Три жизни, три мира: Записки у изголовья ✅ Глава 17.1

Принц Ляньсун никогда не слыл особо честным бессмертным, поэтому он не избегал время от времени провернуть кое-какие делишки. Но поскольку он никогда не чувствовал, что в этих недобросовестных вещах есть что-то особенно проблематичное, он редко чувствовал себя виноватым. По его словам, это был путь беззаботного человека. По словам Чэн Юй Юаньцзюнь, сказанных в сердцах, это был путь безответственного и подлого человека.

Этот подлый принц Ляньсун теперь был немного опечален и расстроен из-за чувства вины.

Чтобы говорить о печали и страданиях Ляньсуна, мы должны рассказать о Дун Хуа Дицзюне.

После того как все трое вернулись из сна Араньи, умные слуги Бийняо, переглянувшись между собой, приготовили для них трое ближайших покоев, даже не дожидаясь приказа. Увидев, что Дицзюнь спокойно несет Фэн Цзю в одну из этих комнат, Ляньсун быстро всё понял. Он уже собирался сказать слугам, что им не нужно следовать за ним, когда был удивлен, обнаружив Дицзюня, который находился внутри уже несколько минут, внезапно появившегося в дверях: «Войди ненадолго».

Принц Ляньсун был несколько ошарашен. Он намеренно дал им возможность остаться в одной комнате, чтобы они могли сказать друг другу несколько ласковых слов. Сразу после побега от опасностей всегда было самое подходящее время для исповеди. В такое время девушка была наиболее уязвима. Он мог бы легко завоевать ее с помощью пары нежных слов. Это был такой критический момент, зачем же, черт возьми, он вызвал его сюда?

Принц Ляньсун неуклюже вошел в комнату. Когда он увидел Фэн Цзю, лежащую полностью одетой в постели, он сказал в недоумении: «Почему ты использовал на ней сонное заклинание? Когда вы, ребята, вышли, я увидел, что она уже начала приходить в себя. Я могу понять, что ты беспокоишься за нее и поэтому хочешь, чтобы она побольше спала, но избыток сна тоже бывает вреден...»

Дицзюнь использовал две нити черных лент, чтобы закрепить свои манжеты, и сказал в ответ: «Помоги мне присмотреть за ней. Не дай ей проснуться, пока я не вернусь».

Ляньсун посмотрел на его застегнутые манжеты.

- А разве это не твоя одежда для изготовления лекарств?

Затем он озабоченно добавил: «Только не говори мне, что Фэн Цзю тяжело заболела».

Дицзюнь пристально посмотрел на него.

- Если ты будешь продолжать болтать, что Сяо Бай серьезно заболела, я буду бить тебя до тех пор, пока ты не заболеешь серьезно.

Принц Ляньсун подошел и внимательно осмотрел лицо Фэн Цзю.

- Тогда зачем ты это делаешь?

- Она не хочет меня видеть, - вздохнул Дицзюнь, - поэтому, когда я был с ней во сне Араньи, мне пришлось позаимствовать личность Сицзэ. Но если она проснется и начнет что-то вспоминать, это будет немного неприятно. Флакончик с лекарством, который ты привез от Лаоцзюня, сейчас очень пригодится.

Ляньсун был потрясен: «Ты собираешься напоить ее лекарством, чтобы она забыла все, что видела во сне Араньи?»

- Я не собираюсь заставлять ее забыть все, - небрежно ответил Дицзюнь, поправляя манжеты, - поэтому я переделаю лекарство, чтобы изменить его функцию. Я перепишу все эти воспоминания, особенно те, где я обманывал ее.

- И это все, что ты придумал? - озадаченно спросил Ляньсун. Как человек романтичный, он никогда не думал, что может быть такой грубый и бесчестный подход. Он был ошеломлен и долго не мог вымолвить ни слова. - Хотя немного рискованно говорить ей правду, но после того, как она проснется, честно признаться и попросить прощения - это лучший способ избавиться от корня проблемы. Но если ты поступишь так, не будет ли это еще более проблематично, когда однажды она узнает правду? Подумай об этом хорошенько.

