Гарри Поттер: Второй шанс Глава 104

Всех передергивает, потому что воспоминание о встрече с боггартом-дементором еще слишком свежо.

– Никогда раньше не слышал о дементорах, – подает голос Ральф Беркли, – хотя мой отец работает в отделе контроля за магическими существами Министерства магии. Они что, до ужаса редкие? Когда в последний раз дементоры нападали на волшебника?

Ремус отчего-то мнется, и вместо него говорю я:

– Дементоры не нападают на волшебников просто так, они сотрудничают с Министерством магии. – Во взглядах студентов читается недоумение, и я поясняю: – Они охраняют Азкабан, поэтому почти все, кому выпадает участь быть заключенными там, скорее предпочли бы смерть.

Вот теперь они потрясены, даже шокированы, прямо как я когда-то давно, когда узнал, сколь незавидная участь выпадает преступникам в Магическом мире. Бедняга Сириус, он выносил это дольше, чем я хотя бы в силах себе представить.

Переварив поступившую информацию, студенты начинают наперебой спрашивать Ремуса, научит ли он их сражаться с дементорами, но тот отвечает, что заклинания для борьбы с этими существами относятся к высшей магии, которую не проходят в школе, и, кроме того, ему ни за что не позволят доставить в школу дементора, чтобы у них было наглядное пособие.

До конца урока остается совсем немного времени, поэтому Ремус дает студентам домашнее задание, и с ударом колокола все они выходят из класса, взволнованно переговариваясь о том, как прошло занятие.

Мы остаемся одни, и я зябко обхватываю себя руками, пытаясь справиться с ознобом. Тишина вокруг нас с Ремусом растет и сгущается, и я не выдерживаю первым.

– Ну же, валяй, спрашивай.

Я же вижу, как ему не терпится это сделать.

– И что я услышу в ответ, если спрошу тебя, почему твой боггарт – дементор? – спрашивает Ремус. – Что ты читал о них, верно?

В его голосе – горечь, и это злит, потому что Ремус не имеет права вызывать меня на откровенность, ведь он и сам сейчас ничем не лучше меня. А что я услышу, если спрошу вас, профессор, почему ваш боггарт – луна? Что вы скажете мне на это?

– Да, наверное, я читал о них, или от кого-то слышал, какая разница? – говорю я, проглатывая готовый сорваться с языка вопрос. – Как я вообще могу отвечать за то, какую форму принимает боггарт при встрече со мной?

– И ты знаешь про Азкабан, что его охраняют дементоры, – вполголоса замечает Ремус, и я не понимаю, в чем он пытается меня обвинить.

– Да, знаю, и что с того? Никто, в общем-то, не делает из этого большого секрета.

– Но стараются не афишировать, – говорит оборотень. – Как ты и сказал, дементоры, гнусные твари, сотрудничающие с Министерством магии… Гадко, – он морщится, чуть улыбаясь, и я тоже фыркаю.

– Гадким это становится, только когда открывается обозрению широкой общественности, а так все сойдет, пока цель оправдывает средства, верно? Ну и упыри сидят в этом вашем Министерстве магии.

Я качаю головой, думая о том, что некоторые вещи не меняются никогда. Ремус ничего не отвечает, а я вспоминаю о том, что он сказал мне до того, как пришли студенты, что у них с Дамблдором снова есть ко мне какой-то разговор.

– Ремус, я не пойду сегодня к Дамблдору, – говорю я, и улыбка на лице Ремуса, вызванная моими словами про Министерство, сходит на нет.

Я не готов, только не теперь, уж точно не после утренней встречи с Фиренцом и боггартом-дементором, после которых я настолько на взводе, что у меня едва ли хватит концентрации для очередной беседы с директором.

– Почему ты так избегаешь профессора Дамблдора? – напрямик спрашивает оборотень, нахмурив брови. – Он делает для тебя все, что может, уж поверь мне. Я знаю его уже давно и могу сказать, когда он по-настоящему о ком-то заботится. Он желает тебе добра.

– Я знаю, Ремус, – говорю я, выжимая из себя насквозь фальшивую улыбку. – Я правда знаю это и я благодарен Дамблдору за то, что он делает. Просто не настроен сегодня на серьезные разговоры. Так что там с твоими бесами? Нам лучше не терять времени и подготовиться к следующему уроку, если ты не против.

Ремус неохотно кивает, оставляя эту тему, и следующие несколько часов мы с ним почти не разговариваем, потому что все наши силы уходят на то, чтобы поспевать следить за бесами, которые, засидевшись в клетках, проявляют невиданное проворство, едва оказавшись на свободе. Студенты после занятия покидают класс порядком взмокшие, тяжело дыша, но довольные и полные энергии. Я знаю, как это бывает, когда победа зависит от твоей реакции и способности быстро выкрикнуть нужное заклинание, когда адреналин бурлит в крови и кажется, что ты способен на все. Так что Ремус, в общем-то, прав, бесы благодаря их прыткости и устойчивости ко многим заклятиям – лучшее, на чем можно отточить навыки в заклятиях, за исключением разве что дуэлей. Однако к тому времени, как заканчиваются уроки, я буквально с ног валюсь от усталости.

Я чувствую себя странно, когда выхожу из кабинета Ремуса. Меня слегка пошатывает, будто бы от слабости, и озноб тоже так до конца и не проходит, и я не могу припомнить, чтобы короткая встреча с одним-единственным дементором сказывалась на мне так сильно. Кроме того, он не был настоящим дементором, напоминаю я самому себе. Это был всего-навсего боггарт.

