Гарри Поттер: Второй шанс Глава 88

– Профессор Дамблдор, вы хотели меня видеть? – спросил Ремус Люпин, стоя на пороге директорского кабинета.

День выдался солнечный, и яркие блики так и плясали на всевозможных блестящих и вертящихся приспособлениях, которых в кабинете Альбуса Дамблдора было множество. Окна с деревянными ромбовидными перекрытиями были чуть приоткрыты, и вместе со свежим воздухом в кабинет врывался далекий гул с квиддичного поля. Ремус желал быть сейчас там, болея за гриффиндорскую сборную, но он знал, что на трибуне преподавателей вместе с остальными был и Гарри. И, кроме того, следовало покончить с этим разговором как можно скорее.

Дамблдор кивнул на кресло перед своим столом, и, когда Ремус занял предложенное место, сомкнул кончики пальцев и заговорил в официальной манере:

– Боюсь, что не могу принять сейчас ваше заявление об отставке, профессор Люпин. Контракт подразумевает, что вы должны отработать хотя бы до конца учебного года, поскольку я не смогу найти нового преподавателя сейчас, и, кроме того, студентам будет нелегко приспособиться к новой программе. Я думал, мы обсуждали это еще в самом начале, и вы согласились удовлетворить мою просьбу, приняв все сопряженные с этим решением неудобства.

Ремус почувствовал поднимающуюся в груди волну столь несвойственного для себя гнева, но усилием воли подавил ее, чтобы спокойно возразить:

– Это было до последних событий. Теперь я не считаю свое присутствие здесь необходимым. Я… – голос оборотня дал слабину, дрогнув, и он вдруг почувствовал себя не уверенным в своих решениях преподавателем, а потерянным студентом, вновь не знающим, как поступить. – Я согласился на это ради Гарри, Альбус, вы же знаете. Вы говорили мне, что он нуждается в помощи, только поэтому я согласился занять этот пост. Но теперь, когда мы оба знаем правду о том, через что ему пришлось пройти, когда он сам знает эту правду, как я могу находиться рядом с ним?

– Теперь Гарри тем более нуждается в том, чтобы рядом с ним был близкий человек. После всего, что нам удалось выяснить, многое в его восприятии может измениться. Он всегда был настроен… против магии. Возможно, сейчас, узнав о том, что магия когда-то спасла его жизнь, Гарри изменит свое мнение. Я очень на это рассчитываю. Сын Поттеров заслуживает того, чтобы остаться в мире магов, и наша задача – помочь ему понять это. Я хочу, чтобы ты попытался убедить его принять наконец волшебство в свою жизнь.

– Вы действительно считаете, Гарри будет благодарен магии? – спросил Ремус, улыбаясь насмешливо и горько одновременно. – Будет благодарен ей, даже зная, что чудовище, едва не убившее его в том лесу – тоже порождение магии? Он слишком широко мыслит, чтобы видеть одну из этих вещей и не видеть другой. А какое, по-вашему, он примет решение, когда узнает правду обо мне?

Брови Дамблдора сошлись на переносице.

– Он не должен узнать о твоей болезни, – коротко сказал директор.

Ремус вновь почувствовал гнев, как тогда, в Больничном крыле.

– Почему? – возмущенно спросил он. – Почему вы считаете, что Гарри не имеет права знать? Нечестно скрывать это от него теперь, зная, что ему довелось пережить. Потому что он все выяснит, рано или поздно. Он выяснит правду, как Джеймс, в самый неподходящий момент, и тогда все станет только хуже. Гарри будет хуже, Альбус. Я не имею права так рисковать. Мы должны были рассказать ему обо всем тотчас же, как получили результат проверки, чтобы он сам выбирал, как ему быть дальше – это было бы куда честнее.

Дамблдор покачал головой, не соглашаясь.

