Гарри Поттер: Второй шанс Глава 37

– Видишь, Гарри? Это все магия, – говорит Дамблдор, подмигивая. Из его палочки тем временем вылетают мыльные пузыри в форме звезд, цветов и рожков с мороженым. На стекла очков-половинок падает солнечный луч, и от его блеска мне кажется, что глаза директора излучают самодовольство.

Ну же, улыбнись, удивись, восхитись, черт бы тебя побрал, уговариваю я самого себя. Но сейчас я не способен даже на вымученную улыбку. Дамблдор непременно увидит фальшь. Потому что на самом деле я чувствую лишь досаду. Я не могу найти ответа на вопрос: почему? Почему когда волшебники приходят в наши дома, предлагают нам навсегда уйти в незнакомый для нас мир, то показывают лишь пустячные фокусы? Они задаривают глупых восторженных детей конфетами, обещают дать силу творить чудеса, о которых они не могли раньше и мечтать. Как будто бы пускают пыль в глаза. Как будто бы боятся открыть всю правду. Как будто бы демонстрируют не особо хороший товар только с лучших сторон, чтобы всучить его болванам. Почему бы Дамблдору лучше не рассказать мне о том, что эта же самая палочка может живьем снять с человека кожу, подчинить себе его разум, полностью уничтожить? Почему они не говорят магглорожденным о том, что в Магическом мире они будут не в безопасности? Что какой-нибудь чистокровный волшебник может уничтожить их, не задумываясь, просто за то, что у них «грязная кровь»? Почему им не рассказывают об этом?

Но директор, кажется, ничего не замечает. Он лишь улыбается мне и рассказывает. Рассказывает про замок, учителей и факультеты. Рассказывает про моих родителей. Я по-прежнему отвечаю с неохотой, и в его глазах появляется беспокойство. Я верю ему? Ну разумеется, да. Просто мне сложно вот так сразу свыкнуться с самой мыслью существования магии. Да, именно так. Он говорит, что понимает. Хотя, разумеется, никогда не смог бы понять. Он ведь чистокровный волшебник. Он спрашивает, хорошо ли я знаю своих родителей. Нет, почти нет. Тетя не любит говорить о маме. И, разумеется, я не знал, что Джеймс Поттер был в команде по квиддичу, а Лили Эванс сдала свои ТРИТОНы лучше всех на курсе. И – нет – я не знал, что Дамблдор был очень дружен с моими родителями.

Вскоре от жизнерадостной трескотни директора у меня голова начинает идти кругом. Мне приходится быть очень осторожным, чтобы не проболтаться. Чтобы не выдать, что мне известно больше, чем следовало бы. Голова начинает болеть так, что в глазах появляются черные пятна. Меня не покидает ощущение чужого разума, который очень осторожно копается в моем сознании. И я даже знаю, кому этот разум принадлежит.

Думай о ерунде.

– Сэр, все это прекрасно, – говорю я, когда Дамблдор наконец замолкает, – но почему вы решили, что я тоже волшебник? А что, если я не смогу учиться в вашей школе? Что, если я не умею колдовать?

Директор награждает меня еще одним из этих своих странных взглядов, природу которых я никак не могу разобрать.

– Все очень просто, Гарри. Скажи, с тобой никогда не случалось каких-нибудь странных вещей? Возможно, когда ты был зол, испуган или, напротив, сильно обрадован? За последние годы с тобой происходили вещи, которые ты не мог объяснить?

– Нет, – честно отвечаю я. Легилименту уровня Дамблдора невозможно солгать. Можно только умолчать правду, если хватит умения. И я совершенно точно уверен, что могу объяснить все явления, произошедшие со мной за последние несколько лет. Разумеется, кроме того факта, что я каким-то образом перенесся в собственное несколько измененное прошлое. Но это было слишком давно.

– Совсем никаких? – Я киваю, и Дамблдор хмурит брови. – Любопытно, очень любопытно, – бормочет он себе под нос. – Может быть, ты просто не обращал на это внимания?