Владыка Дун Хуа поднял руку и потер лоб.

- Я взывал к Камню Судьбы. В нем говорилось, что наша судьба слишком хрупка и не должна подвергаться слишком сильным потрясениям. У Сяо Бай все еще есть некоторые опасения касательно меня... В это время, если она вспомнит, что я лгал ей во сне Араньи, я не могу точно сказать, что произойдет. Это единственный риск, на который я не осмелюсь пойти. Как бы я ни думал об этом, это все равно лучшее решение.

Ляньсун глубоко вздохнул и сказал: «Ты должен был подумать об этом раньше и не притворяться Сицзэ, чтобы обмануть ее во сне». Затем он язвительно заметил: «Разве ты не ревновал, наблюдая, как она и твоя версия Сицзэ становятся ближе?»

Дун Хуа нахмурился и сказал с видимым недоумением: «Почему я должен ревновать? Я просто позаимствовал личность Сицзэ; я все еще остаюсь собой. Разве она не влюбилась в меня снова, потому что никогда не сможет полюбить никого, кроме меня?»

Ляньсун мог только усмехнуться.

- Ты прав.

Владыка ушел сразу же, как только закончил говорить, оставив принца Ляньсуна сидеть у кровати и вздыхать. В критические моменты излишняя осмотрительность может все испортить. Прямота действительно была в стиле Владыки. Однако на этот раз Ляньсун был несколько обеспокоен его решением. Теперь он также был соучастником обмана маленькой лисички. Ляньсун печально посмотрел на кровать, потом снова горестно вздохнул. Он чувствовал себя ужасно, обманывая невинную и добрую лисичку, но если он не обманет ее, Дицзюнь устроит ему тяжелое время, и это будет ужасно тяжелое время. Обманывать или не обманывать? Так или иначе, придется обмануть ее.

Когда Фэн Цзю открыла глаза, на улице уже стемнело. Полумесяц освещал горячий источник в комнате, его вода мерцала, как рыбья чешуя. В воздухе витал легкий цветочный аромат. В лунном свете она посмотрела вверх, на занавески кровати. Рядом с шелковой тканью висела лакированная панель, наверху которой стоял горшок с цветущим цветком Саха-Манджушаки. Если она не ошибалась, это был дворец, который королева устроила для Дицзюня в долине Фаньинь. Неужели они вернулись?

Фэн Цзю долго смотрела на огненные цветы Манджушаки над ее головой. Да, Владыка заменил приз, чтобы отдать плод Саха Цзи Хэн. Когда она украла плод, то провалилась в сон Араньи. Дицзюнь последовал за ней, чтобы спасти ее. Он также поцеловал ее и сказал много-много нежных слов, так что она простила его. После этого ее душа по какой-то причине завладела телом Араньи, и Владыка каким-то образом стал Сицзэ. Аранья и Сицзэ были мужем и женой, поэтому она и Дун Хуа стали мужем и женой. Владыка дарил ей венки из цветов, водил на девичий праздник и рыбалку, они вместе любовались лунными цветами. Его мокрые длинные волосы, их близость под листьями лотоса, поцелуй Дун Хуа... Фэн Цзю внезапно проснулась. Спустя долгое время она пробормотала: «Наверное, все это было сном…»

Она медленно обернулась, когда почувствовала, что рядом с нею что-то движется. В лунном свете она смотрела на чье-то лицо. Спящее лицо Дун Хуа. У Фэн Цзю екнуло  сердце. А может быть, ей это вовсе не приснилось? А вместо этого ее самые сокровенные желания, от которых она не могла отказаться, сколько бы раз ни пыталась, превратились в реальность. Поскольку она еще не привыкла к этому, то каждый раз, просыпаясь по ночам, думала, что все вокруг - сон.

