Военные Хроники Маленькой Девочки: Сага о Злой Тане Глава 5. Время истекло. Часть 3

20 ОКТЯБРЯ, 1926 ГОД ПО ЕДИНОМУ КАЛЕНДАРЮ. СЕВЕРО-ВОСТОЧНАЯ ЧАСТЬ ВОСТОЧНОГО ФРОНТА, ГАРНИЗОН БОЕВОЙ ГРУППЫ “САЛАМАНДРА”.

Так просто сказать: “произнесите тосты за победу.”

Но когда Таня открывает глаза лежа на кровати в доме, где она живет, то криво усмехается, вставая.

Несовершеннолетним запрещено пить и курить. Исключений нет, даже в армии. Все, что ты можешь сделать, это пососать немного леденцов.

Что еще более важно, это незрелое тело не может сопротивляться сонливости и не спать по ночам. Конечно, это означало, что вчера вечером Таня легла спать в здоровый час, как обычно.

Но была и другая причина, по которой она ушла так рано. Когда их начальник болтается поблизости, солдаты чувствуют, что не могут распустить руки. Нет причин поддерживать такие напряженные отношения между начальником и подчиненным даже в нерабочее время.

Таня была достаточно внимательна, чтобы позволить им спокойно выпить после боя. В результате она проснулась довольно рано, но это освежающее бодрствование.

Тем не менее, все остальные, вероятно, допоздна пили. Медленно выскользнув из постели, чтобы не разбудить адъютанта и дежурного, Таня сама тянется к кувшину с водой.

Нет, она почти достала его.

В тот момент, когда ее рука касается керамики, она вдруг замечает необычный холод.

— Хм?

Гадая, не простужена ли, она надевает свое пальто для полетов на большой высоте и сразу чувствует себя лучше.

Возможно, температура просто упала. Даже для раннего утра холод ужасно сильный. Холодно даже для осени. Почти так же холодно, как во время полета.

Может, я все-таки заболела?

Стоит ли мне попросить приготовить что-нибудь теплое, чтобы выпить на всякий случай?

С этой мыслью Таня выходит из дома, чтобы встретиться с дежурными офицерами. Вот тогда-то она и поняла.

Это очень странно. Таня останавливается, охваченная сильным чувством, что что-то не так. Что-то изменилось. Появилось что-то, чего здесь быть не должно.

Это цвет.

Цвет... цвет мира неправильный.

Все изменилось со вчерашнего дня. Вздохнув, она смотрит на небо, которое совершенно затянуто тучами и раздражающе белое.

Белый. Она невольно замирает от этого зверского цвета.

Она отпрянула, но, когда ее нога попыталась сделать шаг назад, усилием воли заставила ее остановиться. Перед ней пляшут бледные, нежные искорки.

Они фантастически красивы. Возможно, если бы все было иначе, она написала бы о них стихотворение.

Но теперь все они для нее — сплошная масса страха.

Она сверкает так, словно может растопить их жаром своего взгляда, но, увы, вынуждена признать, что не может победить.

Ее сжатый кулак говорит за нее.

Если бы она могла кричать, то закричала бы.

Она отдавалась своим эмоциям и отпускала застрявшие в горле слова.

Она внимательно следила за прогнозами погоды.

Даже несмотря на то, что метеорологическая служба гарантировала им еще две недели, она запросила метеорологические карты и просматривала их каждый день в обязательном порядке.

Но несмотря на это, несмотря на все это, идет снег?

Такой восхитительно злой подарок. Это значит, что надвигается великолепная и самая ужасная восточная зима. Все будет покрыто снегом, который превратится в слякоть и со временем превратит местность в грязное болото.

Это худший сезон. Когда армии вынуждены отказаться от всей концепции движения и могут только корчиться на месте.

Таня смотрит на небо и бормочет: “но если небеса встанут на нашем пути, тогда мы победим небеса. Мы должны.”

