когда Ками – где-то там, занимаются своими божественными делами и изредка, из жалости, помогают людям. Когда они дарят тебе волшебные плоды, а затем зовут «прогуляться вместе», это уже напрягает.

Конечно, Хоноровский не мог не заметить подобной зажатости со стороны своей спутницы.

«Она привыкнет к моей компании, нужно лишь время.» – Убедительная для него мысль…

***

Сидя на татами, с какой-то извращённой негой вторая Высшая Луна Доума смотрел в женские глаза. Блестящие от слёз, дёргающиеся от ужаса и невероятной боли, что переполняла женское тело. Из её горла раздавались невнятные хрипы и сипения, но полноценно двигаться она уже не могла. А те движения, которые ею всё же совершались, напоминали скорее предсмертные конвульсии.

Нетронутое прекрасное молодое лицо, по нынешней моде бывшее ранее слегка беловатым, теперь было белее даже самой чистой простыни, волосы, до этого сложенные в причёску, присущую здесь статусным женщинам, растрепало полностью – так сильно сопротивлялась несчастная жертва. И традиционное женское кимоно для выхода «в свет», широко распахнутое и залитое кровью в области живота. Весь рот и серые губы демона были беспорядочно запятнаны мерзким алым, но он не переставал добродушно и счастливо улыбаться.

Игнорируя очередной приступ чужой безумной агонии, Доума без всяких сомнений или промедлений, с уверенностью и осознанностью опытного душегуба, воткнул свои острые когти в женскую матку, уже частью травмированную и разорванную. Девушка отчаянно захрипела, из её горла разнёсся сиплый намёк на сумасшедший вопль, а кисть людоеда тем временем полностью утонула в распоротом человеческом животе. Наконец, оторвав очередной кусок, не отводя при этом по-детски торжествующего взгляда от женского лица, перемазанного в её же собственных соплях, слёзах и слюнях, он засунул его себе в рот. Не торопясь, точно гурман в элитном ресторане, хорошо прожевал.

Судорожно ударившись о рёбра ещё пару раз, девичье сердце наконец-то полностью остановилось. Из мёртвого теперь тела стал медленно выходить находящийся в нём воздух – умершая девушка будто едва слышимо стонала. Мозгу осталось не так уж и много, в сознании его хозяйка уже точно не находилась. Из-за этой картины Доума даже немного погрустнел. Недолго думая, он навис над трупом, словно желая что-то в том разглядеть.

Затем он поднял его, прижал к себе, обнимая, одновременно с этим из его глаз полились слёзы. А после труп начал «тонуть» в нём. О’ни поглощал его.

– Прости, но у меня не было выбора… Ты была столь беззаботна и грешна, что лишь так я мог спасти твою душу и привести её в Вечный Рай. – Будто оправдываясь, произнесла Высшая Луна. – Но теперь ты не будешь знать бренных мук в человеческом теле, ведь тебя ждут лишь безграничные мечты.

Мужчина резко замолк, когда последний локон «утонул» в нём. Его смертельно бледное лицо разгладилось, точно он и не плакал несколько секунд назад. Неспешно и вальяжно Доума повернул голову в сторону сёдзи, ведущими в его покои, за которыми кто-то стоял – демон даже чувствовал, кто именно.

Благо, что у него было полно поместий, местоположение большей части из которых было неизвестно широкой и даже узкой публикам. Вернее, эти самые публики не знали, кому фактически принадлежат эти гектары.

– Да, мой дорогой друг, проходи. – Великодушно и расслабленно обратился к стоявшему за бумажно-деревянной створкой о’ни.

Он поднялся на ноги и положил массивные руки на пояс, теперь смотря в сторону прохода. Сёдзи отварились, показался другой нелюдь.

– Остров Хонсю, горная местность, где-то там будет могила, на которой растёт тот голубой цветок. – Трепетно отчитался слабый демон. – Это всё, что мы смогли узнать, господин!

– Великолепно! – Радостно воскликнул широко улыбающийся Доума. – Ты хорошо постарался, мой друг!