Владыка любил спать на боку и оставлять свои волосы растрепанными во сне. Ее губы сложились в улыбку, когда она пригладила растрепанные пряди на его лбу. Потом ее белые пальцы медленно коснулись ленты, а затем скользнули вниз, к серебристым волосам за плечом.

Да, это было по-настоящему.

Она не могла уснуть, поэтому спокойно наблюдала за его спящим лицом. Фэн Цзю вдруг почувствовала, как по сердцу разливается тепло. Она наклонилась и поцеловала его. После того, как их губы оставались прижатыми друг к другу некоторое время, она увидела, как его несколько сонные глаза открылись. Все еще не отрывая губ, она тихо спросила его: «Ты проснулся?»

Он некоторое время смотрел на нее, потом снова закрыл глаза и притянул ее к себе, положив голову ей на плечо. «Я еще немного сонный, дай мне минутку», - пробормотал он.

Его дыхание щекотало ей ухо. Она обняла его в ответ и слегка рассмеялась: «Еще рано. Можешь спать дальше, я не буду тебя беспокоить».

Его голос, казалось, обрел некоторую ясность, когда он прошептал: «А ты?»

Она положила ладонь на сонную акупунктурную точку за его ухом. «Я уже достаточно выспалась, - мягко сказала она, легонько массирую это место пальцем. - Чтобы мы могли вернуться, я уверена, ты потратил очень много энергии. Я сделаю тебе массаж, просто спи».

Он хриплым голосом произнес утвердительный ответ, который закончился глубоким гортанным звуком. Это было так не похоже на его обычное спокойное поведение. Она мгновенно растаяла. Ее массирующее давление стало легче и мягче. Его губы внезапно коснулись ее затылка, и тут она слегка отстранилась от него.

- Разве ты не говорил, что все еще хочешь спать?

Его неразборчивый голос прозвучал у ее плеча: «Я больше не хочу спать».

Она немного отодвинулась, чтобы посмотреть на его заспанное лицо. В лунном свете она увидела пару глубоких темных глаз, прямой нос и слегка сжатые губы. Вместе с волосами, которые теперь снова растрепались после того, как она их пригладила, они излучали соблазнительную томность. Он тоже наблюдал за ней. Не в силах произнести ни звука, она только прошептала одними губами: «Ты собираешься пошалить?» Она увидела, как он слегка приподнял бровь, и в его глазах появилась улыбка. Она была ошеломлена, но взяла инициативу в свои руки и поцеловала его в губы. Дун Хуа тут же безжалостно отбил атаку, и она еще крепче прижалась к нему.

Внезапно хлопнула дверь, и раздался звон разбитого стекла. Мелькнула белая юбка, оставив на земле осколки ночной жемчужины, которые все еще светились в лунном свете. Вздрогнув от этого звука, Фэн Цзю попыталась встать. Она поднялась лишь наполовину, когда ее остановил Дун Хуа.

Под одеялом Фэн Цзю прошептала чрезвычайно взволнованным голосом: «Разве это не… резиденция Сяо Яня? Ты не сказал ему, что вернулся сюда, да?» Дун Хуа использовал магию, чтобы запереть дверь и убрать осколки ночного жемчуга. Он лег и вытащил ее из-под одеяла, мягко сказав ей: «Я сказал Янь Чиу сразу же, когда вернулся сюда. Горячий источник поможет тебе оправиться от усталости. Он пока останется в Доме Шторма. Это была всего лишь мышь, которая опрокинула цветочный горшок». Увидев ее раскрасневшиеся щеки и яркий цветок Феникса на лбу, он ласково погладил ее покрасневшие веки: «Это тебя не испугало?» Она взглянула на него и кивнула. Он мягко спросил ее: «Ты боишься, даже когда я здесь?» Она посмотрела на него с минуту, потом повернула голову набок и быстро сказала: «Мне было стыдно, понимаешь?» Он был ошеломлен. Когда он понял, что делает, то поймал себя на том, что снова целует ее. Она также медленно обвила руками его шею. Цветочный аромат в комнате усилился. Даже лунный свет, казалось, уловил часть этого аромата.