Сколько еще ночей офицеры Имперской Армии смогут спать без дрожи?

Легко обманывать саму себя. — Этот снег не по сезону ранний.

Она также может цепляться за прогноз погоды. — Завтра все прояснится.

Но это бессмысленно.

Если она не может принять реальность и встретиться лицом к лицу с ужасной ситуацией, вся  дорога приведет в тупик. Она разбросает свои кости по гнилой земле, превратившись в замороженный труп.

Это крайне неприятный вывод.

Все что угодно. Все что угодно, кроме этой ужасной судьбы…

— Я должна выжить. Я должна выжить и вернуться домой. Я знаю, и мои люди тоже. У меня нет лишних кадров, чтобы передать их этому ублюдку генералу Зиме или кому-то еще.

Поэтому Таня снова отправляется в штаб. Она так торопится, что начинает бегать трусцой, а потом, в конце концов, бежит. Она окликает дежурных офицеров.

Полагаю, это обычное дело.

— Как у нас дела с подготовкой к зиме?!

Когда Таня влетает в дверь, ее вопрос звучит нетерпеливо.

— Что касается снаряжения для холодной погоды, у нас есть форма для высотных операций батальона магов, но полковник, мне жаль говорить, что у нас не хватает ее на всю боевую группу…

— Я... действительно не думаю, что у нас хватит снаряжения для всей боевой группы.

Несмотря на вчерашнюю вечеринку, дежурные майор Вайс и старший лейтенант Серебрякова дают четкие ответы.

— Хм. Лейтенант!

— Да, мэм.

— Допросите пленников. Найдите кого-нибудь, кто занимался приобретением одежды. Желательно, чтобы кто-то из ближайших соседей. Я хочу спросить их о зиме и узнать их мнение.

— Вы уверена?

Для Серебряковой имеет смысл быть обеспокоенной и задать этот вопрос. Вполне вероятно, что такие вопросы могут открыть заключенным, что мы спешим подготовиться к зиме.

Но Таня умеет уверенно делать свои заявления. — Гораздо важнее пережить зиму, чем беспокоиться о том, чтобы дать заключенным информацию, которую им не нужно знать.

Разница между полевой армией, имеющей контрмеры для холода и не имеющей — колоссальная.

— Воздушный флот в долгу перед нами. Пусть они доставят нам из дома теплую одежду.

— Под мою ответственность. Майор Вайс, в случае необходимости, используй средства из казны боевой группы. Вы также можете использовать секретные фонды Генерального штаба.

— Вы уверены?

— Конечно. — Таня повышает ставки. — Как вы думаете, для чего нужны тайные фонды? Или я должна была использовать их, чтобы купить билет на встречу выпускников моего класса?

— Ха-ха-ха! Например, купить платье.

— И правда. Мы можем устроить бал на этом чисто-белом танцполе.

Это так же хорошо, как если бы генерал Зима пригласил меня на бал. Снаряды с возможностью плазменных брызг, во время кружения в небе над этим белоснежным полем.

Как чудесно было бы крикнуть “да пошел ты” и уйти.

— Простите за вопрос, полковник, но вы умеете танцевать?

В ответ на касательный вопрос Серебряковой Таня улыбается. — Я всего лишь любитель и не могу этого скрыть, пока не оденусь. Поэтому я не возражаю, если оставлю танцы людям, которые знают, что они делают. — с досадой добавляет Таня.

К лучшему или худшему, Имперская Армия специализируется на стратегии внутренних линий с принятием на себя национальной обороны.

Зима, предполагаемая армией, в основном развернутой вокруг Империи, не очень холодная, за исключением Нордена.

— Во всяком случае, разбудите офицеров. Меня не волнует, что у них похмелье.

— Ледяной снег будет как раз тем, что пробудит их от мечтаний после победы.

— Я думаю, что это может быть слишком эффективно…

— Пока вы этим занимаетесь, пусть другие офицеры обсудят в своих подразделениях меры противодействия холодной погоде. Скажите им, чтобы они поддерживали хотя бы минимальные возможности для полевых операций.