– Я не считал это разумным тогда, и не считаю теперь, – негромко сказал он. – Гарри сильный, мы оба знаем об этом. Куда более сильный и стойкий, чем был Джеймс в его возрасте, чем любой другой подросток, которого я когда-либо встречал. Но и у сильных есть свои пределы. Зная, что ему довелось пережить по вине того безымянного оборотня, я не думаю, что он принял бы правду с легкостью. Ты хотел бы пойти на этот риск?

Ремус задумался. Хотел ли он, чтобы Гарри узнал правду о нем? Он впервые увидел проблему с этой стороны, как вопрос своего собственного желания или нежелания, а не вопрос благополучия Гарри. Потому что когда речь шла о Гарри, все было просто: мальчик имел право знать, кто скрывается под маской старого друга отца. Он имел право знать о темной, позорной сущности Ремуса, которая показывала свое лицо каждое полнолуние. Он имел право знать, что Ремус не такой, как все остальные волшебники, что Ремус может быть опасен, может не контролировать себя, может даже убить, если не уследить за ним. Гарри должен был знать обо всех этих вещах и самостоятельно решить, может ли он преодолеть страх перед оборотнями после всего, что пережил. Иное было просто нечестно по отношению к Гарри.

Но сам Ремус… Хотел ли он, чтобы Гарри знал правду? В самой постановке вопроса было что-то невыносимо эгоистичное, такое, что первым побуждением оборотня было запретить себе даже думать об этом. Потому что правда заключалась в том, что если Гарри узнает его тайну, он, разумеется, ни за что не поймет… Он испугается, возненавидит его… Это больше, чем Ремус готов был выдержать, потому что успел привязаться к мальчику. Гарри был очень умен, временами зол, циничен и беспощаден, но никогда эти эмоции не были направлены на самого Ремуса. К нему Гарри относился со странным трепетом, очень бережно, так, как Ремус, конечно же, не заслуживал. Если бы Гарри знал правду, то отвернулся бы от него с величайшим отвращением.

Возможно, это было бы не так плохо. Ремус был уверен, что Гарри не раскрыл бы его тайны никому другому, в нем было слишком много от Лили, чтобы пойти на подобную подлость. С другой стороны, Ремус до сих пор не был уверен, что по-настоящему нужен Гарри: мальчик редко бывал с ним откровенен, никогда не делился своими проблемами и не обсуждал ничего, что его по-настоящему волновало. Никаких личных тем. Иногда Ремусу казалось, что Гарри вообще никто не нужен. За время их знакомства оборотень привык, что мальчик мог терпеть возле себя людей, мог даже наслаждаться их обществом, но не было похоже, что Гарри когда-либо нуждался в других людях, и в Ремусе в том числе.

Но та главная, эгоистичная часть правды заключалась в том, что сам Ремус нуждался в Гарри по-настоящему. После окончания Хогварста, после смерти Сириуса, Лили, Джеймса, после отъезда Питера (он даже не написал ни разу с тех пор, как уехал), для Ремуса наступили тяжелые времена. Это была бесконечная череда пепельно-серых дней, причина, цель и смысл которых сводился к единственному слову – выживание. Быть оборотнем нелегко всегда, еще тяжелее – после новых законов Министерства об оборотнях, и совершенно невозможно быть оборотнем с разбитым сердцем. Ремус думал, что умер еще четырнадцать лет назад, когда упал, содрогаясь от рыданий, на свежую могилу Джеймса, да так и не поднялся с нее живым – остался там. Странно, но рядом с Гарри он словно начинал жить снова. Не только потому, что видел, каждое мгновение видел Джеймса сквозь более жесткие и закрытые черты Гарри. Не только потому, что Мародеры словно оживали в каждой новой захватывающей дух истории, которую Ремус рассказывал сыну своего мертвого друга. Было здесь что-то еще, что-то, никак не связанное с Джеймсом и Лили, с Мародерами и вообще с прошлым. Это было что-то, касающееся лишь самого Гарри. Ремусу хотелось заботиться о нем, даже если сам Гарри, казалось, не слишком-то в этом нуждался. Ему нравилось, как мальчик беспокоился о нем, когда он бывал слаб после полнолуния – словно был его близким родственником, кем-то, кому не все равно. Ему нравилось, что Гарри ни разу ничего не сказал по поводу его поношенной одежды – словно не замечал этого или ему просто не было до этого дела. И порой Ремус даже думал, что, возможно, Гарри мог бы с той же легкомысленностью отнестись и к его истинной сущности. Разумеется, это было до того, как он узнал правду о тех ужасных шрамах. Он так и сказал Альбусу, это было ДО того, черт подери. Однако теперь оказалось, что все, связанное с оборотнями, касалось Гарри куда больше, чем можно было предположить.