Рано утром следующего дня Фэн Цзю получила сообщение от Сяо Яня. Он сказал, что столкнулся с Ледышкой и Су Мое по пути во дворец Цинань и был рад услышать, что она очнулась. Он спросил, может ли она снова начать пить и есть мясо. Если она сможет их переварить, то будет приглашена на рандеву в Цзуйлисянь. Мэн Шао хотел бы попрощаться с ней. Его почерк на всем протяжении письма был довольно изящным, только слово «рандеву» было не совсем к месту. Фэн Цзю не смогла сдержать вздоха. Всего за несколько дней Сяо Янь стал еще более образованным.

В письме он также говорил о некоторых других вещах. Он рассказал ей, что клан Бийняо узнал, что их личности были фальшивыми, когда она вошла в сон Араньи. Из-за присутствия Дун Хуа и Ляньсуна они боялись продолжать расследование. Тем не менее, Мэн Шао несколько раз спрашивал его. Считая его другом, он сказал Мэн Шао, что на самом деле был повелителем демонов, и хотя он оставил ее личность неизвестной, Мэн Шао неправильно понял, что она тоже из клана демонов.

Сяо Янь серьезно поведал, что от нее зависит, продолжит ли он обман или же будет откровенен с ним. В конце концов, даже если Мэн Шао был так увлечен ее настоящей легендарной личностью, он никогда не сможет победить Ледышку. Для безопасности Мэн Шао, возможно, будет лучше продолжать скрывать от него правду.

Фэн Цзю уставилась на письмо, чувствуя тяжесть на сердце.

Сегодня утром Дицзюнь сказал ей, что они пробыли в долине Фаньинь достаточно долго. После того, как он позаботится о вещах во дворце Цинань, он вернет ее обратно на Девять Небес. Дицзюнь отправился во дворец Цинань, чтобы посадить четырехсезонное дерево, содержащее эссенции Араньи и душу Чэнь Е. Она немного слышала о прошлом Чэнь Е и Араньи от Владыки. Это было все равно, что слушать сказку. Их прошлое действительно было печальным, и вызвало у нее некоторую грусть после того, как она услышала о нем.

Она приставала к Владыке с вопросами о некоторых других вещах, а также выяснила, что нынешняя королева долины действительно была Цзюйно. Цзюйно в сновидении Араньи была бесспорно ужасна, но Цзюйно из настоящего вовсе не была полна ненависти. Стать королевой было лишь частью ее счастливой судьбы. Она слышала, что Цинхуа ожидал несколько мрачный конец. Поговаривали, что Цзюйно позже вышла замуж за решительного принца-консорта, который вместе с ней заключил Цинхуа во внутренний дворец. На 20-м году своего заключения Цинхуа окончательно сошла с ума. Время от времени она что-то говорила, но в основном об Аранье.

Для Фэн Цзю все это было уже решено и не имело к ней никакого отношения. Ее заботило лишь письмо в ее руке, где Сяо Янь сделал редкое исключение, перейдя прямо к делу.

Мэн Шао.

Мэн Шао был достаточно предан, чтобы действительно считать Сяо Яня и ее своими друзьями. Теперь, когда он знал, что они скоро уйдут, ему хотелось попрощаться с ними. Она должна быть честной, если считает его другом. Однако Мэн Шао... Она не была уверена, стоит ли говорить Мэн Шао, кто она такая. После долгого молчания она вздохнула и подумала, что решит в процессе.

Прошло уже больше месяца, а Цзуйлисянь был таким же роскошным, как и раньше. В последнее время Мэн Шао любил сидеть в большом зале. Он сказал, что это для того, чтобы быть ближе к своему народу. Когда Фэн Цзю прибыла, она смутно слышала, как он горячо говорил о чем-то: «Хотя я никогда не видел ее, я уверен, что это красавица, чье лицо спускает на воду тысячи кораблей, которая спокойна, как отражение луны на осеннем озере, чья походка колышется, как ива на ветру, которая скромна и добродетельна, нежна и добра, почтительна и благоразумна. Если мы должны сравнить ее с цветком, то только лотос может сравниться с ней. Она обладает хрупкостью и чистотой лотоса...»

