Гарри Поттер: Второй шанс Глава 16

Я заставляю себя предельно сосредоточиться, и в итоге у меня все-таки получается нормальное Репаро. Теперь хотя бы дверь обрела свой первозданный вид. Держать такое огромное количество силы под железным контролем оказывается неожиданно сложным, и мне приходится сделать несколько глубоких вдохов и на несколько секунд закрыть глаза, чтобы унять дрожь.

У меня уходит несколько часов на то, чтобы убрать такие, казалось бы, несерьезные разрушения. Я едва успеваю снова запереть замок на двери чулана, когда слышу звук подъезжающей к дому машины Дурслей. Сил не остается ни на что. Я просто лежу на своей старой продавленной кровати, пытаясь унять остатки нервного напряжения, и чувствую, как неистраченная магия ворочается внутри, словно недовольный зверь. Потоки силы причиняют почти физическую боль, огненной волной распространяясь по венам.

Я слышу, как в замке двери ворочается ключ. Кто-то заглядывает в мой чулан, но сил на то, чтобы поднять голову и посмотреть, кто это, просто не хватает.

– Поттер, хватит тут бездельничать! – раздается грубый голос. – Лучше иди и помоги Петунье разобраться с покупками.

Что ж, зато теперь я знаю, что в мою скромную обитель пожаловал дядя Вернон. Я настолько измотан, что даже не могу вступить с ним в спор. Вместо этого я через силу поднимаюсь и плетусь на кухню, подгоняемый недовольным ворчанием дяди.

Я больше не решаюсь даже на крошечное колдовство, потому что боюсь того, что может вытворить моя магия. Даже такая мелочь, как заглушающие чары, кажется мне теперь слишком рискованной. Мысль о том, какое на самом деле важное место в моей настолько, казалось бы, маггловской жизни занимала магия, вызывает гнетущее чувство потери. Но самое неприятное – это глухая безысходность. Я ведь знаю, что лишь оттягиваю неизбежное, лишая себя возможности колдовать. Моя сила рано или поздно сметет слабые барьеры воли. И что тогда? Мне страшно об этом думать. В этот день я так и не решаюсь заснуть.

*****

Следующие недели превращаются для меня в ад. Теперь малейшее проявление эмоций влечет за собой магические вспышки, которые все труднее контролировать. Моя сила напоминает неподвластную стихию, готовую вырваться в любую минуту. Я стараюсь отгородиться от людей, создать вокруг себя своеобразный кокон, который поможет мне держаться. Я становлюсь еще более замкнутым и необщительным, чем когда-либо прежде. Школа, которой я радовался еще совсем недавно, становится едва выносимой. Теперь я сам тороплюсь в свой уединенный чулан под лестницей, где я могу сосредоточиться настолько, чтобы выпустить хоть немного магии в нескольких несложных заклинаниях. Дурсли каким-то образом чувствуют мое нежелание общаться и практически меня не достают. Но вот со школой все совсем по-другому. Едва ли моя необщительность способствует тому, чтобы остальные держались от меня на расстоянии. Напротив, им интересно. Они спрашивают, почему я такой грустный, почему я не играю вместе с ними на переменах, почему я сижу один. У меня ничего не случилось? Я не злюсь на них? Да что я о себе воображаю, пренебрегая их обществом? И я просто не знаю, куда деваться от этих бесконечных вопросов. Я не знаю, почему они просто не хотят оставить меня в покое.

Сейчас я сижу на траве во дворе школы, пользуясь последними теплыми днями. Я уже привычно прислушиваюсь к своей магии, подмечая малейшие изменения. За последнее время я сильно преуспел в контроле за ней. По крайней мере, теперь при достаточной сосредоточенности мои заклинания не ведут к катастрофе. Чтобы чем-то себя занять, я рисую в обычной школьной тетради в клетку всякие глупости. Единороги, драконы, русалки и кентавры… Наверное, можно подумать, что я слишком увлекаюсь фантастикой. А я и сам не знаю, чем мне дороги эти рисунки. Я просто скучаю по Магическому миру, каким бы он ни был. Магия – это тоже часть меня, и я не могу отказаться от нее, также как не могу перечеркнуть свое прошлое. На тетрадные листы падает чья-то тень, и я с трудом подавляю досаду. Им самим-то еще не надоело?

– Эй, опять ты один? Пойдем, поиграем в мяч!

Я перевожу взгляд вверх и с недовольством смотрю на Сару и Хейли.

– Я не хочу.

– Да ладно тебе, пойдем!

Хейли хватает меня за руку и тянет за собой. Моя магия принимает этот жест за агрессию и легонько просачивается в мою ладонь, стремясь защитить. Хейли отдергивает свою руку, словно обжегшись, и смотрит на меня испуганным взглядом.

– Оставьте меня в покое, ясно?! – гневно кричу я. В моем голосе почти слышна… паника? – Просто не приближайтесь ко мне, и все!

На лицах девочек появляются неподдельная обида и недоумение. Ну зачем пытаться быть дружелюбными, если знаете, что я все равно оттолкну? Меньше всего я сейчас хочу видеть их слезы. Я спешу скрыться в здании школы, и только оказавшись в пустом сейчас классе замечаю, что тетрадка с глупыми рисунками осталась во дворе.

После уроков миссис Паркер в очередной раз зазывает меня в себе в кабинет на чай. Ей прекрасно известно, что в учительскую я не пойду даже под угрозой взыскания. Воспоминания об этом вызывают легкий привкус горечи во рту. Даже беспокойство обо мне – недостаточно веский повод для шантажа. И пусть даже миссис Паркер так и не стала назначать мне наказание за мой категоричный отказ пойти с ней в учительскую, мое отношение к ней все равно изменилось. Что-то между нами пропало. Возможно, доверие. Во всяком случае, я уже не смогу чувствовать себя рядом с ней в прежней безопасности. Но в ее кабинет я все же иду. Я не хочу спорить с ней на глазах у всего класса.