Так что это было вопросом доверия, вопросом честности, справедливости, совести и чего угодно еще, но только не вопросом желаний самого Ремуса.

– Но мне придется, Альбус, рано или поздно, – сказал он в конце концов. – Дело не в моих желаниях, а в действительности. Сколько я смогу скрываться от него, прежде чем он сложит все знаки воедино и выяснит правду сам?

– Ты беспокоишься об этом? – директор чуть улыбнулся. – Мой дорогой мальчик, когда ты согласился на эту работу, тебя совершенно не волновало, что твою тайну может выяснить любой другой из сотни проживающих в замке подростков-магов. Но при этом ты волнуешься о том, что правду вычислит Гарри?

Он протянул оборотню вазочку со сладостями, но тот решительно отверг ее и возразил:

– А вы сомневаетесь в этом? Я знаю Гарри достаточно хорошо, чтобы предсказать вам, что он догадается. Он слишком хорошо подмечает детали, чтобы можно было допустить иное. Тогда он почувствует себя преданным, – Ремус заговорил быстро и взволнованно, – и никогда не поверит мне снова. Разве это не чересчур для него, Альбус? Он и так потерял уже слишком многое по вине оборотней. Он потерял почти всю свою волшебную силу, потерял доверие к людям и открытость сердца – неужели вы считаете, что этого мало?

На секунду лицо старого волшебника исказила маска вины, и это потрясло Ремуса. Ему подумалось, что сейчас Дамблдор поддастся, согласится с уверениями Ремуса, и тогда все, возможно, будет ничуть не легче, зато гораздо правильнее, чем сейчас. Но вместо этого старый волшебник прикрыл глаза и коротко сказал:

– Я не считаю, что виной всему этому явилось то нападение в лесу. Несомненно, были… и другие причины.

Было в виноватом голосе Дамблдора что-то такое, от чего оборотню на миг сделалось жутко. Что-то, заставляющее подозревать, что Ремус, возможно, с самого начала неправильно понимал все, происходящее с Гарри.

– О чем вы говорите? – спросил он. – Есть что-то важное, чего я не знал о нем? Вы расскажите мне, Альбус?

Директор покачал головой.

– Не думаю, что имею на это право – это не моя тайна. Тебе лучше спросить обо всем у самого Гарри. Скажу только, что у него есть свои причины быть независимым и не доверять людям.

Оборотень уходил от Альбуса Дамблдора с тяжелым сердцем. Он не мог поверить, что было что-то еще. Кроме той аварии и потери близких родственников, кроме нападения оборотня и лишения большей части магических способностей, кроме переезда в Хогвартс и сопряженных с этим переживаний в жизни Гарри было что-то еще, не менее болезненное, судя по словам Альбуса. И именно это «что-то» упорно заставляло директора считать, что Гарри нуждался в поддержке Ремуса, даже если очевидные факты говорили об обратном. Но было ли достаточно слов директора, чтобы и дальше выполнять его поручения?

Ремус решил, что ему нужно доказательство от самого Гарри. Если мальчик сам каким-то образом даст понять оборотню, что нуждается в их дружбе, тогда Ремус прекратит сопротивляться воле директора. Тогда он продолжит завоевывать доверие Гарри и скрывать от него свою темную сущность, раз уж Дамблдор в действительности считает это необходимым.

Но без этого доказательства он не пойдет на такую ложь.

В конце концов, это было чем угодно, но только не вопросом его собственных желаний.