Гарри Поттер: Второй шанс Глава 100

Глаза Северуса удивленно распахнулись, и это словно сделало его на много лет моложе, заставив Дамблдора вспомнить его таким, каким он был пятнадцать лет назад, уже не мальчиком, но еще и не мужчиной, таким юным, таким непозволительно, отчаянно юным для обрушившегося на него горя. «Я не хочу жить без нее, – сказал он тогда просто и пугающе серьезно, и его губ коснулась блеклая, неправильная улыбка, которую ни на секунду не отражали запавшие, обрамленные глубокими тенями глаза. – Я не хочу жить, Дамблдор, как вы не поймете?»

Возможно, Дамблдор был неправ, полагая, что Северус когда-нибудь сможет забыть о прошлом. Некоторые вещи ранили его сильнее, чем других, он понял это еще тогда, понял, наблюдая за Джеймсом Поттером, который переживал собственное горе не в пример более стойко и мужественно, чем Снейп, так что Дамблдору было, с кем сравнивать.

– Я хочу, чтобы ты пошел к себе и выспался, Северус. Тебе нужен отдых, – сказал Дамблдор неожиданно для самого себя, прекрасно зная, что поступает неправильно, что не должен делать сейчас поблажек только из-за непростого прошлого Северуса, потому что теперь он был достаточно взрослым, чтобы нести ответственность, теперь он был преподавателем, и его поступку не было оправданий.

Но Снейп не собирался уходить так просто.

– Зачем, Альбус? – выпалил он, глядя на директора взглядом, упрямым и испытующим одновременно, и этот взгляд тоже делал его похожим на подростка, которым он когда-то был. – Зачем вы привезли мальчишку в Хогвартс? Я понимаю, он вам дорог, – эти слова он выплюнул, словно они были ему противны. – Но почему Хогвартс? Здесь не место такому, как он, не место сквибу, воспитанному среди магглов. Вы могли бы придумать тысячу вариантов того, как можно оставить его в маггловском мире, и любой из этих вариантов пошел бы ему на пользу скорее, чем школа волшебников.

На некоторое время в кабинете повисла тишина, Дамблдор медлил с ответом, потому что в нем было больше надежды, чем уверенности.

– Я охотно согласился бы с тобой, мой мальчик, будь Гарри обыкновенным сквибом, – наконец сказал он.

Он говорил, тщательно подбирая слова, неожиданно осознав, что Северус – первый человек, с которым он делится своими осторожными доводами, касающимися Гарри Поттера. Сейчас его теории предстояло выдержать в некотором роде испытание, потому что Северус Снейп был последним, кто мог бы поддержать эту теорию, не получив на это очень, очень серьезных оснований.

– Что вы имеете в виду? – подозрительно спросил Снейп, скрестив руки на груди.

– Северус, как часто ты видел, чтобы имена совершенно неспособных к колдовству сквибов появлялись в Книге? – вопросом на вопрос ответил Дамблдор.

– Я не понимаю, к чему вы клоните! – ворчливо сказал Снейп, хотя, конечно же, отлично понимал, куда клонит Дамблдор. Просто эта мысль была ему весьма не по нраву.

– Я не думаю, что Гарри действительно сквиб, – напрямик сказал директор. – Я не обнаружил у него магических способностей четыре года назад, когда посетил его в доме его маггловских родственников, и уже тогда мне показалось странным, что его имя все-таки каким-то образом появилось в Книге. Но тогда я не знал всей истины. Теперь же я навел кое-какие справки о его прошлом. Мне удалось выяснить, что в центральной Англии есть лишь один магический заповедник, где Гарри и его одноклассники могли бы столкнуться с оборотнем, тот, что прямо на границе с Холфсгейном, и туда совершенно точно не может попасть существо, лишенное магических способностей. Гарри был магом, Северус. Он был весьма сильным магом, пока был ребенком. Я думаю, что-то произошло с его магией, когда на него напал оборотень, что-то достаточно сильное, чтобы лишить его волшебства на долгие годы. Возможно, это был он сам. После всего, что Гарри пережил в результате одного единственного непосредственного контакта с Магическим миром, он мог подсознательно отвергнуть магию, как источник угрозы. Даже если так, я не думаю, что это непоправимо. Но прежде, чем я смогу что-либо сделать, он должен сам захотеть вернуться в волшебный мир. Он должен принять магию, живущую внутри него, и подчинить ее своей власти. Теперь ты понимаешь, зачем я привел его в замок?

– Альбус, при всем уважении, это просто нелепо! – фыркнул Северус. – Маги не могут вот так запросто лишаться своих способностей, а потом обретать их вновь. Сквибу никогда не сделаться волшебником, как бы он к этому ни стремился.

– Этот мир полон загадок, мой мальчик. Здесь вещи, которых мы не в состоянии вообразить, происходят постоянно. Я знал волшебницу, которая от пережитого в раннем возрасте психологического потрясения полностью потеряла способность контролировать собственную магию, – грустно сказал Дамблдор. – Так почему бы не предположить, что от сходного потрясения маг может подавить собственные силы на долгие годы? Я говорю «подавить», Северус, потому что ничто на свете не может лишить человека магических способностей, если они были дарованы ему от рождения. Мы – те, кто мы есть. Я просто хочу показать этому мальчику, кто он на самом деле. Разве это так плохо?