И вот, стоя перед собравшимися офицерами, Таня подавляет вздохи и с обычной своей откровенностью заводит разговор на эту тему.

— Итак, офицеры 203-го воздушного магического батальона. Давайте послушаем ваши взгляды на зимние сражения, если, конечно, у вас есть опыт.

— Хорошая мысль... У нас действительно есть проблемы, когда дело доходит до зимних сражений.

Таня кивает в ответ на замечание Вайса. К сожалению, среди присутствующих здесь опытных ветеранов нет ни одного специалиста по зиме.

— Это правда. Если оставить в стороне наши старые руки, то даже те, что из Восточной Группы Армий, вряд ли имеют опыт зимних боев.

— Прошу прощения, но поскольку Восточная Группа Армий веками считала Федерацию своим потенциальным врагом, у вас должна быть идея, не так ли, майор Вайс? — Очевидно, лейтенант Гранц — умник.

Ну, когда ты молод и неопытен, так оно и бывает. Самое ужасное, что человек, говорящий это, является одним из относительно опытных членов нашей боевой группы.

Таня и Вайс, которые оба вздыхают, должно быть, беспокоятся об одном и том же. Это боль командира. Или, можно сказать, управленческой работы.

— К сожалению, лейтенант, зима, которую я знаю, принадлежит Рейху.

Таня кивает.

— Другими словами, наш план обороны в основном включал охрану наших границ. Он не принимает во внимание настоящий снегопад. Даже если бы это было так, все зависело бы от вашего местоположения.

— О, неужели?

— Слушай, Гранц, а что ты узнал о зимних походах в академии?

Вайс ходит туда-сюда с Гранцем, чтобы убедить его. При этом Таня криво улыбается. Неудивительно, что он не знает, как много Гранц знает о зиме.

Ускоренный курс уже давно стал нормой в академии Имперской Армии.

Если солдату информация не понадобится немедленно, академия останавливается на поощрении самостоятельного изучения. Ноу-хау для зимних сражений, безусловно, является одним из самых недооцененных предметов. Хорошо это или плохо, но Империя была сосредоточена на защите своей собственной земли... экспедиции едва ли стоили ментального пространства.

— Если бы мы не провели зиму в Нордене, то у нас вообще не было бы никакого опыта.

— Норден?

Пустое лицо Гранца напоминает Тани, хотя у него есть присутствие старой руки, Гранц присоединился к ним на полпути.

Он учился в академии после нее и, должно быть, был в военном расписании досрочного выпуска.

— О, да, ты был частью группы, которая прибыла на Рейн. Значит, ты не видел никаких действий в Нордене, да?

— Нет. — Гранц качает головой. Для него Рейн был местом первой тренировки в полевых условиях. Хотя он летал над Северным морем, нельзя отрицать, что его опыт неуравновешен.

— Тогда, нам следует поручить подготовительную работу тем людям, которые были в Нордене в начале войны.

— В этом есть смысл. Мы должны оставить это людям с опытом.

Пожалуй, это все, что мы можем сделать, — думает Таня, решая оставить все на усмотрение Вайса. — Майор Вайс, извините, но я хочу, чтобы вы получили снаряжение для холодной погоды, даже если вам придется израсходовать все конфиденциальное финансирование. Я дам вам лейтенантов Гранца и Вюстмана в качестве поддержки.

И она может обучать некоторых подчиненных одновременно — двух зайцев одним выстрелом.

— Да, мэм! Я попробую сделать заказ, как будто они предназначены для воздушных магов.

— Как вам будет угодно. О, я хочу, чтобы все вы проверили, есть ли у кого-нибудь из ваших подчиненных опыт зимних сражений или районов, известных своими экстремальными температурами. Если кто-то знает какие-то трюки, я хочу их использовать. Убедитесь, что другие подразделения делают то же самое. — Потом она добавляет — Кроме того, лейтенант Серебрякова, я приказала вам осмотреть заключенных... но я не уверена, насколько хорошо это пройдет. Их ресурсы и опыт в корне отличаются от наших. Мы просто должны проявить творческий подход и сделать все, что в наших силах.