– Итак, Гарри, ты не хочешь рассказать мне, что случилось? – задает миссис Паркер уже привычный вопрос.

Я принимаю из ее рук чашку с чаем, старательно следя за тем, чтобы наши пальцы не соприкоснулись. Я и так слишком напряжен.

– У тебя что-то случилось дома? Расскажи мне, пожалуйста, – ее голос звучит почти умоляюще, и мне приходится стиснуть зубы, борясь с раздражением.

– У меня все в порядке, миссис Паркер.

– Послушай, Гарри, ты можешь мне довериться. Когда у людей все в порядке, они не меняются так кардинально за столь короткий срок. Ты изменился, Гарри. И, к сожалению, я не могу сказать, что в лучшую сторону. Что произошло летом?

Она смотрит на меня таким взглядом, словно для нее и правда важно мне помочь. Но это вызывает лишь глухое раздражение. Почему они все думают, что в силах что-либо изменить? Почему она полагает, что вправе вмешиваться в мою жизнь?

– Со мной ничего не произошло, правда. Все хорошо. Мне можно идти?

Миссис Паркер кажется расстроенной моим отстраненным тоном. Она вздыхает и говорит:

– Боюсь, мне придется побеседовать с твоими родственниками, Гарри. Не думаю, что твое состояние следует пускать на самотек.

От неожиданности я все-таки теряю сосредоточенность, лишь в последний момент успевая удержать потоки магии. От напряжения лицо покрывается испариной. Мне приходится на несколько секунд прикрыть глаза и сделать несколько глубоких вдохов.

– Пожалуйста, не надо, – мой голос звучит неубедительно. По глазам миссис Паркер я понимаю, что она останется при своем мнении, что бы я сейчас не сказал. – Не поступайте так со мной. Вы не понимаете. Дурсли, они… Им это не понравится.

Одному Мерлину известно, как мне не хочется разрушать слабый мостик… ну, если не взаимопонимания, то хотя бы терпимости, который установился между мной и родственниками. А если в дом номер четыре по Тисовой придет миссис Паркер и начнет задавать эти свои чрезмерно назойливые вопросы… Для Дурслей это будет позором, скандалом. Едва ли они смогут мне это простить.

– Я сама буду решать, как мне поступать, мистер Поттер.

Ну вот, уже не «Гарри», а «мистер Поттер». Кажется, я ее достал.

– Так мне можно идти, миссис Паркер? – подчеркнуто вежливо повторяю я свой вопрос.

– Да, разумеется.

Когда я выхожу из ее кабинета, на душе остается совершенно отчетливое плохое предчувствие.

*****

Скандал разражается в ноябре. В субботу Дурсли идут к классной руководительнице, чтобы узнать об успехах Дадли в школе. Я с самого утра пытаюсь всеми правдами и неправдами уговорить пойти туда только тетю. Почему-то мне кажется, что вздумай миссис Паркер предъявить свои претензии дяде Вернону, то это будет настоящая катастрофа. Но разве меня когда-либо слушали? Когда дядя с тетей покидают кабинет миссис Паркер и подходят к скамье в коридоре, на которой сижу я с кузеном, по их лицам я вижу, что буря неминуема. Тетя бледная и у нее заметно трясутся руки. Дядя Вернон, напротив, весь красный от едва сдерживаемой ярости.

– В машину, быстро, – это все, что способен из себя выдавить разъяренный дядя.

В машину я сажусь с очень нехорошим чувством. Магия внутри бушует, реагируя на мое напряжение. Всю дорогу мы едем в полнейшей тишине. Даже Дадли, видя состояние родителей, не решается вступить с ними в разговор. Когда мы идем по садовой дорожке от машины к дому, у меня складывается отчетливое ощущение, словно меня ведут на казнь. Дядя предельно спокойно закрывает за нами входную дверь и только то, как долго он возится с давно знакомым замком, выдает его истинные чувства. Наконец, убедившись, что теперь никто из соседей не сможет разглядеть, что происходит в идеально прибранной прихожей дома номер четыре, дядя обращает на меня пылающие яростью маленькие глазки.

– Ты, паршивец! – рычит он глухим от гнева голосом. – Какого черта ты наговорил своей классной руководительнице? Тебе известно, что она думает обо мне с Петуньей?!

Дядя нависает надо мной, брызжа слюной и тыкая своим толстым пальцем мне чуть ли не в лицо. Я чувствую закипающую злобу. Какого черта?! Как будто бы это я во всем виноват! Моя магия уже распространяется по тесному помещению, принося с собой характерный запах озона. Я опускаю глаза, стараясь не смотреть на дядю, отвлечься, притвориться, что я не здесь, а где-то в совсем другом месте. Господи, да все, что угодно, лишь бы удержать этот сумасшедший поток силы! У меня начинает складываться ощущение, что моя магия живет своей собственной, независимой от меня жизнью. Она кипящей лавой расходится по венам, и на миг мне кажется, что это меня убьет.

– … плохо обращаемся с тобой! – слова дяди с трудом пробиваются в мой мозг. Контроль, пожалуйста, просто держи контроль. – Да что ты о себе возомнил! Считаешь, что все должны с тобой носиться? Как бы не так! Ну ничего, теперь ты узнаешь, что такое по-настоящему плохое обращение! Теперь-то ты получишь!