– Ну что вы, я бы определенно заметил, если бы со мной произошло что-то вроде этого. – Я неопределенно машу рукой в сторону парящих по комнате бабочек и мыльных пузырей.

Директор задумчиво стучит пальцем по переносице, а потом, видимо, придя к какому-то решению, протягивает мне свою волшебную палочку.

– Взмахни ей, – говорит он.

Когда мои пальцы касаются гладкой древесины, в них появляется давно забытое покалывание. Я делаю намеренно неловкий взмах, и моя магия тут же устремляется к кончику палочки, но я удерживаю ее на месте. Некоторые верят, что когда волшебник использует палочку, какая-то частица его самого навеки остается в этом кусочке древесины. Как будто бы она может украсть часть заклинателя. Как будто бы навсегда оставляет в себе незримую печать обладания. И даже несмотря на то, что я никогда не верил в подобные мифы, мне отчего-то совсем не хочется колдовать палочкой Дамблдора. Я делаю еще один холостой взмах и вопросительно смотрю на директора.

– Это еще ничего не значит, – бормочет он, забирая палочку назад. – Возможно, она просто тебе не подходит. Давай-ка попробуем так…

Он направляет на меня палочку и делает ей несколько замысловатых движений, произнося заклинание. Это сложные чары. Насколько мне известно, их упрощенный вариант применяют целители при диагностике пациентов с подозрением на магическое истощение. Но я могу и ошибаться. Я никогда не был особо силен в целительстве.

Вокруг меня вспыхивает неровное желтоватое сияние, и Дамблдор деловито принимается его изучать сквозь свои очки-половинки. Он то и дело задумчиво хмурит брови и кивает каким-то своим мыслям. Не имею понятия, что он там видит. Я так сосредоточен на подавлении своей магии, что на лбу выступает испарина. Надеюсь, Дамблдор спишет это на волнение.

Кажется, проходит целая вечность, прежде чем директор снимает заклинание, обрывая ту золотую нить, что протянулась от кончика его палочки ко мне. Он выглядит разочарованным. Я отчего-то чувствую обиду, хотя должен был догадаться, что Дамблдор разочаруется во мне, если все случится так, как я и хотел.

– Это довольно странно, – говорит директор. – Лили и Джеймс Поттеры были очень сильными волшебниками. И я прекрасно помню, что в детстве ты был подающим очень большие надежды магом, Гарри. Не возьму в толк, что могло так сильно снизить твои магические резервы…

Я утомленно прикрываю глаза. Возможно, это безумие, но пока что оно идет так, как и было запланировано. Я не могу вернуться в Хогвартс. Я знаю, что еще не готов встретиться со своим прошлым. И, сказать по правде, едва ли когда-нибудь буду готов.

– Значит, я все-таки не волшебник? – спрашиваю я, мечтая поскорее со всем этим разделаться. – Если у меня недостаточно этих ваших… магических резервов?

– Ну что ты, Гарри, – ободряюще говорит директор. – Даже несмотря на это, ты остаешься частью Магического мира. У нас довольно много волшебников с низкими резервами магии. Мы называем их сквибами. Но если ты пойдешь в Хогвартс, то все равно сможешь научиться каким-нибудь несложным заклинаниям…

– Зачем мне это? – перебиваю я. – Зачем мне магия, если я не смогу ей воспользоваться в полной мере? Почему вы считаете, что там мне будет лучше, чем здесь?