– Альбус, почему вам так трудно поверить, что его сын – просто пустышка, ошибка, лишенная искры магической силы? Зачем вы растрачиваете свое время на попытки сделать его тем, кем он, вероятно, никогда не станет? – спросил Снейп, и в его голосе звучали злость и досада.

– А почему тебе так трудно поверить, что ее сын способен на гораздо большее, чем ты от него ожидаешь? – вопросом на вопрос ответил Дамблдор, и его губ коснулась мягкая улыбка. – Дай ему шанс, Северус. Просто дай ему шанс, и ты увидишь, что он совершенно другой человек, чем тот, кем ты его считаешь. Ты увидишь, что Лили Эванс все еще живет, живет в нем, через него, и возможно, это знание станет одним из лучших открытий в твоей жизни.

Темные глаза Северуса сверкнули гневом, и Дамблдор понял, что непреднамеренно задел его за живое, прямо как Гарри Поттер, столь проницательно угадавший, по какой причине Снейп его ненавидит.

– Лили мертва, Альбус, – произнес Северус веско и убежденно, и это было последним, что он сказал Дамблдору в тот вечер.

Затем Снейп пересек кабинет своей стремительной походкой, наводящей такой ужас на студентов, и прежде, чем он вышел за дверь, мантия его взвилась вверх и опала, как большие черные крылья.

Дамблдору очень хотелось спросить его, почему он никак не может оставить мысль о том, что Джеймс Поттер, его заклятый враг, по-прежнему жив, что он до сих пор живет в Гарри Поттере, но не может даже подумать о том же самом, когда речь заходит о Лили Эванс. Но что-то подсказывало ему, что на этот вопрос Снейп и сам не знал ответа.

*****

Джинни Уизли стоит прямо напротив меня, и я вижу ее лицо так близко, как не видел долгие годы. Ее карие глаза блестят от слез, но она упрямо сдерживает их, будто бы думает, что это сможет меня обмануть.

– Ты должен сделать выбор, Гарри, – говорит она, и голос ее звучит ровно и почти спокойно, будто бы она говорит нечто совершенно обыденное, нечто, что не приводит в ужас нас обоих. – Ты должен выбрать прямо сейчас, у нас нет времени.

– Нет, не должен, – говорю я, и губы слушаются меня так плохо, что я совершенно не уверен, что действительно произнес это вслух. Потому что я должен был сказать совершенно другое.

Потому что я сказал совершенно другое.

Она качает головой и улыбается, и слезы все-таки текут по ее щекам.

– Выбирай, Гарри, скорей же, – повторяет она, но теперь моя очередь качать головой.

– Не буду. Потому что это не по-настоящему. Это все не по-настоящему. Это сон, Джинни, милая, не плачь. Это же только сон.

Я хочу обнять ее, хочу заверить, что все хорошо, что теперь все хорошо, что мне больше нет нужды выбирать между жизнью Гермионы и жизнью Билла, подчиняясь правилам жестокой игры, затеянной Волдемортом. Но она только качает головой, и в ее глазах я вижу ужас, и слезы все текут по ее щекам.

– Это все в прошлом! – в отчаянии кричу я, и у меня за спиной вырастает русоволосый кентавр-друид с магическим посохом в руке.

– Ты напрасно так считаешь, маг, – говорит он, ударяя в землю своим посохом. – Ты должен сделать выбор.

В следующий миг я оказываюсь над черной пропастью, настолько глубокой, что внизу не видно ничего, кроме клубящейся непроглядной тьмы, и меня тянет в эту тьму, в этот слепой мрак и ужас. Я кричу, срывая горло, стараясь вырваться, но какая-то моя часть ликует и трепещет, потому что ничего не желает так страстно, как упасть в эту пропасть, чтобы остаться там навсегда.

Я открываю глаза, задыхаясь, чувствуя себя так, словно пробежал без отдыха несколько миль. Рывком встаю с кровати и подхожу к окну, открываю его нараспашку, чтобы ледяной воздух продрал до самых костей и отогнал кошмар прочь. И стоя там, глотая морозный декабрьский воздух судорожными рывками, не в силах отдышаться, я чувствую, что больше не могу так. Что должен точно знать, не вмешалось ли в мою жизнь еще одно пророчество, иначе это сведет меня с ума.

Я никогда не пойму, что именно недоговаривали кентавры, продолжая копаться в этих дурацких книгах из библиотеки, а значит, мне остается только одно.

Я торопливо одеваюсь, стараясь не думать о том, как именно собираюсь искать Фиренца в Запретном лесу. До рассвета и подъема студентов еще остается немного времени, поэтому мне удается выйти из замка незамеченным. За ночь выпало много снега, и мне приходится прокладывать в нем дорогу, утопая глубже чем по колено, но и этому не удается охладить мой пыл.

Запретный лес встречает меня тишиной настолько полной, какую можно застать только перед самым рассветом. Ущербная луна уже блекнет в первых тусклых лучах, но ее свет еще отражается от замерзшей поверхности озера и снежных холмов, поэтому мне даже не приходится прибегать к заклинаниям, чтобы видеть окружающие предметы.