Гарри Поттер: Второй шанс Глава 98

За окном уже начинает темнеть, когда я подавленно откидываюсь на спинку стула и тру горящие болью глаза. Достаточно на сегодня. Это Гермиона у нас всегда была специалистом по книгам, меня же копание в пыльных фолиантах неизменно повергало в уныние. Сидящий напротив Невилл тоже испытывает очевидные трудности: вокруг него в беспорядке разложены книги, а сочинение, над которым он просидел весь день, не достигло и половины свитка. Невилл поднимает на меня взгляд, и мы обмениваемся понимающими усталыми улыбками.

– Зелья? – сочувствующе спрашиваю я.

Невилл отрицательно качает головой.

– ЗоТИ. Мне единственному задали сочинение по боггарту. Представляешь, он обратился в Снейпа! – негодующе добавляет Невилл. – Он мог оказаться кровожадным вампиром, мстительным призраком – да кем угодно, ради Мерлина! – но ему понадобилось оказаться именно Снейпом. Нарочно не придумаешь, правда?

Только явная печаль Невилла по этому поводу помогает мне удержаться от улыбки. Что ж, хоть что-то в этом мире остается неизменным.

– Так ты его прикончил? – спрашиваю я, стараясь, чтобы голос звучал серьезно.

– С третьего раза, – бурчит Невилл и добавляет с очевидным недовольством: – Люпин сказал, что мне следует лучше проштудировать теоретическую часть.

– Я помогу тебе, – великодушно предлагаю я, доставая верхнюю из стопки Невилла книгу и перелистывая страницы до оглавления. – «Занимательное пособие по Защите от Темных сил», подписано в печать и одобрено Министерством магии». Это что, шутка? Тут почти ничего нет про темных тварей, Невилл. Зато целая глава посвящена Протего и еще больше – Экспеллиармусу.

– Это наш учебник, – угрюмо отзывается Невилл. – И я знаю, что там ничего нет про боггартов.

– Зачем Ремус вообще вам его рекомендовал? – недоуменно спрашиваю я, пролистывая страницы и все больше убеждаясь в том, что там нет почти ничего дельного. Нет, я, безусловно, понял бы, если бы по нему преподавал кто-то вроде Амбридж. Но Ремус?

Невилл пожимает плечами:

– Это официальный Министерский учебник. По ним учат уже несколько лет, с тех пор, как… – он неожиданно осекается и произносит явно не то, что собирался сказать вначале: – По этому учебнику преподавали еще задолго до моего первого курса в Хогвартсе.

– В таком случае, я рад, что Ремус не ограничивается официальной Министерской программой, – серьезно говорю я и берусь за следующую книгу.

Проходит совсем немного времени, когда Невилл с моей помощью дописывает свое сочинение и складывает пергамент в школьную сумку. Мы уже собираемся уходить из библиотеки, когда двери открываются, впуская Джинни Уизли в сопровождении однокурсниц. Они садятся за стол в дальнем углу библиотеки и раскладывают учебные принадлежности, попутно о чем-то перешептываясь и хихикая, к явному неудовольствию мадам Пиннс.

– Неужели она вообще никогда не бывает одна? – выдыхаю я, не сразу сообразив, что говорю вслух.

Невилл вскидывает на меня недоуменный взгляд, который почти сразу же сменяется подозрительным.

– Только не говори мне, что ты имеешь в виду Джинни Уизли, – предостерегающе говорит он. Я ничего не отвечаю, и Невилл понимает мое молчание совершенно верно. – Даже не думай об этом! Это же сестра Рона. Он тебе голову оторвет, если узнает, что ты заглядываешься на его сестру.

Я пожимаю плечами:

– Мне безразлично, что сделает Рон.

– А мне – нет, Гарри! – неожиданно импульсивно заявляет Невилл. Мадам Пиннс бросает на нас осуждающий взгляд, и он понижает голос: – Ты просто не знаешь Рона или недооцениваешь его. Пока что ты для него никто. Постарайся, чтобы так оно и оставалось, потому что если и дальше будешь нарываться, то однажды можешь стать его врагом. И забудь о Джинни Уизли. Она и не взглянет на кого-то вроде тебя, уж поверь мне.

– Ты ее совсем не знаешь! – шепотом возражаю я, чувствуя необъяснимое раздражение от этих слов.

– Ты тоже, – легко парирует Невилл.

– Я знаю ее лучше, чем ты думаешь, – убежденно говорю я, но Невилл лишь пренебрежительно хмыкает в ответ.

Выходя из библиотеки, я на мгновение встречаюсь с Джинни взглядом, но она почти сразу же отворачивается.

*****

Тихонько звенели, вращаясь на тонких серебряных ножках, магические артефакты, феникс издавал мелодичные трели, сидя на своем насесте, трещали и шипели в камине поленья, пожираемые беспощадным пламенем. Однако сидящий за своим рабочим столом Альбус Дамблдор был настолько погружен в собственные мысли, что едва ли замечал что-либо вокруг. Перед ним уже не в первый раз за последние месяцы стояла весьма нелегкая задача. Мерлин, если бы кто-нибудь сказал ему, что участие в судьбе Гарри Поттера может быть таким непростым делом, он ни за что не поверил бы. Потому что, как-никак, он все-таки неплохо знал, как можно устроить жизнь детей и подростков так, чтобы они чувствовали себя счастливыми. Но каким-то образом Гарри был особенным, он не был похож на других подростков, живущих в замке. Было невозможно не замечать, насколько Гарри отличается ото всех них: гораздо более скрытный, замкнутый, осторожный… Гораздо более взрослый и независимый, чем любой из его подопечных.

