Заклинатель духов Глава 4

Глава 4. Десять тысяч лет темной силы души

«Бух», Дин Чжимин и его жена оба упали на колени перед Цю Саньпинем: «Монах, умоляем тебя, будь милосерден, спаси нашего ребенка!»

Цю Саньпинь поднял Дин Чжимина и его супругу, вздохнул и сказал: «Эта формация очень сильна, потянешь за волосок – скажется на всем теле. Малейшая неосторожность вызовет колоссальное несчастье, и, боюсь, что все жители этой деревни погибнут в этом несчастье. Поэтому я не могу разрушить эту формацию…»

Дин Чжимин, поколебавшись, сказал: «Тогда… Тогда, если вся деревня переедет, это можно будет сделать?»

«Это большая деревня, более 800 человек, легко ли всем будет переехать?» - Цю Саньпинь покачал головой. - «Их предки жили здесь из поколения в поколение, кто захочет переехать? Вернемся к вопросу формации, изначально все жили вместе до самой смерти, в беде и благополучии, любили друг друга. Не говоря уже о переезде, даже перезахоронение будет для всех большим ударом».

«Тогда… Действительно нет способа, чтобы удовлетворить обе стороны? Если другого способа действительно нет, то, невзирая на жизни и смерти других, я переду!» - Дин Чжимин, задыхаясь, устремил взор на трех стариков из семьи Му.

«Чжимин, умоляем тебя, не переезжай…» - Три старика из семьи Му почти рыдали в голос, у них были умоляющие лица.

«Даже если ты переедешь, нет гарантии, что этот ребенок будет в безопасности». - Цю Саньпинь постучал кулаком по столу, посмотрел на Дин Чжимина с супругой и сказал. - «Впрочем, у меня есть способ, который удовлетворит обе стороны, но не знаю, захотите ли вы двое… То, что этот ребенок дожил до семи лет, можно считать чудом, можно увидеть, что жизнь в нем сильна. Сейчас, если вы хотите уберечь этого ребенка от смерти, можете, лишь позволить мне увести его за тысячу ли от Дашань и устроить его в мою даосску школу Маошань. Дождитесь, когда он успешно изучит даосские законы, совершит множество добрых дел, устранит много темной силы души и, возможно, сможет противостоять воле Небес и изменит ее».

«Это…» - Дин Чжимин с супругой колебались.

В конце концов, это была их кровь и плоть, ребенок всего лишь семи лет, как отец и мать могли решиться отпустить его?

Дедушка Дин посмотрел на сына и сказал: «Чжимин, послушай монаха, так будет лучше всего, жизнь Эрмяо можно будет сохранить, односельчане тоже не будут переезжать».

У Дин Чжимина не было выбора, он решительно кивнул головой, его глаза затуманили слезы.

«Скажи, монах, а после того, как ты уведешь Эрмяо, вчерашние демона смогут… Снова придти и учинить беспорядки?» - осторожно спросил Му Чжэенхай.

«Не смогут. Однако, после того, как я уведу Эрмяо, семья Дин никаким образом не сможет связаться с ним. Иначе, это очень легко всполошит души формации, и для Эрмяо это будет очень плохо». – Цю Саньпинь провел рукой по своим усам. – «Ждите, пока Эрмяо закончит изучать даосский закон, накопит огромное количество темной силы души, и сможет вернуться в отчий дом».

Му Цуйчжэнь кивнула, утирая слезы, и сказала: «Монах, можно ли позволить ребенку несколько дней пожить дома?»

«Нельзя, я сию же минуту беру ребенка и возвращаюсь в горы».

«На Маошань изучать Дао?» - спросил дедушка Дин.

Цю Саньпинь покачал головой: «Маошань слишком близко, духи формации могут учуять, что Дин Эрмяо еще жив. Поэтому я уведу его еще дальше».

В полдень, когда солнце было в самом зените, Цю Саньпинь с маленьким гробом на плечах покинул Тихий Водоем. Гроб был наполнен куриной кровью и киноварью, даосским предметом, который отгоняет злых духов. В горбу спал Дин Эрмяо.