— Так точно. Я сейчас же приступлю к обследованию.

 

 

20 ОКТЯБРЯ, 1926 ГОД ПО ЕДИНОМУ КАЛЕНДАРЮ. ИМПЕРСКАЯ СТОЛИЦА БЕРУН. ВОЕННАЯ КОМНАТА ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА.

Когда он выглянул наружу, было похоже на осень.

Хотя стояла поздняя осень, пейзаж все еще был красочным. Неплохое время года для затяжки сигары и легкого выдоха — пуф...

— Жаль, что я не могу перенести погоду Беруна на передовую, — бессознательно пробормотал Зеттюр.

Ясное осеннее небо.

Увы. — Он перевел взгляд обратно в комнату, где оперативный персонал, побледнев, кричал в панике.

Причиной было одно-единственное слово.

Снег.

Снег был белым и безжалостным.

В тот день в Главном штабе офицеры были так расстроены белизной своего хлеба, что макали его в кофе.

Белые равнины.

О, как чудесно, как прекрасно! Пока они не приходят к армии!

Вот почему Зеттюр и его друг были вынуждены слушать крики офицеров среднего звена.

— Снег?! Идет снег?!

— Вызовите метеорологическую команду!

Разъяренные сотрудники сжимали портфели; взволнованные, они выкрикивали изменения в расписании и планах маршей.

Крах прогнозов погоды оказал огромное влияние на наземные силы.

Генеральный штаб рассчитывал на запас прочности и ожидал зимы, которая была раньше, чем все, что они установили в предыдущие годы, поэтому еще более необычно раннее прибытие зимы действительно убрало прочную землю из-под ног.

— Я думал, что нам будет трудно избежать зимней битвы, но…  Рудерсдорф, мы ведь не ожидали зимы так скоро?

— Она появилась из ниоткуда.

В голосе Рудерсдорфа — его друга, сообщника или просто хозяина этой комнаты слышалось раздражение.

Это говорило о психическом состоянии Генерального штаба Имперской Армии, который был в смятении, как осиное гнездо над одним словом снег.

— У них даже нет необходимого оборудования. Можете ли вы ускорить доставку зимних припасов?

— Мы спешим сделать необходимые приготовления. Поставки должны начать поступать в войска фронта в течение ближайших нескольких дней... но только в войска, находящиеся в пределах досягаемости рельсов.

Сунув сигару в пепельницу, Зеттюр уставился в потолок; он знал, как важно подготовиться к зиме. Вот почему он приготовился к худшему и организовал производство зимнего снаряжения. Производственные линии работали на полную мощность. Но он не думал, что ему придется доставлять товары на передовую прямо сейчас.

В этот критический момент…

Все, что они могли послать на фронт — топливо и снаряды, необходимые для наступления. Это, а также лошадей и корм Зеттюр и все служащие корпуса организовали в лихорадочной подготовке.

Расписание для внутренней железнодорожной сети было уже рассчитано до недели, бросая вызов их ограниченным транспортным возможностям, чтобы едва ли обеспечить достаточное количество всего необходимого для крупного наступления.

Теперь оно должно было быть пересмотрено, чтобы получить зимнее снаряжение на линии фронта, сохраняя при этом поставки основных расходных материалов, таких как снаряды и продовольствие?

Откровенно говоря, серьезность ситуации была очевидна, когда офицеры Железнодорожного департамента под командованием Зеттюра в корпусе Обслуживания обрушили на небеса все проклятия, какие только могли придумать, а затем вцепились в расписание.

Но в Железнодорожном департаменте все было относительно просто.

Те, кто отвечал за операции, до вчерашнего дня получали “несколько недель”, но это время упало до нуля без предупреждения.

