Это не твой ребенок Глава 32

— Самое главное во время беременности – это дородовой уход. Знаете ли вы, что вам следует смотреть только на красивые вещи, слушать хорошие слова и питаться здоровой пищей? Все, что вы видите, чувствуете и едите, влияет на ребенка в вашем животе, Калия, — поздней ночью Аллен еще раз повторял важность дородового ухода.

Калия же, напротив, была уютно завернута в одеяло на своей кровати. Его лицо было суровым, и он походил на старшего брата, упрекающего свою младшую сестру.

Они живут вместе уже больше месяца, и независимо от того, было ли это утро или ночь, они находились вместе под одной крышей.

Калия, привыкшая к тому, что о ней заботятся, улыбнулась и понимающе кивнула его словам. Увидев ее послушный вид, Аллен засмеялся, его глаза засияли, гордясь Калией. Затем он достал книгу сказок, которую они читали. Когда он собирался сесть, Калия протянула ему руку.

— Я прочту, — она ​​смотрела на него с протянутой рукой, ожидая, пока он отдаст книгу.

Аллен, собиравшийся прочитать ей сказку в рамках ее дородового ухода, был слегка сбит с толку:

— Я прочту ее для вас. Пожалуйста, устраивайтесь поудобнее.

— Нет, я прочитаю.

— Исследования показали, что мужской голос лучше передается внутрь живота. Говорят, глубокая и низкая реверберация дает ребенку чувство защищенности.

— Я знаю, Аллен. Вот почему ты говоришь мне, чтобы мой ребенок чаще слышал голос отца, верно?

— …Да, вы правы.

На это Калия кивнула и спокойно сказала:

— Но, Аллен, ты не отец, поэтому я прочту книгу как мать.

Аллен мгновенно потерял дар речи. Он посмотрел на Калию с удивлением на мгновение, прежде чем с легкой улыбкой вручить ей книгу:

— Хорошо. Тогда я пойду. Пожалуйста, читай веселым голосом, чтобы Шаша мог хорошо все расслышать, Калия.

Встав, он обошел комнату и выключил большую часть света, кроме одного светильника у кровати Калии. Он тихо ушел, пожелав спокойной ночи Калии, которая спокойно наблюдала за ним из свертка одеял на своей кровати.

Клак.

С мягким щелчком он медленно закрыл за собой дверь и остановился за ней. История о медвежонке, отправляющемся в чудесное приключение, проплывала через дверь. Как и просил Аллен, голос Калии был веселым и мягким, но мощным. Когда она прочитала сказку чудесным голосом, ее рассказ замедлился до элегантного и мягкого темпа.

— ….это странно, — тихо пробормотал Аллен и похлопал себя по груди. Он мягко прислонился к закрытой двери, слушая приглушенный голос Калии, доносящийся из-за двери.

«Почему здесь беспричинно колется?»

Но Аллен, ты не отец.

Эти 5 слов горько звенели в его голове. С мучительной ухмылкой Аллен ударил себя ладонью по голове, чтобы очнуться и вернуться в свою комнату.

 

* * *

[У медвежонка не было хороших ножей, прочной обуви или красивых шляп, чтобы защитить себя от солнца, в отличие от его друзей.

— Айя, у тебя нет ничего, малыш-медвежонок!

— Вахаха! Без гроша! У тебя ничего нет!

— Бедный медвежонок!

Окружающие дразнили медвежонка, и ему было очень грустно.

Его кожа всегда была коричневой из-за пребывания на солнце, а его руки и ноги огрубели с многочисленными мозолями. Медвежонок был без оружия, и ему всегда приходилось охотиться голыми руками, поэтому он привык, что задача во много раз тяжелее, чем обычно. Голые руки медвежонка, покрытые мозолями, загорелая кожа и покрытые шрамами босые ступни были целью всех насмешек.

Затем, однажды, на деревню медведей обрушился сильный шторм.

Из-за проливного дождя земля превратилась в грязный беспорядок, и в деревне царила смута.

После того, как буря прошла, упало жаркое солнце. Однако красивую шляпу лисицы унесло ветром, и лиса потела и страдала от изнуряющей жары. Причудливый львиный нож заржавел под дождем, так что больше не мог ничего порезать. Кошачьи туфли зарылись в грязь и испортились.

— Как мы можем так жить!

— Боже, как ты можешь отнять у нас все? Это слишком жестоко!

Без оружия, головных уборов и обуви животные не могли ни на что охотиться. Животные обвиняли Бога и только жаловались.

— Очевидно, это Бог пытается нас наказать. Если это не какое-то наказание, как еще можно было все так у нас отобрать!

Солнечный свет был удушающе горячим, и их мягкие руки и ноги болели каждый раз, когда они касались земли. Животные ничего не делали, кроме как сидеть в негодовании и смотреть в небеса, обвинияя их.

Затем внезапно на них опустился солнечный луч и заговорил с животными.

Я дал вам все и ничего у вас не взял. Просто вы не хотели этого видеть. Никто не может забрать то, что у вас есть на самом деле.

Оставив эти несколько предложений, Бог снова исчез, не произнеся больше ни слова. Животные пытались понять слова Бога. Затем они увидели медвежонка, что самостоятельно искал еду.

Твердые руки и ноги медвежонка стали его инструментами – по сути, его «оружием», а обгоревшая кожа выглядела крепкой, совершенно не боявшейся ярких солнечных лучей. Обладая только руками и ногами, медвежонок научился выживать самостоятельно.

Он не зависел ни от кого, кроме себя; он просто верил в себя, полагая, что сможет себя прокормить.

