Радость жизни Глава 21. Батоги и положительный образ
В просторном дворцовом зале снова и снова разносился стук головы о пол. Довольно скоро на лбу главного цензора Лай Минчэна показалось кровавое пятно.
Император с некоторой неприязнью глянул на него, а потом махнул рукой страже, чтобы они вытолкали его взашей. После этого император скользнул безразличным взглядом по Фань Сяню и сказал:
— Преемник Фань, ты служащий Контрольной палаты, по закону обладаешь очень большими полномочиями, впредь будь внимателен и осторожен в служебных делах, не роняй престиж императора.
С таким трудом найдя возможность компромисса, конечно, мудрый император не упустит её: он помахал рукой, не давая Фань Сяню и шанса вставить слово. Евнух тут же понял сигнал и громко объявил об окончании собрания.
Фань Сянь вздохнул про себя, зная, что император в этом деле не может позволить себе продемонстрировать слишком уж откровенное желание защитить его.
Это вызвало в его душе некоторое недовольство, но собравшиеся чиновники уже успели глубоко прочувствовать, насколько сильно император покровительствует молодому господину Фаню. Чиновники по дороге из дворца Великого предела один за другим подходили к нему, чтобы высказать слова утешения. В этот момент все сановники, похоже, превратились во врагов Цензората, осуждая его необдуманные действия.
Фань Сянь отвечал им горькой улыбкой. Краем глаза заметив, как отец, сгорбившись по-стариковски, с трудом идёт к площади, он ощутил, как сердце сжалось, и поспешил поддержать его под руку. Чиновники, глядя им в спину, невольно обменялись между собой одобрениями. Отец и сын оба чиновники, и во дворце сейчас все могли наблюдать любящего отца и заботливого сына — один из самых излюбленных сюжетов во все времена.
Министр Фань ощутил, что кто-то подхватил его под локоть, повернул голову и увидел, что это сын поддерживает его сбоку. Невольно горько улыбнувшись, он вздохнул:
— Аньчжи, Аньчжи, что же тебе никак спокойно не живётся?
Фань Сянь тоже чувствовал обиду. Кто бы мог подумать, что Синьян всё никак не успокоится и будет пристально наблюдать за ним.
Когда они почти вышли за ворота дворца, к ним тихо подбежал молодой евнух и, передав устный приказ императора, забрал Фань Сяня, утягивая его за собой во внутренние покои чуть ли не бегом. Министр Фань с противоречивыми чувствами посмотрел сыну вслед, вдруг ощутив, что хоть его юный сын и принимает постоянно хладнокровный и важный вид, но сейчас торопливая походка сразу сделала заметным глубоко присущее ему легкомыслие, которое сразу внесло диссонанс в величественную и давящую атмосферу дворца.
Сзади подошли сослуживцы, и взгляд министра Фаня тут же стал невозмутимым; он слегка улыбнулся и вместе с толпой чиновников покинул императорский дворец. Дождь давно уже прекратился, но перед дворцом на площади ещё не просохла огромная глубокая лужа. Промокшие до нитки цензоры всё так же упрямо стояли на коленях прямо в луже, а разъярённый главный цензор, выйдя после аудиенции, тоже встал на колени впереди всех остальных сослуживцев. Вдобавок он снял свою чиновничью шапку и, держа её двумя руками, поместил напротив груди слева.
Увидев эту картину, сановники сразу поняли, что это дело ещё не закончилось. Дасюэши Шу попытался увещевать цензоров, однако обнаружил, что это бесполезно и, покачав головой, ушёл. Но большая часть чиновников поспешила сесть в повозки и поскорее вернуться домой. Они знали, что чем больше шуму поднимется, тем больше раздуется это дело, а сами предпочитали держаться от него как можно дальше, ведь так безопаснее.
И только министр Фань задержался перед цензорами. Потом он приказал своей охране принести зонты и встать рядом с протестующими — на случай если снова пойдёт дождь.
***
Следуя за молодым евнухом, Фань Сянь прошёл по нескольким дорожкам, ведущим сквозь дворцовые стены, и оказался у кабинета императора. Евнух уже устал и запыхался. Глядя на него, Фань Сянь немного подумал и заставил слегка двинуться свою истинную ци. Его лицо тут же зарумянилось.
Ощущая смутное беспокойство, он зашёл в кабинет и, полагаясь на указания молодого евнуха, осторожно остановился у мягкой кушетки императора. Прошло совсем немного времени, занавес сбоку слегка качнулся, и в кабинет вошёл переодевшийся в повседневные одеяния император. Посмотрев на Фань Сяня, спокойного лицом, но с заметным волнением во взгляде, император махнул рукой, указывая, что не нужно формальностей.