Дебаты оперативных офицеров становились все более враждебными.

— Центральная обсерватория твердила нам, что осень будет мягкой.…

— Это не ошибка и не случайность?!

Ответ был неоспоримым доказательством того, что реальность всегда бессердечна.

— Персон из обсерватории сдался. Мы должны просто предположить, что наступление зимы является установленным фактом на данный момент.

Послышалось ворчание, вздохи и несколько мгновений тишины, в течение которых сигареты были брошены в пепельницы. Все скрежетали зубами от разочарования и явного нетерпения. Удушающе тяжелая тишина заполнила комнату…

— Дерьмо. У нас нет времени. Пусть войска эвакуируются.

Одно это замечание заставило комнату взорваться, как жидкость для зажигалок.

— Из-за нашего наступления линии фронта и без того находятся в таком напряжении, какое только могут выдержать! Теперь мы должны перестроиться!

— Не говори глупостей! Ты серьезно говоришь, что мы должны уйти?

— Нам нужно обеспечить глубину. Мы могли бы пойти на компромисс с частичным наступлением и частичной реорганизацией…

Все говорившие были штабными офицерами, опорой Империи.

Эти люди были военными специалистами, тщательно подготовленными с интеллектом, оптимизированным для выполнения своих обязанностей. А сотрудники Рейха, без сомнения, не имели себе равных. Эти люди в погоне за единственным ясным выводом были вынуждены не согласиться.

Разумеется, что вопросы операций и стратегии должны обсуждаться между людьми с различными точками зрения.

— Это не шутка! Ты это серьезно? Ты хочешь сказать фронтовым войскам, чтобы они просто играли в слякоть?

— Значит, ты думаешь, что они должны стоять и дрожать, пока не выпадет снег? Почему бы не подумать о том, как нам лучше всего использовать то короткое время, которое у нас осталось?!

А поскольку и аргумент в пользу нападения, и аргумент в защиту имели свои теоретические основания, спор становился все более эмоциональным, а тон-все более удрученным.

— Ты хочешь сказать, что мы должны поставить наши уязвимые линии снабжения на что-то столь же ненадежное, как погода?

— Это разумный расчет!

— Каким образом?!

Материально-техническое обеспечение войск, развернутых на обширном восточном фронте, было поразительно хрупким. Это должны были понять не только служащие корпуса, но и все, кто участвовал в операциях, даже если они этого не хотели.

Спорадические налеты на линии снабжения…

Истощение личного состава, бремя транспортировки снарядов и других грузов — это было похоже на кровоизлияние, которое не прекращалось. Дальнейшее расширение линий будет серьезным бременем для их и без того перегруженной сети снабжения.

Это само по себе может быть фатальным. С добавлением проблемы непредсказуемой погоды, решение остаться на месте было совершенно здравым.

— Если мы начнем действовать сейчас, то все еще сможем продвинуться вперед! Если мы положим этому конец до того, как ухудшатся условия транспортировки, то не будет никаких препятствий для зимовки раньше.

Но в то же время, все еще можно было продвинуться вперед, если бы они действовали сейчас.

— Ты хочешь сказать, что мы должны наступать?! Ты предлагаешь идти вперед без надлежащего зимнего снаряжения, когда мы даже не уверены, что можем гарантировать, что линии снабжения останутся открытыми?! Как, по-твоему, выживет наша армия?!

— Если мы не атакуем сейчас, время будет не на нашей стороне! Вспомни, что произошло с Содружеством и Едиными Штатами! Куй, пока железо горячо! Разве у нас есть выбор?

Фракция, выступающая за действия, была права. Время было не на стороне Империи, их Рейха.

Их национальная мощь истощалась, а трудящееся население несло серьезные потери. Крайняя мера — заставить женщин работать на фабриках, теперь стала нормой. Кроме того, существовала серьезная нехватка товаров. Даже при существующей системе нормирования Империя испытывала критическую нехватку ресурсов.