Цю Саньпинь, как и сказал, вынес ребенка в безопасности.

……

12 лет спустя, на границе с Сычуань, на горе Циюнь, развалины даосского храма. Как раз проводится какой-то странный ритуал.

Одна фигура принадлежит старому даосу, скрестившему руки за спиной. Он стоит перед столом для курительницы, на котором дымятся благовония и стоят перевернутыми три чашки.

Напротив даоса навытяжку стоит молодой человек, в его руках чашка чая.

Этот даос - Цю Саньпинь. Молодой человек, раньше был ребенком, которого вынули из могилы - Дин Эрмяо.

Дин Эрмяо был высоким, как яшмовое дерево на ветру (о красивом и талантливом молодом человеке, прим. пер.), у него были красивые и четкие черты лица, полные бодрости и энергии. Он и Цю Саньпинь представляли собой яркий контраст. Хоть Дин Эрмяо только 19 лет и во внешности сохранилась наивность ребенка, однако в ясных глазах искрится хитрость.

«Эрмяо, мы с тобой вместе уже 12 лет». - Цю Саньпинь принял из рук Дин Эрмяо чашку, сделал два глотка и медленно заговорил.

«Учитель, 11 с половиной лет. Нынешней зимой будет ровно 12 лет. Не достает еще полгода…» - вставил слово Дин Эрмяо.

«Не болтай ерунду!» - Цю Саньпинь пристально посмотрел в глаза Эрмяо и продолжил говорить. – «Мои умения ты тоже почти изучил. Сегодня, после того, как мы выпьем чай, ты официально станешь учеником моей даосской школы Маошань, внесенным в книгу. Перед тобой три чашки, тебе нужно выбрать одну».

Дин Эрмяо нагнулся вперед, смерил взглядом три перевернутые маленькие чашки на столе для курительницы, постучал по одной, по другой, затем поднял голову и спросил: «Учитель, что скрывается под этими чашками?»

Цю Саньпинь выпил еще глоток чая, на его лице было удовольствие, и сказал: «Под чашками ничего нет, однако… На дне каждой чашке написано слово».

«Слово?» - Дин Эрмяо был очень заинтересован. – «Учитель, зачем писать в чашке слова? И что это за слова?»

«Три чашки, в каждой написано одно слово «пинь», «яо», «гу», тебе на выбор. Выбрать нужно одну». - Цю Саньпинь провел рукой по усам и бороде и сказал. - «Это обычай, который установил основатель, испокон веков было так».

«Эти три слова… Какой в них смысл?» - спросил Дин Эрмяо.

Цю Саньпинь кивнул: «Это слово станет вторым именем, определит твою судьбу на всю жизнь. «Пинь», жить в бедности, без имущества, никогда не будешь иметь денег даже на ночлег. «Яо», небо не позволит долго жить, помрешь, не дожив до 30 лет, даже чудотворцу будет трудно тебя спасти. «Гу», одиночка без жены и детей, обречен на то, чтобы за всю жизнь не жениться, и всю жизнь быть одиноким, как перст».

«А?» - Дин Эрмяо громко вскричал. – «Учитель, ты слишком хитрый? Это плохая игра, мы изменим игровые правила. В случае если я выберу «гу», ты, ведь, не умрешь?»

Цю Саньпинь искривил рот в усмешке: «Учитель не умрет, хватит нудеть, быстрее выбирай чашку!»

«Хорошо».

У Дин Эрмяо было кислое выражение лица, его губы, не останавливаясь, шептали, он выбирал долго и поднял среднюю чашку.

«Учитель, это хорошее предзнаменование, оказывается там написано слово «фу (счастье)»!» - радостно вскричал Дин Эрмяо, после того, как опустил голову и прочел слово на дне.

«Слово «фу»?» - Цю Саньпинь изменился в лице и поднял две другие чашки. На дне одной было написано «лу (доход)», на другой «шоу (долголетие)»!