И этот негодник Фань Сянь действительно не стал преклонять колени и кланяться, а сразу же послушно сел на принесённый евнухом расписной табурет.
Сегодня в кабинете по сравнению с прошлым разом было намного тише и спокойнее, — только он и император, — поэтому обстановка была немного необычной. На лицо спокойный, Фань Сянь в душе немного робел. Всё же его предположения были лишь предположениями. Хотя слова Чэнь Пинпина и многие детали, которые он помнил со времён попадания в этот мир, давно уже подтвердили его догадки, но если в какой-то момент император вдруг вытащит эти догадки на свет, то как ему реагировать на такое?
И когда Фань Сянь уже было решил, что император готов надеть маску любящего отца, сказанные императором слова заставили его очнуться от грёз.
— Фань Сянь, у тебя нет недостатка в деньгах, тогда зачем ты берёшь взятки? — очень прямо спросил император, холодно глядя на него.
Со лба Фань Сяня скатилась капля холодного пота; он понял, что слишком уж увлёкся своими иллюзиями. Очевидно, что от глаз стоящего перед ним императора никак не могло укрыться, как госпожа Лю принимала банкноты у приходящих к ней чиновников. Он поднялся и очень серьёзно сказал:
— Государь, мне необходимо было принять эти деньги потому, что я заведую первым отделом Контрольной палаты.
— Да? — в голосе императора появилась нотка любопытства.
— Если я хочу по-настоящему расследовать дела чиновников, то сначала необходимо внедриться в их ряды. Прежде первый отдел в бедной гордости и упрямстве полагался на огромную сеть тайных агентов, но в итоге это всё равно что рассматривать цветы среди тумана — отчётливо ничего не увидеть. Самые вредоносные для столичного аппарата чиновников сделки в итоге нащупать не получится. — Из этого Фань Сянь сделал осторожный вывод: — Если мы хотим расследовать чиновников, то нужно самим стать чиновниками.
Он горько улыбнулся и продолжил:
— Государю хорошо известно, что я долго жил в Даньчжоу… — После этих слов он склонил голову, но сумел ощутить, что император едва заметно среагировал на эти слова. — Переезд в столицу стал для меня большой переменой. Изначально я был всего лишь литератором, а сейчас мне необходимо принять серьёзную ответственность по управлению Контрольной палатой. Конечно, я беспокоюсь и часто думаю, что чиновники станут чураться меня и мне крайне сложно будет влиться в их ряды при дворе.
Император уже понял, к чему он клонит, так что, не дожидаясь, пока он продолжит объяснять, прервал его жестом и холодно спросил:
— Если ты и правда белый журавль, то, сколько бы смолы ты на себя ни опрокинул, тебе не обмануть этих чёрных ворон. Такие уловки, право слово, слишком уж детские. Пока ты верен стране, разве кто-то осмелится создавать тебе проблемы? Не забывай печальную судьбу твоего предшественника Чжу Гэ. Этот умник сначала тоже хотел войти в круг столичных чиновников, но не ожидал, что, как только занырнёт в этот омут, вынырнуть уже не получится.
Фань Сянь понимал, что император вновь настоятельно намекает, что ему необходимо стать чиновником-одиночкой, и это вызвало в душе лёгкое неприятие, которое ни капли не отразилось на лице. Он рассмеялся и сказал:
— Государь, но сегодня на аудиенции кое-кто создал мне кучу проблем…
Стоящий рядом с метёлкой-мухогонкой в руках евнух в душе содрогнулся, решив, что эти слова молодого господина Фаня превосходят то, что он может себе позволить по статусу. Похоже, он слишком уж возгордился, пользуясь расположением императора. Как бы сильно ни благоволил император этому молодому чиновнику, но гнева после таких слов не избежать. Даже наследный принц перед лицом императора всегда преисполнен почтительности с капелькой страха. Разве кто-то ещё, кроме Фань Сяня, осмелился бы на подобные слова?
Но вопреки ожиданиям этого евнуха, император лишь чуть улыбнулся, глянул на Фань Сяня и сказал:
— Я и правда собирался восстановить справедливость и вступиться за тебя, но это дела внутри твоей семьи, между тобой и старшим поколением, поэтому я не хотел слишком вмешиваться.
Фань Сянь испуганно вздрогнул, понимая, что императору прекрасно известно, что за жалобой от цензоров стоит рука Синьяна. Но почему тогда он по-прежнему стремится сдержать Фань Сяня и не дать ему нанести ответный удар? Это на самом деле рождало в душе смутный протест. Когда он уже хотел помочь императору повнимательнее разглядеть ситуацию, тот вдруг потёр лоб и тихо сказал:
— Я хочу показать тебе одну картину.