— Значит, твой план — загнать всю армию в угол из-за этой безнадежной авантюры?! Если мы не отступим, наша армия распадется!

— Мы не можем уйти сейчас! Ты хоть представляешь, как мы близки?!

— Если мы начнем действовать сейчас — то сможем продвинуться вперед! Откуда ты знаешь, что в следующем году мы сможем прорваться через укрепление противника?! Мы не можем упустить шанс!

Нация слабела, как будто ее медленно пытали. Хотя Имперская Армия все еще хвасталась своей мощью, нельзя было сказать, что затянувшийся конфликт не сказался на ней.

Поэтому нескольким офицерам пришлось особо указать на суровую реальность.

— Армия уже распадается на востоке!

— Мы рискуем полностью измотать войска! Не стоит недооценивать стоимость задержки нашего переезда!

— Ты хочешь сказать, что уничтожить наши войска — самоубийственное обвинение, потому что некоторые трусы — пленники страха? Об этом не может быть и речи!

Рядом со столом, за которым разгорался спор между главным образом офицерами среднего звена, за столом, расположенным в глубине комнаты, два генерала, позволив своему табаку тихо тлеть, выдохнули дым вместе со вздохом.

Даже то, как они молча тушили свои сигары, было похоже друг на друга. Генерал-лейтенант фон Зеттюр и генерал-лейтенант фон Рудерсдорф.

Но один из них насмехался, сыт по горло постыдным поведением своих подчиненных, а другой был настолько равнодушен, что даже не слушал.

Что ж, это был естественный результат. Оба генерала напряглись, как только услышали слово “снег”.

Генерал фон Зеттюр, как заместитель начальника корпуса военной службы, уже дал свой ответ. Таким образом, побуждение своих подчиненных к дебатам было просто формой жесткой тренировки мозга.

То же самое пошло для генерала фон Рудерсдорфа. Как человек, отвечающий за операции, он знал, что им нужно переключить передачи, чтобы рассмотреть реалистичные меры.

Именно потому, что они понимали фактор времени, они оба дали свои заключения немедленно.

Столкнувшись с результатами, они бросили свои выводы офицерам среднего звена, зная, что это не принесет никакой пользы, Зеттюр должен был признать, что сожалеет об этом.

— У нас тут сотни школ мысли.

После долгих дебатов их аргументы превратились в простые мнения. И что заставляло его голову болеть, так это то, что те, кто был вовлечен, казалось, даже не замечали этого.

— Как ты думаешь, когда они поймут, что даже если наш ответ неверен, это пустая трата времени на споры?

— Хм, это потому, что персонал всегда выбирает тех парней, которые думают, что они достаточно умны, чтобы быть штабными офицерами. Мы зашли в тупик. Эвакуация войск — наш единственный выбор. Любой, кто не уверен в таком важном моменте, является второсортным офицером.

— Разве это не раздражающая правда?

Тс. — Вот что значит хотеть плакать. — Они — избранная группа, и все же в Генеральном штабе Имперской Армии полно таких парней, которые думают, что они такие умные. Невероятно — оба генерала не одобряли этого.

Но, нужно добавить.

Честно говоря, и генерал фон Зеттюр, и генерал фон Рудерсдорф были печально известны тем, что имели самые высокие минимальные ожидания в Генеральном штабе.

Два ворона из Имперской Армии, обладающие величайшим интеллектом…

Почти не обращая внимания на обычных штабных офицеров, Эти двое уже поняли, что означает приход зимы, и начали горевать.

— Зима пришла слишком рано. Поскольку мы не могли этого предсказать, нам придется смириться с обвинениями в некомпетентности и справиться с ситуацией.

— Да, — согласился Зеттюр, а затем спросил о чем-то, что его беспокоило. — Но после того, как мы реорганизуем линию фронта, будем ли мы продолжать наступление?

Была только одна проблема.