«Ты, ты, ты – ублюдок…» - Цю Саньпинь вышел из себя, указал на Дин Эрмяо и начал ругаться. – «Конечно, ты заранее знал, что сегодня будешь выбирать слово судьбы, поэтому тайно подменил мои чашки. Я, я… У меня от твоего характера яйца болят!»

Дин Эрмяо вздохнул через нос и серьезно сказал: «Учитель, мне кажется, что ваша боль в яйцах, на самом деле боль в животе».

«Э… Как ты узнал?» - Цю Саньпинь снова изменился в лице.

«Потому что, в чашку чая, которую вам дал, я положил слабительное…»

«Ублюдок…!» - Цю Саньпинь не стал дожидаться, пока Дин Эрмяо договорит, а уже повернулся и бросился на задний двор даосского храма. За его спиной Дин Эрмяо пожал плечами.

Вот Цю Саньпинь схватил в руку фарфоровую бутылочку, сел, одновременно откупорил флягу со средством против диареи и влил себе в рот.

«Учитель, я забыл сказать». - Дин Эрмяо шел следом. – «Средство от диареи в этой фарфоровой бутылочке я тоже подменил на слабительное».

«А?» - лицо Цю Саньпинь скривилось. Он, сидя на корточках, обхватил одной рукой живот, другой указал на Дин Эрмяо и бранился. – «Ты – бесчувственный и неблагодарный человек, позор наставника, почему так обращаешься со своим учителем?»

Дин Эрмяо потер подбородок: «Потому что я уже давно хочу сбежать с горы, однако ты не даешь согласия. Я прибыл сюда 11 с половиной лет назад и ни шага не делал за пределы храма, как я могу не спешить? Поэтому, только заставив тебя просидеть несколько дней на корточках в туалете, я смогу сбежать».

На лице Цю Саньпинь отразилось страдание, уголки его губ подергивались, он вскрикивал сидя на корточках над землей, затем снова начал ругаться: «Ты не сходил с горы? В прошлом месяце ты ускользнул и подсматривал за вдовой Чжан и ее снохой Хун Ю, когда они купались! Вдова и сноха рассказали мне все!»

«Это невозможно, учитель! Я действительно не подглядывал за тем, как Хун Ю моется. Однако… С золотым ожерельем на шее Хун Ю была проблема, и в итоге я омыл его в воде для купания». – Негодующе сказал Дин Эрмяо.

«Вдова Чжан и ее сноха порочат мое имя, я не могу спустить им этого. Когда я спущусь с горы и буду проходить мимо их дома, я все им объясню и заставлю их очистить мою репутацию!»

«Вонючка…. После того, как ты спустишься с горы, тебе придется устранить много темной силы души. После того, как накопишь много темной силы души, только тогда ты сможешь вернуться в родную деревню и повидать отчий дом. Иначе… Иначе определенно погибнешь не своей смертью». – На лице Цю Саньпинья была боль, но в его глазах не было укора, он бы серьезен.

Об этом Цю Саньпинь говорил своему ученику много раз. Если Дин Эрмяо приблизится к своим краям ближе, чем на 150 километров, сразу начнется атака духов формации. А сейчас, единственный способ избавиться от воздействия темной силы души, спрятаться здесь.

Покорить столетнего злого демона, значит накопить 100 лет темной силы души. Молитвой очистить дух безвинно погибшего 100 лет назад, тоже значит накопить 100 лет темной силы души. Таким способом, Дин Эрмяо планировал накопить 10 000 лет темной силы души, которая требуется, чтобы победить сотню столетних злых демонов или очистить молитвой сотню безвинно убиенных сто лет назад.

«Знаю-знаю!» - Дин Эрмяо не выдержал и замахал руками. – «Учитель, после этого вы, конечно, сможете спокойно умереть. Вам скоро стукнет 90 лет, а вы помогаете вдове Чжан и ее снохе носить воду, возвращаетесь в дом, делаете массаж и много всего непотребного…»

«Это вранье!» - У Цю Саньпиня все лицо залило краской стыда. – «Это я так уговаривал вдову Чжан и ее сноху, чтобы они дали тебе обувь и одежду. Все, что на тебе надето, сшито вдовой Чжан и ее снохой…»