Тем не менее, я не спешу уединиться в своей комнате, потому что у меня еще остаются кое-какие дела. Мне явно не стоит рассчитывать на помощь кентавров, уж точно не после разговора с Фиренцом. Но последние дни, когда я изо всех сил пытался раскопать хоть что-нибудь про магию духа самостоятельно и раз за разом заходил в тупик слишком ясно дали мне понять, что в одиночку я не справлюсь. А потому я решаю обратиться к единственному человеку в Хогвартсе, который сможет мне хоть чем-то помочь.

Гермиона оказывается предсказуемой: она сидит в библиотеке, с головой погрузившись в книги, в изобилии разбросанные по столу, и вид у нее усталый. Кроме нее в библиотеке нет никого, даже настойчивые равенкловцы уже разошлись, решив дать себе немного отдыха перед сном, а мадам Пиннс и вовсе спит за своим столом, откинув голову назад и чуть похрапывая. Но Гермиона всегда отличалась от других.

Услышав мои шаги, она поднимает на меня взгляд, и в ее лице мелькает удивление.

– Гарри? Привет. Не ожидала тебя здесь увидеть.

Я пожимаю плечами, потому что не могу сказать того же.

– Я искал тебя, – напрямую говорю я, не желая тратить время на приветствия и ходьбу вокруг да около. – Я много думал о том, что ты сказала мне тогда, о том, что тебе нужна моя помощь. Не хочешь прогуляться по коридорам?

Гермиона лишь кивает, тут же становясь деловой и собранной, и с нее в мгновение ока слетает вся сонливость. Несколькими стремительными движениями волшебной палочки она возвращает книги по библиотечным стеллажам, заталкивает пару книг в свою сумку и кивает мне, показывая, что готова идти.

– Почему ты сидишь в библиотеке совсем одна? – спрашиваю я, пока мы один за другим пересекаем освещенные факелами коридоры замка. – На мой взгляд, если вы с Уизли вместе занимаетесь какими-то исследованиями, не совсем честно, что ты выполняешь всю работу сама.

– Рон сейчас на тренировке вместе с остальной командой, – отвечает Гермиона, бросая обеспокоенный взгляд в темное окно, за которым бушует ветер и вьюга. – В субботу матч с Хаффлпаффом, у них совсем немного времени, чтобы как следует подготовиться, они тренируются почти до ночи.

Я киваю и больше ничего не спрашиваю, и Гермиона тоже ничего не говорит, поэтому оставшийся путь мы идем молча.

Мы приходим в западную галерею, соединяющую две хогвартских башни друг с другом. По обеим сторонам от нас окна – высокие, отделенные от пола низкими подоконниками и продолжающиеся до самого потолка. Здесь очень холодно, гораздо холоднее, чем в остальном замке, даже холоднее, чем в подземельях. Дыхание вырывается у меня вместе с облачками пара, и я плотнее запахиваюсь в манию, жалея о том, что у меня нет при себе утепленной уличной мантии или хотя бы шарфа, чтобы согреться. Снаружи уныло завывает ветер, попавший в плен и бьющийся меж замковых стен. Он со стуком бросает в закрытые окна пригоршни снега, молочно-белые на фоне обволакивающей весь замок вязкой и непроглядной декабрьской ночи. Свет факелов неровно колеблется от сквозняка, создавая ощущение чего-то мрачного, гнетущего и почти зловещего. Зато здесь совершенно нет портретов, которые могли бы нас подслушать.

Гермиона не задает никаких вопросов о том, почему я выбрал для разговора такое место, просто останавливается возле одного из подоконников, достает из сумки небольшой стеклянный сосуд, как для зелья, водружает его на подоконник и наколдовывает в нем волшебный огонь. Некоторое время мы молча смотрим на крошечный огонек, запертый в банке, и каким-то образом он делает это гнетущее место почти уютным. Волшебный огонь всегда удавался Гермионе на славу.

– Так ты передумал, Гарри? – спрашивает Гермиона, отрывая взгляд от волшебного огонька и глядя прямо на меня. – Ты будешь помогать нам с Роном в поисках книг?

– Да, я помогу тебе и твоему бойфренду, – отвечаю я, и на лице Гермионы проступает радость, которая впрочем, почти сразу же сменяется разочарованием, когда я добавляю: – Не просто так, разумеется.

– Ну конечно, – кивает Гермиона, – конечно же, ты не стал бы ничего делать просто так. Итак, чего ты хочешь взамен?

Я не знаю, какого ответа ожидает Гермиона, но она смотрит на меня с вызовом, высоко вздернув подбородок, и в ее глазах теперь читается почти презрение, будто бы я начал это первым. Мне оказывается неожиданно трудно выносить этот взгляд, и потому я смотрю вдаль, на сумрачную неприятную галерею, стекла которой тихонько дребезжат от бушующего за окном ветра, по-прежнему чувствуя озноб и слабость, словно где-то поблизости, за самой границей видимости все еще маячит боггарт-дементор. Я болен, вдруг понимаю я. Это не усталость после встречи с дементором и сегодняшних занятий с ремусовыми студентами, это жар – я, наверное, слишком замерз сегодняшней ночью в Запретном лесу, и теперь мысли у меня немного путаются от подступающей горячки.