Сейчас им нужно было обсудить, что делать после Зимы. В этом вопросе Зеттюр и Рудерсдорф не были полностью согласны…

— Какие еще средства есть у Империи? Нам нужен способ положить конец войне. С фронтом, который так горячо оспаривается, шансы уладить все путем неспешных переговоров невелики.

— Если понадобится, мы можем составить план, как переждать это.

Зеттюр сказал, что именно для этого и существует теория тотальной войны. Теория сдерживания истощения, которую он и его подразделение предлагали, предполагала, что крупные потери неизбежны, но в остальном была достаточно прочной.

В Империи возникла мощная сеть производства боеприпасов и самодостаточное экономическое поведение.

Значит, Зеттюр был в этом уверен. — У нас все еще есть свобода действий. Нам нет нужды ограничивать свой выбор. Мы не должны отказываться от возможности длительной войны на истощение.

— С точки зрения логики, это верно. Так что я не могу отрицать, Зеттюр. — Было что-то печальное в выражении лица генерала фон Рудерсдорфа, когда он позволил своей сигаре тлеть. — Я понимаю, но... — продолжал он. — Я тоже это знаю. Империя едва держится на плаву. А это возможно только благодаря дисциплине нашей доктрины тотальной войны.

— Позвольте мне исправить недоразумение, генерал фон Рудерсдорф. Нет никаких препятствий для поддержания минимума. По крайней мере, сейчас.

— Это верно только для военных поставок?

— Я не могу отрицать. Мы почти достигли предела того, что мы можем сделать, чтобы поддержать сокращающееся производство продовольствия. Мы наблюдаем быстрый рост производства снарядов, но плохое качество приводит меня в отчаяние. — Зеттюр кивнул и признал, что он сказал правду.

Основная рабочая сила, производящая сельскохозяйственную продукцию Империи, потеряла огромную часть своей рабочей силы, и другой критической проблемой было то, что армия реквизировала всех лошадей, которых они обычно использовали для пахоты.

Это был не кто иной, как корпус Обслуживания, который собрал лошадей, которых они использовали для перевозки припасов, так что Зеттюр болезненно осознавал тяжелый удар, который они нанесли домашнему сельскому хозяйству.

Честно говоря, последствия оказались хуже, чем он ожидал. В некотором смысле, это была их собственная ошибка, что они застряли, поедая репу за репой.

— Ожидание долгой войны отличается от надежды на долгую войну. Мы считаем, что следует использовать наши сильные стороны и попытаться совершить прорыв на оперативном уровне.

— И я этого не отрицаю, Рудерсдорф. Но ты ведь тоже понимаешь? Это слишком большая авантюра.

— Будь проклята моя некомпетентность. Я ненавижу, что мне приходится играть на исход этого главного события в истории Империи, — пробормотал он.

По сравнению с обычной энергией в его голосе, он казался таким слабым. — Если ты собрался дать мне такой дрожащий ответ, то следовало просто посоветоваться со мной с самого начала…

— Хм. Ну, приходи и поговори со мной, если понадобится. Но мы должны начать с подготовки к зиме.

— Ах, эта заноза в шее, генерал Зима.

Время было совершенно неподходящим.

Они не могли надеяться на наступление в соответствии с планом армии. Так что на какое-то время восточный фронт войдет в то, что можно было бы любезно назвать затишьем. Грубо говоря они дадут Федерации время на реорганизацию. Это было ужасно неприятно, но они ничего не могли поделать с силами природы.

Невозможность сделать какие-либо прогнозы относительно операции после зимы. И вдобавок ко всему, никто не знал, какое истощение они перенесут зимой.

Необходимость формулировать стратегию в таких непрозрачных обстоятельствах была совершенно неслыханной. Как они могут планировать будущее, если даже не знают, что у них будет под рукой?

И все же, генерал фон Зеттюр пересмотрел одно из своих мнений. — Существуют бесконечные переменные. Но если мы можем определить хотя бы одну из них, то нужно это сделать.