В душе Фань Сяня сразу всколыхнулось много мыслей. Он вспомнил, как когда-то Чэнь Пинпин упоминал, что единственный сохранившийся портрет матери находится во дворце!
Но в этот момент дверь в кабинет открылась и вошёл знакомый Фань Сяню евнух Хоу. Явно взволнованный, он быстро подошёл к императору и тихо шепнул ему несколько слов на ухо. Однако слух Фань Сяня далеко превосходил слух обычных людей, поэтому он прекрасно расслышал и очень удивился, подумав, не слишком ли по-крупному играют в этот раз цензоры?
Как и следовало ожидать, император медленно помрачнел, глянул на Фань Сяня и, махнув рукой, сказал:
— Стоят перед дворцом на коленях, сняв чиновничьи шапки? Раз они так упорно обвиняют меня в невежестве, то пришло время показать его им на деле. Издать указ! Пытаются выслужиться, клевеща на чиновников; неразумно выполняют служебные обязанности; пренебрегают делами управления. Даже не думают исправляться, ради репутации готовы на безрассудные действия. Цензоров наказать батогами. Тридцать ударов!
Фань Сянь первый раз лицезрел императора в гневе и невольно ощутил, как холодок пробежал по спине. Тридцать ударов батогами… Эти цензоры пусть даже и не умрут, но оставят там полжизни.
На самом деле цензорам ещё и серьёзно не повезло. Только император Цин собрался совершить одно очень важное дело, как их поступок сбил весь настрой. Разве такое можно было простить?
***
У величественных ворот на берегу журчащих вод напротив арочного моста на мокрых каменных плитах прижатые к земле почтенные цензоры, оставшись без чиновничьих одежд, терпели побои. Палки вновь и вновь с силой опускались и медленно поднимались. Во время каждого удара вокруг разлетались брызги крови, которые растворялись в дождевой воде и не оставляли кровавых следов на площади.
Узнавшие о происходящем чиновники поспешили обратно во дворец. Увидев душераздирающее зрелище на площади, они поскорее побежали увещевать государя. А отправленный надзирать за проведением наказания Фань Сянь невольно ощутил страх. Ведь хотя сегодня цензоры сами спровоцировали беду, но император ради него применил наказание батогами, которое уже много лет не использовалось. Это невольно всем ещё яснее продемонстрировало, какое место в сердце государя занимает Фань Сянь.
Фань Сянь стоял рядом с евнухом Хоу и, прищурившись, наблюдал за происходящим. Он не испытывал ни капли сострадания к этим почтенным цензорам, но, словно бы не стерпев, сказал:
— Евнух Хоу, попросите ваших подчинённых бить полегче.
Евнух Хоу послушно ответил:
— У господина Фаня доброе сердце, как вы попросили заранее, я уже проинструктировал людей. Сейчас наказание хоть и выглядит жестоким, но на самом деле никаких серьёзных травм не будет.
Фань Сянь скользнул взглядом по ногам евнуха и увидел, что он стоит так, что носки обуви направлены в стороны. Он знал, что это тайный знак, обозначающий, что «бить надо усердно». Фань Сянь чуть вздохнул и больше не возвращался к этой теме.
Недалеко от них двоих на земле сидел бледный как смерть главный цензор. Император из уважения не стал наказывать его батогами, но каждый удар по телам подчинённых ощущался им как пощёчина по собственному лицу. Оставленные отцом Фань Сяня рядом с цензорами подчинённые, не скрывая насмешки, держали в руках зонты и наблюдали за давно впавшим в прострацию главным цензором.
Фань Сянь подошёл и помахал рукой, подавая этим людям сигнал расходиться, а потом, глядя с каплей сочувствия на цензора Лая, сказал:
— И зачем только вы влезли в это дело?
Цензор Лай не знал, сколько именно из изнанки этого дела известно Фань Сяню, и продолжил сидеть в прострации на том же месте.
Фань Сянь вздохнул, упросил евнуха Хоу временно приостановить наказание и один направился к императору, просить смиловаться. И это вовсе не потому, что он не мог вынести кровавой сцены, и не потому, что решил спустить с рук этим цензорам провокацию против себя, а потому, что как одному из аппарата чиновников при дворе ему надлежало проявить милосердие и поступить подобным образом.
Пока он бежал ко дворцу императора, со злобой не мог избавиться от мысли, что этот старый хитрец император нарочно применил батоги, чтобы настроить против него всех чиновников. Но он на такое не подписывался. Последние два года он столько трудов положил на свою добрую репутацию и положительный образ. Если после этих батогов от них не останется и следа, то убытки для него окажутся слишком уж непомерными.
Необходимо авторизация
Вы должны войти в систему для возможности оставлять комментарии.