- Кто же это? - спросила Фэн Цзю, беря со стола чашку. - Кого ты описываешь такими преувеличенными метафорами? Это новая артистка Цзуйлисяня?

Сяо Янь беспомощно посмотрел на нее.

- Мэн Шао описывает Ее Высочество Фэн Цзю из Цинцю.

Фэн Цзю неловко упала со стула. Она долго сидела на земле с чашкой в руке, прежде чем, наконец, произнесла: «Ох».

Увидев, что она упала, Мэн Шао, наконец, замолчал. Он вздохнул и протянул руку, чтобы поднять ее с пола.

- Хотя ты постоянно водишься с нами, ты все еще девушка. Пожалуйста, обращай внимание на свое поведение. Разве это прилично - сидеть на земле перед таким количеством людей? Девушка должна вести себя как девушка, ты же знаешь.

Фэн Цзю последовала его совету и поднялась. Мэн Шао радостно продолжал говорить Сяо Яню: «Я уверен, что Ее Высочество Фэн Цзю - самая прекрасная из всех благородных барышень. Поскольку она такая чистая и добрая, она любит маленьких животных и никогда не притронется к таким пошлым вещам, как мясо и вино. Она – божественное создание, которое питается только ветром и росой, и такая сострадательная, что ей даже комара не хочется убивать».

Фэн Цзю, которая только что прибила большую муху своей бамбуковой палочкой для еды, неуверенно посмотрела на Сяо Яня.

Сяо Янь, наконец, не выдержал и вмешался: «Хотя Фэн Цзю действительно... Как же там было? Ах, красивая женщина, чье лицо может запустить тысячу кораблей. В следующий раз, когда будешь говорить со мной, пожалуйста, используй более простые выражения. Попытка запомнить эти фразы вызывает у меня головную боль. И вообще, на чем я остановился? Да, Мэн Шао, именно такой ты представляешь себе Фэн Цзю, но что, если бы она не была такой? Ты бы все еще любил ее?» Он указал на Фэн Цзю: «Если бы она была такой, ты бы все еще любил ее?»

Мэн Шао посмотрел на Фэн Цзю и засмеялся так, что у него перехватило дыхание. «Как такое может быть? – он указал на нее и сказал: - Если бы Ее Высочество Фэн Цзю была хоть немного похожа на нее, мне пришлось бы протаранить голову куском тофу и покончить с собой».

Сяо Янь изменился в лице и поспешил отвернуться.

Фэн Цзю спокойно грызла левую кроличью лапку, пока медленно говорила: «Я действительно Фэн Цзю из Цинцю. Генерал Чаншэн был моим подарком тебе. Эта шкатулка тоже была моим подарком тебе. Я назвала тебя Сяо Мином в тот раз, когда спасла тебя. Мне очень жаль, что я так долго скрывала это от тебя».

В ресторане воцарилась мертвая тишина. Изумленный Мо Шао застыл с чашей в руке.

 - Неужели ты действительно Ее Высочество Фэн Цзю, Ее Высочество Фэн Цзю, которая не прикасается к мясу и вину, которая питается только ветром и росой, которая любит маленьких насекомых и животных?

- Может быть, ты меня немного не так понял, - осторожно сказала Фэн Цзю. – На самом деле…

Мэн Шао дрожащим голосом прервал ее: «Что ты только что пила?»

Фэн Цзю посмотрела на чашу перед ней: «Вино».

Теперь дрожь в голосе Мэн Шао стала более заметной: «Что ты ела?»

Фэн Цзю посмотрела на кости на столе: «Крольчатину».