Это видел не только Дамблдор. Он знал, что другие преподаватели разговаривали о Гарри, они тоже замечали, что мальчик часто бывает отчужден и одинок, но они думали, что все дело в летней автокатастрофе, в которой Гарри потерял семью. Они не знали того, что знал о нем Дамблдор. Никто из них, даже Ремус Люпин, с которым Гарри общался больше, чем с кем-либо из других преподавателей и даже самим директором. Потому что именно Дамблдор явился четыре года тому назад в маггловский дом на Тисовой улице, где жил одиннадцатилетний мальчик, который не хотел верить в волшебство. Он до сих пор помнил, что даже будучи ребенком, Гарри, казалось, уже потерял надежду, уже давно. Как потерял счастье, веру в чудеса и в людскую доброту.

Возможно, именно потому, что Гарри был так непохож на всех других детей, с которыми когда-либо сталкивался директор, каждый его шаг, направленный на то, чтобы помочь Гарри, каким-то непостижимым образом оказывался неверным. Даже идея пригласить Ремуса Люпина преподавать в Хогвартс, чтобы дать Гарри возможность лучше узнать его, которая когда-то казалась директору блестящей, обернулась делом весьма нелегким.

Поначалу все шло прекрасно, и первые недели после начала учебного года Дамблдор был рад видеть, что его идея привести в школу старого друга отца Гарри давала свои плоды. Не просто и не сразу, но мальчик начал доверять Ремусу Люпину. Он словно оттаивал после многолетних заморозков, и директор иногда замечал, что когда эти двое о чем-то негромко разговаривали между собой и Гарри был достаточно расслаблен (что, кстати, случалось не так уж и часто, словно мальчик привык всегда быть в напряжении, ожидая неведомой опасности), он начинал улыбаться не только губами. Та неправильная, бездонная пустота глаз, которую директор заметил во время первой же их встречи, не уходила насовсем, но словно отступала, сдавала на время свои позиции, и тогда в зеленых глазах подростка плескалось осторожное приятие, теплота и что-то еще, какая-то лихорадочная, горячечная отчаянность, настолько острая, что директору приходилось бороться со совершенно неуместным желанием заверить Гарри, что Люпин никуда не исчезнет от него.

Так или иначе, все шло просто замечательно до самого конца октября, до того Хэллоуина, на котором стала известно о шрамах Гарри – отметинах, которые мог оставить только оборотень. Догадка подтвердилась, и тогда Дамблдор впервые подумал о том, что идея пригласить Люпина в Хогвартс была далеко не столь блестящей, как ему казалось. Решение пришло к нему почти мгновенно: Гарри ничего не должен знать о болезни своего нового друга. Это могло навсегда растоптать те крошечные ростки доверия, которые прорастали в сердце мальчика, и директор не мог так рисковать. С Дамблдора было достаточно и того, что он уже упустил Гарри однажды, что каким-то непостижимым образом будучи совсем ребенком Гарри подвергся нападению опаснейшего существа и с легкостью мог погибнуть, а он сам, Дамблдор, и знать ни о чем не знал. Несомненно, одной встречи с оборотнем в своей жизни для Гарри Поттера было более чем достаточно, и директор был намерен сделать все возможное, чтобы ничто не напоминало мальчику о тех событиях. Поэтому не без труда, но Дамблдору все же удалось убедить Люпина в том, что оставить все как есть будет как нельзя лучше соответствовать интересам самого Гарри, и тот смирился с необходимостью хранить тайну, что дало директору возможность еще немного насладиться видимым спокойствием.

Дамблдор окончательно понял, что затеянное им предприятие по созданию любящей семьи для Гарри терпит сокрушительный крах в тот вечер, когда на пороге его кабинета возник весьма странный тандем, состоящий из Ремуса Люпина и Северуса Снейпа. Они сверлили друг друга взглядами, полными неприкрытой враждебности, на что раньше в присутствии директора не осмеливались. Отказавшись от предложенного чая и угощений с поразительным единодушием, они принялись, перебивая друг друга, словно первокурсники, рассказывать Дамблдору совершенно невероятную историю, из которой следовало, что Снейп якобы напал на Гарри, помогавшего ему в приготовлении Аконитового зелья, потому что мальчик вел себя непозволительно дерзко и вдобавок подозрительно.

– Альбус, я прошу вас сделать все возможное, чтобы оградить Гарри от общества Северуса! – говорил Люпин, и руки у него тряслись от гнева. – Он едва не проклял его, это чудо, что я успел так вовремя! Гарри хватает проблем в Хогвартсе и без того, чтобы преподаватели угрожали его жизни и держали целыми днями взаперти в подземельях!

– Не желаю слышать эти бредни! – говорил Снейп, и голос его от возмущения становился тихим и шипящим, как у змеи. – Я не собирался делать твоему драгоценному Поттеру ничего плохого, Люпин, а вот ему не помешало бы поучиться хорошим манерам. И почему ты решил, что Поттера сделали твоим личным ассистентом и я не могу получить его помощь в приготовлении зелий, если сочту это необходимым?

– Но ты заставил его варить мое зелье, мое, дьявол тебя подери, и не смей отрицать, ты сделал это специально! Чего ты хочешь? Чего хорошего ты добьешься для себя, если он узнает правду о моей болезни, Северус?