– Гарри, послушай… Могу я говорить с тобой откровенно? – Он смотрит мне прямо в глаза, и его взгляд выражает сочувствие и вину, и он так похож на тот взгляд, что директор обратил ко мне за несколько секунд до того, как мы с Томом разнесли все к чертям, что на мгновение у меня перехватывает дыхание. – Я хочу кое в чем признаться тебе. Возможно, после этого ты возненавидишь меня, но ты должен знать правду. Дело в том, что… Твои дядя и тетя ведь не слишком много рассказывали тебе о твоем прошлом, верно? – Я отрицательно качаю головой, и он продолжает: – Дело в том, что когда умер твой отец и ты остался сиротой, очень многие волшебники могли бы усыновить тебя. Но так получилось, что именно я взял на себя обязанности выбрать тебе опекунов. И именно я принял решение отправить тебя в дом твоей тети. Кое-кто был против того, чтобы тебя воспитывали магглы – так мы называем не-волшебников – но я был уверен, что тебе будет здесь хорошо. Однако я ошибся. Я и представить себе не мог, что эти магглы окажутся настолько неподходящими для воспитания ребенка-волшебника. И боюсь, что за мою ошибку пришлось платить тебе. Прости меня, Гарри.

На некоторое время я оказываюсь захвачен воображаемыми картинами того, на что была бы похожа моя жизнь, сделай Дамблдор другой выбор. Если бы я не уходил из Магического мира на долгие десять лет… Боялся бы я его? Боялся бы вернуться в Хогвартс? Смог бы снова поверить, что магия способна на что-то кроме разрушения, что она может не только причинять боль? Я встряхиваю головой, изгоняя бесполезные мысли. Незачем бередить старые раны.

– Но теперь мою ошибку можно исправить, – продолжает Дамблдор, пытаясь поймать мой взгляд. – Теперь ты можешь навсегда покинуть дом своих родственников и уйти в Магический мир. И если ты будешь очень стараться, то непременно овладеешь основами магии. Но самое главное, что там у тебя появятся люди, которые будут заботиться о тебе. Там твой дом, Гарри. Прости, что забрал тебя оттуда десять лет назад.

Его слова пленяют, и я почти готов согласиться… но меня останавливает страх. Потому что я знаю, что Дамблдор лжет. Хотя нет, это ниже достопочтенного директора. Он просто не говорит всей правды. Я знаю, что Магический мир далеко не так прекрасен, как описывает Дамблдор, точно так же, как знал то, что магия – это не только мыльные пузыри и конфеты, что магия может быть направлена и во зло. А еще я знаю, что мой дом где угодно, только не в Магическим мире. Больше нет. Мой дом разрушили еще давным-давно, и пытаться склеить его по кускам бесполезно. Слишком поздно.

– Слишком поздно, – одними губами шепчу я.

– Прости? – озадаченно произносит директор, и я спохватываюсь, возвращая себе прежний контроль.

– Я не хочу уезжать отсюда, профессор, – просто говорю я. – Мой дом здесь, и я к нему привык. Здесь мои единственные родственники. И даже если они далеко не идеальны, других у меня нет.

– Гарри, ты пока ребенок, ты многого не понимаешь. Но поверь, это, – он указывает на решетку на моем окне и на подсунутую под дверь тарелку с так и не съеденными горелыми гренками, – ненормально. Дети не должны жить так, взаперти. Поверь, в Хогвартсе тебе будет лучше. Там о тебе смогут позаботиться.

Я прикрываю глаза и вздыхаю. Проклятье, я не хотел причинять ему боли, но он слишком настойчив.

– Я думал, что вы даете мне выбор, – медленно говорю я, глядя на директора из-под ресниц. – И вы слышали мое решение. Я хочу остаться здесь.

– Но я только хочу помочь…

– Вы уже вмешались в мою жизнь однажды, ведь так? – перебиваю я. – И что из этого вышло? Позвольте мне на этот раз выбирать самому.

Эти слова, произнесенные моим детским голосом, бьют очень больно. Директор сгорбливается, а из его глаз исчезают веселые искорки. Мне становится стыдно, и я отвожу взгляд. Ничего, он быстро забудет обо мне. Я сделал то, что должен был. Но отчего-то это знание совсем не приносит утешения.

– Хорошо, Гарри, – говорит наконец Дамблдор. – Но отныне я буду присматривать за тобой. Я сделаю все возможное, чтобы никто не смог обидеть тебя.

– В этом нет нужды. Но все равно спасибо.