Злодейка, которой я служил тринадцать лет, пала Глава 97. ч.1

Мне было грустно.

Я думала, что если буду широко улыбаться, люди начнут обращать на меня внимание. 

Даже если мне было больно, я улыбалась.

Даже если мне было грустно, я улыбалась.

Даже если они осыпали меня оскорблениями, я верила, что если буду продолжать улыбаться, то в конце концов друзья, которые меня недолюбливали, начнут оборачиваться.

Это было единственное, что я, изгой, могла сделать.

Это была моя единственная форма бунта, поскольку ничего другого у меня не было. Я пообещала себе продолжать улыбаться, несмотря ни на что.

Но...

К тому времени, как я осознала это, накопившееся эмоциональное бремя неосознанно превратилось в гигантский комок печали.

По глупости я верила, что если буду продолжать улыбаться, то когда-нибудь всё наладится. Я надеялась, что когда-нибудь кто-нибудь станет моим другом. Все эти надежды рухнули, как оползень под ливнем, когда я увидела слово «Идиотка», нацарапанное на моём столе.

Я просто стояла и смотрела на свой стол.

Что это такое?..

Я почувствовала, что в голове у меня стало совершенно пусто.

Я не могла ни о чём думать.

Всё, что я чувствовала, — это крушение надежд, которые я строила, когда смотрела на зловеще написанное слово.

За моей спиной, где я стояла, ошеломлённая, раздался сдавленный смех.

— Кто это с ней сделал?

— Не знаю. Когда я пришла утром, уже всё так было.

— Безумие... Но разве она не плачет?

— Ого, смотрите!.. Она плачет.

— Сумасшедшая, ха-ха-ха!

На меня посыпались насмешки, но я не поднимала головы.

Это было не утешение, а издевательский смех, который воспринимал моё горе как комедию. Я выбежала из класса, как будто хотела спастись.

Что это за Академия равенства?..

Говорили, что это Академия равенства для всех?.. Так что это такое?!..

Пытаясь сдержать слёзы, я обнаружила, что сижу на корточках в углу площадки для переработки отходов за Академией.

Это было моё личное пространство, куда больше никто не заходил.

Центр переработки отходов, где было оживлённо только во время уборки, был единственным местом, где я могла отдохнуть, как отверженная.

Надо мной никто не насмехался, ни прохожие — только моё личное пространство.

Это было моим спасением, когда я подслушивала сплетни или когда мне приходилось убегать от злословия в туалетах.

Я планировала посидеть там, уткнувшись лицом в колени, пока мои сложные эмоции не улягутся. Мне всегда удавалось выкручиваться таким образом.

Сегодня, как всегда, я решила успокоить своё сердце и вернуться с улыбкой на лице.

Я ничего не могла поделать. В отношениях, которые и так были испорчены, я действительно ничего не могла поделать.

Я ненавидела то, что все мои действия казались им расшатанными винтиками, а мои искренние усилия превращались в простое развлечение для их развлечения.

И вот сегодня я снова была здесь, сидела на корточках в этом месте.

Скорчившись в центре переработки, наполненном зловонием мусора, я шмыгала носом от собственного жалкого состояния.

— Я хотела преуспеть...

Я чувствовала себя одиноко.

Моё нынешнее состояние, когда никто не хотел мне помочь, в тот день было особенно тяжёлым.

— Агх...

Наверное, поэтому я плакала в тот день ещё сильнее.

— Что я сделала не так, что все так ко мне относятся?.. Я просто хочу дружить со всеми... Зачем они это делают?..

— Я хочу со всеми вами дружить... Мне нравится делать кукол... У меня тоже есть человек, который мне нравится... Я хочу поговорить с вами об этом...

Воспоминание о том, как она плакала в одиночестве в тихом центре переработки отходов, куда никто никогда не приходил, было болезненным воспоминанием, которое никогда не исчезнет.

Некому было её выслушать.

Воспоминание о том, как она тихо жаловалась самой себе, не так-то легко исчезло.

После долгого плача... прозвенел звонок, возвещающий о начале урока, и она попыталась взять себя в руки, чтобы встать.

Как бы я ни была расстроена, я должна была пойти на урок. Мне нужно было успевать на занятия, чтобы сохранить свою стипендию, даже если это было тяжело и изнурительно.

Я с трудом попыталась подняться, но ноги не слушались меня из-за всепоглощающей печали.

— Мне пора идти... — пробормотала я, ударяя кулаком по своим вялым ногам.

Пора. Если я останусь здесь, это ничего не изменит. Я уговаривала себя двигаться.

Прошло, наверное, минуты три.

Как раз когда я пыталась встать...

— Почему ты плачешь?

Добрый голос остановил мои шаги.

Парень с рыжими волосами, высоким ростом и несколько свирепым выражением лица стоял позади меня с лёгкой улыбкой.

Человек, в которого я была влюблена.

Человек, в которого я влюбилась с первого взгляда, появился передо мной как судьба.

Увидев Рикардо, который с озорной улыбкой смотрел на меня, я была так удивлена, что упала на землю.

— А-а-ах!.. Как давно ты здесь?!

— Ну... с тех пор, как ты спросила: «Что я сделала не так?»

Рикардо изобразил моё расстроенное поведение, отчего моё лицо покраснело от смущения. Я никогда в жизни не была так поражена или пристыжена.

Наблюдая за Рикардо издалека, я поняла, что он совсем не такой, каким я его себе представляла, но его неожиданно открытое поведение застало меня врасплох.

Я думала, что он будет невероятно стойким.

И холодным.

Раздражённая игривым поведением Рикардо, я опустила голову и сказала:

— Иди.

— Не хочу.

— Прозвенел звонок, тебе пора идти.

— Не хочу, — твёрдо возразил Рикардо.

Несмотря на звонок, возвещающий о начале урока, Рикардо зевнул и осторожно присел рядом со мной.

Затем с раздражённым выражением лица он сказал мне.

— Я достаточно умён, чтобы не ходить на занятия.

— ...Правда?

— А что?

Рикардо, искренне говоривший с абсурдным заявлением, просто наблюдал за моим раскрасневшимся лицом.

Он увидел мои опухшие глаза.

Вокруг них были слёзы.