Викинги: Легенды никогда не умирают Глава 46

И это многое говорило обо мне, ведь такая возможность существовала. Я посмотрел на стены, почесывая при этом шрам от укуса на шее. Я осмотрел ворота, заметив, что они выглядят как тяжелое дерево. В данный момент все они были открыты. На стенах тоже было мало людей...

- Думаю, нам стоит просто атаковать, - сказал я им, указывая на дорогу, которая вела прямо к одним из ворот. - Разделимся на группы по несколько сотен человек и просто рванем к воротам, пока они не успели их закрыть. Даже если одна группа попадет внутрь, у нас будет плацдарм, через который смогут войти остальные. И я позабочусь о том, чтобы моя группа вошла. - проговорил я, а отец одобрительно похлопал меня по спине, пока я говорил.

Задание: Разграбить Кельн

Награды: Престиж, 10 000 опыта, дополнительный прирост богатства.

Боги высказали свое одобрение нападению, а ярл Хоррик кивнул.

- Я поверю тебе на слово, Поцелованный Волком. А теперь отправляйся в путь.

...

Колокол издает удивительно приятный звук, думал я, ведя несколько сотен воинов по главной дороге, спринтерским шагом. Грязь была хорошо утрамбована из-за того, что по ней ходило так много людей, поэтому под ногами она была почти как камень. Дома, стоявшие вдоль дороги, были сделаны из дерева с соломенными крышами, стены - из деревянных бревен, обмазанных грязью, а двери - из резных досок. Стены города тоже были довольно высокими - дюжина футов цельного камня.

Но из всего этого мое внимание привлек колокол. Звук разносился в воздухе тяжелыми перезвонами, казалось, заполняя весь город. Я и раньше слышал колокола, но все они были гораздо меньше. Я не знал, что они могут быть такими громкими, потому что, когда колокол звонил, он, казалось, заглушал крики человека на башне, который пытался предупредить тех, кто находился внизу, о нашем стремительном приближении.

Выдвинувшись далеко вперед остальных, я достиг городских ворот еще до того, как стражники сообразили, что их нужно закрыть. Большие толстые двери, в которые легко могла пролезть повозка, были оставлены нараспашку, и только когда я переступил порог, на меня обратили внимание. Я посмотрел на другую сторону ворот и сначала увидел толпу людей, которые пробирались к церкви.

Затем мой взгляд упал на франкских стражников, которые чуть не споткнулись о собственные ноги.

Чтобы спастись бегством.

Это вывело меня из равновесия настолько, что я сам чуть не упал. Стражники бежали, присоединяясь к кричащему народу, который рвался вперед, чтобы убежать - не только от меня, но и от воинов, которые теперь текли через все еще открытые ворота, которые были сданы без единого клинка или капли пролитой крови. Люди просто бежали. Я наблюдал, как некоторые падали, а тех, кто падал, затаптывали бегущие.

Мимо меня промчался воин с высоко поднятым топором, который он вогнал в спину молодому человеку, пытавшемуся помочь старшему подняться, несмотря на то, что старик уговаривал его уйти. Старик закричал от ужаса, но через секунду был обезглавлен тем же воином. Воин запрокинул голову и испустил страшный крик, который почти затерялся в море криков, заполнивших город.

- Они не сражаются, - заметил я, слегка покачав головой, обнаружив, что испытываю к ним отвращение. Франкские воины просто бежали. Они даже не пытались удержать ворота. Они просто бежали. Бежали. Куда, по их мнению, они могли убежать? Неужели они не понимали, что позорят себя перед богами? Я много слышал об Иисусе от Отто, но мог ли этот бог действительно терпеть такую трусость?

Воины, которые последовали за мной, хлынули в город, как неудержимый прилив. Одни преследовали убегающую толпу, другие начали врываться в дома. Я слышал смех наших людей, почти затмивший крики, которые начались внутри зданий. Как только они вошли в город, началось разграбление. Всякое подобие единства было утрачено. Все было так же хаотично и неорганизованно, как и во время набега на саксонскую деревню.

Мои губы истончились, пока я пробирался к другим воротам, видя, что еще как минимум пара ворот была открыта, хотя они, по крайней мере, повидали хотя бы какое-то подобие битвы. Крики наполняли город, разносясь эхом по всей округе. Проходя по одной из улиц, я увидел, как норманнский воин рубит мужчину, а ребенок кричит и плачет, обливаясь его кровью, и его удерживает только женщина, которую, скорее всего, изнасилуют до окончания дня.

Пройдя дальше, я увидел еще больше признаков происходящего - распахнутая дверь и воины, которые, судя по всему, выносили тяжелые мешки с зерном. Заглянув внутрь, я увидел мертвую семью. Забираемые товары были самыми разнообразными - все, что имело хоть какое-то подобие ценности, становилось целью. Зерно или продукты питания были очень ценной целью. И, как я увидел, мужчина нес бьющуюся и кричащую женщину - люди, которых можно было взять в рабство, тоже высоко ценились.

Кровь брызгала на грунтовые дороги, пропитывая их, и на каменные здания. Тела лежали там, где упали. Это было...

У меня уже было огромное богатство. Тяжелый крест, который я взял в первой битве, был большим грузом, не говоря уже о других вещах, которые достались мне. Выкуп, который должен был произойти, мог дать мне сто фунтов серебра, возможно, больше, в зависимости от переговоров. Поэтому я не испытывал ни нужды в грабеже, ни нужды в рабах, учитывая, что дома у меня уже были все необходимые работники.

И из-за этого я более тщательно изучал последствия разграбления, а не искал добычу.

- В этом нет чести, - бормотал я про себя, шагая к зданию, возвышавшемуся над всеми остальными, в котором находился колокол, сначала призывавший к мессе, а теперь ставший сигналом тревоги, который пришел слишком поздно. Мне это не нравилось. Я... смирился со смертью. Акт убийства больше не беспокоил меня. Да и не мог после всех жизней, которые я оборвал. Однако то была битва. А это была резня.

Это было убийство и изнасилование людей, которые не защищались. Это делало их слабыми. Трусливыми. Они действительно заслуживали расплаты за свою трусость, но эта безоглядная бойня казалась... ненужной. Это была жестокость ради жестокости, боль, причиняемая жителям Кельна без всякой цели. Тех, кто бежал, не нужно было рубить, но их все равно рубили. Их убивали, потому что воин мог убить их и хотел омочить свой клинок.