— В данный момент я собираюсь представить это предложение Верховному Главнокомандованию, чего бы это ни стоило.

Он говорил о плане ”автономии”, к которому пришел по предложению полковника фон Дегуршаф.

Он работал с полковником фон Лергеном до изнеможения, но после политических маневров с использованием контактов Лергена, в сочетании с принятием огромного риска и состояния, связанного с этим, он начал видеть результаты.

Он был осязаем, Зеттюр чувствовал, что в нем что-то есть.

— План автономии? Я согласен, что он кажется эффективным, но…

— Кульминационная риторика, Рудерсдорф! Послушай... — он высказал свою точку зрения так просто, словно объяснял универсальную истину. — Чем иметь по соседству вражескую страну, лучше иметь по соседству страну, которая не дружит с нашим врагом.

— Это уж точно.

— А нейтральная страна была бы еще лучше.

— Конечно. В этом есть смысл.

— В таком случае, — заканчивает Зеттюр, словно предлагая коварный план, — лучше всего для Рейха будет дружественная страна, чьи интересы совпадают с нашими.

— Ты собираешься стать акушеркой? Это ужасно похвально... — его друг улыбнулся, и Зеттюр улыбнулся в ответ.

Он не смотрел в зеркало, но был уверен в этом.…

Наши лица, должно быть, выглядят такими злыми. — Эта мысль внезапно промелькнула у него в голове. — Ну и что с того?

— Если понадобится, я не против. Я даже приготовил место для этого благословенного события. Я выберу крестных родителей. Планы на крещение уже составлены. Тогда, если правительство признает, наше бремя немного облегчится.

— Ты хочешь сказать, что новорожденный ребенок будет работать на нас, как взрослый? Рудерсдорф усмехнулся, словно находя такую перспективу смешной, но Зеттюр ловко сбил его с ног.

— Послушай, дружище. Даже маленькая девочка была полезна в этой войне. Я уверен, что младенцы и малыши имеют свое применение. По крайней мере, они могут защитить нас от пуль.

— Это худший аргумент, который я когда-либо слышал.

— Без сомнения. Это абсолютно отвратительно, и я знаю об этом. Как бы то ни было, —  продолжал Зеттюр, — я довольно злой член этой организации, несмотря на мою добродетельную натуру, и поэтому я выполню свой долг так, как должен. Все, что мне дозволено — нет, нам, офицерам Генерального штаба, дозволено, — это преданность своему долгу.

Они поклялись отечеству, Рейху. В тот день, когда они были назначены, они поклялись защищать его от любого, кто причинит вред стране или имперской семье.

Так что если Отечество сочтет это необходимым…

Почему бы нам, офицерам Генерального штаба, не стать такими же злыми, как они?

Генерал фон Зеттюр даже начал излучать мрачную решимость, так что на мгновение он был ошеломлен сердечным смехом своего заклятого друга.

— Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!

— Я что-то не так сказал?

— Нет, теоретически ты совершенно прав. Но у тебя, кажется, есть одно забавное недоразумение, так что я ничего не мог с собой поделать.

— Недоразумение?

— Чем славятся штабные офицеры нашего дорогого Генерального штаба?

Веселая улыбка на лице его друга тоже была сухой. Но редко он слышал что-то, что имело бы такой смысл.

— Ну, это определенно не их великие личности.

— Давай будем откровенны. Разве мы не должны прославиться повсюду как эксцентричные, грозные и хитрые?

— Ха-ха-ха-ха! Да, ты прав, конечно. — О, мы уже здесь? — Каждый из нас выглядит разумным, но мы все должны быть неразумными. Все, что нам нужно сделать — использовать грубую силу, чтобы сделать то, что должно быть сделано.

Крышка была открыта с самого начала.

Значит, ад будет порожден нашими руками?

Дерьмо.

Слишком легко принять то будущее, которое он нарисовал.