Гарри Поттер: Второй шанс Глава 115

В преддверии рождественских каникул студенты становятся все более легкомысленными и неуправляемыми. Преподавателям приходится прикладывать существенные усилия, чтобы вкладывать в их головы, забитые размышлениями о предстоящем отдыхе, хоть какие-то знания. Ремус устраивает еще больше практических занятий, чем обычно, зная, что это самый эффективный способ подогреть интерес студентов к ЗоТИ. Хагрид на своих уроках всем подряд курсам показывает саламандр, греющихся в огромном костре, и студенты дружно толпятся у огня, поскольку погода стоит необычайно холодная. Профессор МакГонагалл третирует пятые и седьмые курсы зубодробильными тестами по трансфигурации, не прекращая напоминать, что СОВ и ТРИТОН уже на носу. Ну, а у Снейпа на уроках и без всяких дополнительных усилий дисциплина железная даже в ожидании каникул.

Со всеми приготовлениями к праздникам у меня оказывается неожиданно много работы в замке, но я даже рад этому, потому что за десятком повседневных дел у меня не хватает времени раздумывать о тех вещах, мысли о которых никогда не приводили ни к чему хорошему. Студенты бедокурят с удвоенной энергией, преподаватели уплотняют свои учебные планы, прекрасно сознавая, что после рождественских каникул время до экзаменов полетит как сумасшедшее, а еще я продолжаю помогать Ремусу с его пособием по защите от темных искусств.

Каким-то образом откровенный разговор с Ремусом о его болезни меняет между нами все, делает все правильным и простым, и все чаще я ловлю себя на мысли о том, что граница между нынешним Ремусом и Ремусом из моего прошлого истончается и исчезает совсем. Он становится более расслабленным и спокойным в общении со мной, и теперь, слушая его рассказы о прошлом, о Сириусе и моем отце, я знаю, что он говорит все начистоту, что ему больше не нужно подбирать каждое слово, чтобы не выдать свой секрет. Глядя, как блестят при этом его глаза, я впервые задумываюсь о том, каких усилий ему стоило носить свою маску. Я задумываюсь о том, неужели я такой же, каким был он с самого начала? Неужели мои секреты меняют меня так же, как Ремуса меняла необходимость скрывать от меня свою болезнь? И неужели, в таком случае, и я мог бы чувствовать себя столь же легко и свободно, если бы этих секретов не было совсем?

Уже очень скоро я начинаю ждать с нетерпением теплые уютные вечера в его кабинете, где за разговорами мы не замечаем, как переходим с обсуждения ЗоТИ на другие темы, болтая о проведенных вместе уроках, о межфакультетских соревнованиях, обсуждая злободневные темы политики и науки, разговаривая о тех временах, когда в Хогвартсе царствовали Мародеры.

Мы не говорим о моем прошлом, но и в прошлом Ремуса есть такие моменты, которых мы никогда не касаемся. Ремус никогда не говорит о том, как погибли Сириус Блэк и Джеймс Поттер, что точно случилось с Питером Петтигрю после того, как он покинул Хогвартс. Он вообще не распространяется о том, что стало с Мародерами после того, как они окончили свой седьмой курс. Но я и не расспрашиваю, потому что стоит разговору ненароком подойти к этому слишком близко, и в глазах Ремуса возникает тоскливое, потерянное выражение, явно говорящее о том, что те времена были для него не из простых. Ну а Ремус в свою очередь почти не расспрашивает меня о том, какой была моя жизнь до летней аварии, до того, как я попал в Хогвартс, и я по-настоящему благодарен ему за это.

С тех пор, как опасный секрет Ремуса перестает стоять между нами холодной стеной, в глазах Ремуса загорается небольшой ясный огонек, похожий на надежду, будто бы одно только знание того, что можно узнать о его сущности и не отшатнуться в отвращении, придает ему сил. И то, что мы стараемся не говорить об определенных вещах, уважая право друг друга оставить что-то невысказанным, не бередить старые раны, становится скорее еще одним подтверждением этого взаимного доверия, нежели наоборот. Тем не менее, иногда разговоры о таких вещах просто всплывают сами собой, будто бы помимо нашей воли.

– В эту субботу будет поход в Хогсмид, – говорю я Ремусу в один из таких вечеров в его кабинете, когда у нас обоих уже мозги кипят от схем накладывания щитовых заклятий одного на другое с минимальной потерей защитных свойств. – Если ты не против, я приглашу Невилла с нами, думаю, на этот раз ему будет полезно выбраться из замка и немного развеяться.

Ремус поднимает на меня взгляд и качает головой:

– Прости, Гарри, но боюсь, что ближайший поход в Хогсмид мне придется пропустить.

Конечно же, вспоминаю я, ведь будет очередное полнолуние.

– Верно, я и забыл, извини, – виновато говорю я, затем ободряюще ему улыбаюсь: – Ничего, я могу купить для тебя что-нибудь. Захвачу пару бутылок сливочного пива у мадам Розмерты, что скажешь?

Ремус улыбается в ответ, глядя на меня, и кивает:

– Да, сливочного пива было бы неплохо.

Я барабаню пальцами по столу и еще раз смотрю на накарябанную пером на листе пергамента формулу в поисках ошибки. Она должна быть здесь, что-то есть в этих заклинаниях такое, что я едва ли советовал бы кому бы то ни было использовать именно это сочетание, чтобы защитить себя.