Животные подошли к медведю и спросили его:

— Ты можешь научить нас охотиться?

— Я думаю, что твои руки сильнее, чем у кого-либо другого. Научи меня быть сильным!

— Почему солнце не жалит тебя?

Медвежонок был смущен их вниманием и словами, но все-таки, он любезно учил их:

— Мозоли будут появляться в течение долгого времени, но сделать ваши руки и ноги сильны. Когда ваша кожа потемнеет, она станет устойчивей к солнцу. Это все. Здесь требуется времея и терпение, но это под силу каждому.

Только тогда животные поняли, что у них когти острее ножей, быстрые ноги и зоркие глаза, способные видеть довольно далеко. То, что у них было, на самом деле им не принадлежало. Только медвежонок сделал это своими руками.

Столкнувшись с остальными животными, медвежонок кое-что понял. Он думал, что у него ничего нет, но на самом деле у него было много, и что всего можно достичь...

С этим обретенным пониманием медвежонок затем отправился в странствие со своими сильными конечностями, дальновидными глазами, расширяя свою мудрость и переживание мира. Он не сомневался, что весь накопленный им опыт и мудрость сделают его лучше.]

— ...медвежонок отправился  в путь и вырос самым сильным медведь в мире, — Калия закончила рассказ и закрыла книгу. Поглаживая живот, она прошептала своему ребенку: — Дорогой, ты хорошо слышал голос своей мамочки?

В ответ на ее нежный вопрос ее живот будто дернулся. Независимо от того, сколько раз она чувствовала толчки, каждый раз это вызывало необыкновенное чувство.

Как будто он объявлял о своем присутствии, ребенок энергично прижимался к животу матери. Эмоции, которых она никогда раньше не испытывала, охватили ее, захлестнув сердце. Калию охватило чувство благодарности и любви к двигающейся в ее животе жизни.

— …Малыш, ты можешь быть кем угодно, ты можешь делать все, что угодно, прямо как медвежонок. Я подарю тебе все свое счастье. Я никому не позволю тебя обидеть, — гладя свой довольно поднятый живот, Калия отложила книгу на тумбочку.

Прежде чем потянуться, чтобы погасить свет, Калия обычно полезла в ящик под своей кроватью, но резко остановилась. Она вынимала его несколько месяцев перед сном, но сегодня это было странно.

Мужчина, который стал отцом, но одновременно не был отцом...

Мужчина, который создал этого ребенка вместе с ней, но не был ее возлюбленным...

— Ради дородового ухода, — решительно пробормотала она и вытащила из ящика фотографию Саймона. Светло-зеленые глаза сознательно опустились вниз к изображению его лица, прослеживая его серебряные волосы, таинственные золотые глаза, тонкий нос и умеренно толстые губы. Саймон на фотографии улыбался уверенно, но лениво.

Это было самое красивое лицо, которое она знала, а также лицо отца ее ребенка.

— Думая об этом… Будет проблемой, если ребенок будет очень похож на него, но также стыдно не иметь сходства с ним с такими генами, — пробормотала Калия про себя, немного смущенная и немного потерявшаяся в собственных мыслях. — Я бы хотела, чтобы ты выглядел как смесь Саймона и меня.

За последние 5 недель, она смотрела на лицо самого красивого человека перед тем, как лечь спать, ради дородового ухода.

Когда Калия засыпала, ее мысли задерживались на фотографии Саймона. По какой-то причине ей показалось, что его лицо сегодня особенно привлекало внимание.

 

* * *

— Калия.

Откуда-то из ее разума знакомый голос позвал ее, и сознание Калии медленно отпустило сон.

Нежным прикосновением ее обняли за тонкую талию и очень нежно подняли тело. Теплое дыхание упало ей на ребра. Мягкие ощущения от нежных губ пролегали по цветущему пути тепла от ее плоского живота к ее пупку. Ощущение, похожее на бабочку, заставило волны разливаться по всему ее телу.

Где-то в глубине души она внезапно подумала, что это странно.

— Почему у меня не круглый живот?

Даже с ее затуманенным зрением ее живот, который должен был быть округлым, был плоским, как до того, как она забеременела.

— …Мой ребеночек, — пробормотала она своим сонным как в трансе голосом.

Ощущение щекотки от горячего дыхания человека покалывало у ее живота, когда она услышала его смех. Руки вокруг нее немного сжались. Мягкая ткань, напоминающая шелк, касалась ее чувствительной кожи, и она не знала, обнажена она или нет. Их два тела переплетались друг с другом, и она чувствовала, как ее обнаженная кожа гладко прижимается к его.

— Ребенок, ты хочешь его сделать?

…Что? Это был голос Саймона.

— …Стоит ли завести одного? — снова спросил он.

Очевидно, это был голос Саймона. Хотя она давно его слышала, она никогда не могла забыть этот голос.

Нехарактерно более сладкий, чем обычно, он звучал откуда-то от ее живота, но медленно доходил до ее груди.

Дыхание Калии участилось. Твердое, но мягкое прикосновение коснулось ее всей. Охваченная такими волнующими ощущениями, она протянула руки и обняла широкие твердые плечи.

Ароматные серебряные волосы мягко рассыпались по ее груди.

Калия прикусила губы, прислушиваясь к звуку его дыхания.

Его теплое влажное дыхание пощекотало ее кожу, заставив перехватить дыхание.

— Ха-а… — Калия судорожно вздохнула, посмотрела вниз и обняла Саймона за голову.

Он поерзал в ее объятиях, подняв голову так, что его мягко сияющие золотые глаза встретились с ее взглядом.

В тот момент он, казалось, светился любовью и теплотой, потому что был влюблен в нее.