Голос Мэн Шао начинал звучать немного устрашающе: «Что ты сделала этой  бамбуковой палочкой для еды в своей руке?»

Фэн Цзю взглянула на бамбуковую палочку для еды в своей руке: «Муху прибила».

Глаза Мэн Шао закатились, когда он повернулся боком и упал на землю. Фэн Цзю и Сяо Янь закричали в унисон: «Мэн Шао!»

В этот момент в зал вошли Дун Хуа, Ляньсун и Су Мое. Услышав этот крик, Су Мое сделал два быстрых шага и увидел лежащего на полу Мэн Шао. Он удивленно спросил: «Что с ним такое?»

Сяо Янь присел на корточки перед Мэн Шао, продолжая тыкать в него пальцем.

- Ц-ц, десятилетняя мечта брата Мэна разбилась вдребезги, - печально произнес он. - Он потерял сознание от невыносимого удара. К счастью, у меня с собой есть немного восстанавливающего средства. Подожди, я выну его и дам ему понюхать...

Вскоре после этого тот, кто был потрясен, постепенно пришел в себя благодаря чудодейственному лекарству. Мэн Шао с трудом поднялся, бросил взгляд на Фэн Цзю, оттолкнул сидевшего перед ним на корточках Сяо Яня и крикнул, выбегая из ресторана: «Женщины! Я никогда больше не буду доверять женщинам. Если даже женщина, которой я поклоняюсь, оказывается такой, как эта, то как я могу верить любой другой женщине в этом мире?!»

Принц Ляньсун взмахнул веером, но не последовал за ним.

- Что именно так потрясло его? Такое ощущение, что отныне он будет отдавать предпочтение мужчинам. Я знаю многих женщин, но вот мужчин… - Он вдруг посмотрел на Су Мое, как будто о чем-то задумался. - Слушай, что скажешь, если мы представим ему твоего старшего брата?

Су Мое пристально смотрел вслед фигуре Мэн Шао.

- Мой брат... предпочитает кого-то более мужественного. Думаю, принц Мэн не совсем подходит.

Фэн Цзю все еще держала в руке недоеденное кроличье бедро. Она посмотрела на Сяо Яня с некоторой грустью: «Я никогда не думала, что превращу его в отрезанный рукав. Может, нам стоит погнаться за ним? А что, если он сделает что-нибудь безрассудное?..»

Сяо Янь бросил взгляд на Дун Хуа, затем снова посмотрел на Фэн Цзю и вздохнул.

- Его рукав - не единственная вещь, которая будет отрезана, если он снова начнет любить тебя [1]. Ему будет полезно выйти на улицу и выплакаться. Возможно, он все обдумает, как только перестанет стенать. По моему превосходному мнению, он будет чувствовать себя только хуже, если мы последуем за ним в это время. Лучше этого не делать. Давай-ка просто съедим немного кроличьего мяса.

Они сели и принялись делить кролика. Было не ясно, был ли Владыка счастлив или расстроен. Фэн Цзю приблизилась и прошептала ему на ухо: «Это мясо никуда не годится, так что я одурачила их. Я приготовлю тебе что-нибудь получше, когда мы вернемся домой».

В глазах Владыки, наконец, появился намек на улыбку.

- Хорошо.

Она продолжала шептать ему на ухо: «Ты проснулся так рано сегодня утром, я уверена, что ты совсем не отдохнул. Давай потихоньку выберемся отсюда. Пока ты будешь спать, я приготовлю тебе немного супа. Когда ты проснешься, он будет уже готов».

Голос Дун Хуа стал мягче, когда он ответил «хорошо» на этот раз.

___________________________

[1] в Древнем Китае термин, используемый для обозначения гомосексуалиста, был 斷袖 (duànxiù) – что в буквальном смысле означает «отрезанный рукав». По преданию, ханьский император Ай-ди оторвал рукав своего одеяния, который застрял под телом спавшего рядом с ним фаворита, чтобы вставая, не потревожить его сон.