– Значит, ты идешь в Хогсмид с Невиллом Лонгботтомом? – переспрашивает Ремус, и я отрываю взгляд от стола. – В этом случае, может быть, неплохо, что я не иду с вами. Если честно, не думаю, что ему нравятся мои уроки. Не хотелось бы создавать напряжения.

Я недоуменно вскидываю брови:

– Ты шутишь? Всем нравятся твои уроки, чего еще можно было бы ожидать от ЗоТИ? Ты показываешь, на что в действительности способна враждебная магия и как ей противостоять. Все обожают твои занятия, уж поверь. Я же знаю, что говорят студенты.

Я говорю с жаром, и Ремус не может удержаться от улыбки и качает головой.

– Может быть, ты и прав, я мог неверно понять поведение мистера Лонгботтома в последнее время, – уклончиво отзывается он.

– На него просто многое навалилось, – поясняю я, снова переключая внимание на формулу. – Эти квиддичные матчи, которые он не выносит, приближающиеся СОВ… Невилл от всего этого на взводе, боится не оправдать ожиданий.

Ну конечно же. Я поднимаю перо и уверенно вычеркиваю из цепочки заклинания лишнее звено.

– На это уйдет дополнительных секунды три, не меньше, – поясняю я в ответ на вопросительный взгляд Ремуса, когда он тоже пробегается глазами по пергаменту. – Слишком рискованно терять столько времени на одно-единственное защитное заклинание, даже по-настоящему мощное. Можно не успеть.

– Ты говоришь так, словно им действительно придется когда-либо защищать свои жизни этими заклинаниями, – фыркает он, легкомысленно отмахиваясь от моих слов.

Я вскидываю на Ремуса взгляд, в котором нет ни грамма веселья.

– Некоторым из них придется. Потому что не все так гладко, правда ведь, Ремус? – спрашиваю я, и горькие слова срываются с моего языка почти против воли. – Не все так гладко в этом мире волшебников, если Джеймс Поттер и Сириус Блэк погибли в сражениях, не успев даже толком повзрослеть.

Ремус быстро отворачивается в сторону, ничего не говоря. Я тоже замолкаю, почти сразу сожалея, что не сумел удержать язык за зубами. Мне давно известно, что подобные разговоры ни к чему не ведут. Так что я вздыхаю и иду на попятный.

– Ладно, прости, я знаю, тебе не хочется об этом вспоминать. Я просто говорю, что оказаться в опасности здесь проще некуда. Но потому ты и учишь студентов защите от темных искусств, ведь так? Чтобы в случае необходимости они могли постоять за себя.

– Ты заговорил о Джеймсе, – негромко произносит Ремус, по-прежнему не глядя на меня. – Но бывают такие ситуации, когда ничего не меняется, даже если ты знаешь правильное заклинание, даже если ты умен и ловок. Поэтому, да, Гарри, ты прав, я учу их, чтобы они могли постоять за себя, если возникнет такая необходимость. Но лучше бы, чтобы они выучили раз и навсегда, что бывают такие ситуации, от которых нужно просто держаться подальше, когда есть такая возможность.

В голосе Ремуса неожиданно прорывается застарелая злость, и я удивлен, потому что эта эмоция совершенно ему не свойственна. Но оборотню удается совладать с нею. Когда он снова поворачивается ко мне лицом, он спокоен, как всегда, и ему даже удается улыбнуться.

– Не будем об этом, – мягко говорит он. – Оставим прошлое в прошлом.

Я киваю, хотя не могу избавиться от настойчивой мысли о том, что мне сказал Снейп тогда, когда пытался подвести к разгадке болезни Ремуса. Он говорил про моего отца, про то, что его предали, но я до сих пор не знаю, кто. Это не мог быть кто-то из Мародеров: не мог быть Питер Петтигрю, который уехал куда-то далеко, Ремус как-то обмолвился, что он уехал. Не мог быть Сириус, который к тому времени был мертв. Но кто еще? Кто был так близок Джеймсу Поттеру, кроме Мародеров, кого он мог назвать другом, кто тот человек, который в конце концов предал его и привел к смерти?

Ремус наверняка знает, думаю я, бросая на него осторожный взгляд. Но даже если и так, он ни за что не скажет мне, в этом я тоже уверен.

– Итак, сливочное пиво, – говорю я, спеша увести разговор в сторону от неприятной темы, и добавляю с улыбкой: – Что-то еще? Какие-нибудь особенные пожелания по поводу подарка на Рождество?

Ремус качает головой:

– Не нужно ничего такого, ты же знаешь. Для меня это Рождество и без того будет особенным.

– Да, для меня тоже, – киваю я.

Ремус мрачнеет, хотя не произносит ни слова.

– Хорошо, что устроили этот поход в Хогсмид накануне каникул, – поспешно добавляю я, стараясь заполнить паузу и отвлечь оборотня от невеселых мыслей, о чем бы они ни были. – Есть возможность купить для всех что-нибудь в подарок. Правда, до сих пор не знаю, как я собираюсь покупать что-то Невиллу, чтобы он этого не заметил. Придется выкручиваться на ходу.

– Приглядывай за Невиллом, хорошо? – вдруг серьезно говорит Ремус. – Он сам не свой в последнее время, я заметил это на уроках. И он не слишком-то ладит со своими однокурсниками, не похоже, чтобы у него среди них были друзья.

– Я его друг, – возражаю я.

– Это так. Но большую часть времени он проводит все же с гриффиндорцами. Не думаю, что это дается ему легко.