Мой жених влюбился в мою младшую сестру Третий раз и дальнейшие (1)

Том 1. Третий раз и дальнейшие

1.

– … Где моё дитя?

Приглушённый, оброненный будто в полусне голос растаял в солнечных лучах.

– Илия? Что случилось? – мой взгляд поймали холодные глаза Солея.

Сильвия, явившаяся гораздо позже назначенного времени, как раз устраивалась на приготовленном для неё стуле.

В недоумении она склонила голову: «Старшая сестра?».

Я моргнула, поймав её фигуру краем глаза, и передо мной вновь ожила сцена того, как Сильвия с Солеем общались между собой, не сводя друг с друга глаз.

В то время, видя, как они переглядываются, я ощутила, словно вот-вот расплачусь, думая, что это ошибка какая.

Просто наблюдала за тем, как Солей ласково улыбался отражавшейся в его глазах Сильвии.

…Что это? Что, чёрт возьми, это должно, по-вашему, значить?

Словно стряхивая образ, неясно проплывший под веками, я небрежно отставила чашку обратно на блюдце.

Раздался громкий звон фарфора, и плеснувший через край чай растёкся по скатерти.

Моя собственная рука отказывалась двигаться так, как я того хотела.

Сильно дрожащие пальцы рассекали воздух.

Неподобающий для леди поступок. Но меня это не волновало.

– Где мой ребёнок, кто его забрал? – мой собственный голос доносился откуда-то издалека.

Перед глазами разворачивалась сцена того чаепития, на котором повстречались Солей и Сильвия.

…Нет, неправда. Оно ведь уже закончилось.

Я родила ребёнка.

Дитя Солея.

Это был мальчик или девочка? Кто именно?

Но я дала жизнь.

Перенеся боль и страдания, вплоть до смерти, я смогла преподнести нашего с Солеем ребёнка.

– О чём ты говоришь, Илия? – Солей встал и схватил меня за руку.

– Не хочу, мне больно, отпусти.

Какой в этом смысл теперь? Оставь меня в покое. Ты вынудил меня рожать ребёнка в одиночестве.

Выплёвывая бессвязные слова, я стряхнула руку Солея, откинула скатерть и принялась за поиски дитя, чьего имени даже не знала.

Забрала ли его горничная? Я столько раз говорила, что не буду прибегать к услугам кормилицы, но неужели моё мнение не было принято к сведению? А может, свёкор и свекровь приняли меры и лишили меня его?

Я ещё даже не подержала его в руках.

Даже не видела лица того дитя.

– Верните его, верните мне моего малыша…!!! – вскричала я, и сбитая с толку Сильвия окликнула меня: «Старшая сестра».

Она прижалась ко мне и своим обычным сладким голосом спросила: «Что случилось?».

Но её тонким рукам было не под силу сдержать мои дикие метания:

– Отпусти! Не трогай меня! – моя поднятая рука едва не хлестнула Сильвию по лицу. Сработавший инстинкт не дал мне причинить сестре боль.

И пускай неестественное движение сбило с толку меня саму, губы продолжали изрекать слова сами собой.

– Или это ты, ты украла моего ребёнка…

– О чём ты говоришь…?

– Украла у меня господина Солея, а теперь ещё и дитя отняла…!

Верни, верни, верни! Верни мне всё, что у меня отняла!

Я с криком схватила за тонкую руку Сильвии.

Видя, как лицо младшей сестры исказилось от боли, я машинально расслабила пальцы, и теперь уже Солей поймал меня за запястье.

Кричала ли Сильвия, или он сам?

– Прекрати, Илия!

Ты ещё не замужем, у тебя нет детей. Никто ничего у тебя не крал. Ничего.

• П.п.: по манге это была его речь, но в ранобе записано отдельным абзацем без кавычек и вообще какого-либо указания на то, что это чьи-то слова (кроме намёка в следующем предложении). Поэтому оставила как написано.

Солей увещевающе говорил, глядя мне в лицо. Его голос больше не казался мне реальным.

Наши взгляды встретились. Я прекрасно знала, что однажды эти глаза, лишённые каких-либо эмоций, окрасит оттенок презрения. Я, как никто другой, видела его – момент, когда сей мудрый взгляд окажется запятнан ненавистью.

– Верни мне моё дитя! Моё дитя, он только мой! – пока я кричала, наплевав на то, как буду при этом выглядеть, где-то в голове тихо шепнула другая «я».

 

– … Илия умерла. А после всё началось сначала.

 

– … Нет! Неправда-неправда-неправда!!!

– … Илия! – запястье хрустнуло в его крепкой хватке. Мне был знаком этот беспощадный жест.

Большая ладонь Солея обхватила мою шею, не давая кричать и дальше.

Он не придушил меня, но его грубого движения хватило, что погасить мой порыв.

– … Нет, не надо, больше не хочу, не хочу, кто-нибудь, кто-нибудь, – «спасите меня», – сказала я, но голоса не было.

Как и в прошлый раз, рыдания поглотили слова.

Так было всегда. Я кричала что есть силы. Помогите, кто-нибудь, помогите мне. Вызволите меня отсюда.

Но этот голос так никого и не достиг.

Да, всё верно. Вот почему я умерла. Мои слова никто не услышал. Мои мысли были растоптаны. Не сумев даже ребёнка в руках подержать или дать ему имя, брошенная возлюбленным, я умерла в полном одиночестве.

Я ахнула, и мой голос эхом разнёсся по чаепитию, ни с того ни с сего утонувшему в тишине.

Солей по-прежнему держал меня, ни с того ни с сего переставшую двигаться, и пристально наблюдал.

– … Почему я, чёрт побери, здесь…

Всё должно было закончиться. Я должна была всё закончить.

Так почему же я снова здесь?

Я помнила окрас неба. Чувство свежей травы под ногами, цветущие розы, узор на скатерти, чай и сладости, что я распорядилась приготовить. Идеальный облик Солея, стоявшего рядом со мной, и хрупкий образ моей младшей сестры, пришедшей с опозданием. Всё это было высечено в моих ушах и глазах воспоминанием.

[То чаепитие]. Место, где всё началось. И место, предвестившее мой конец.

– … Почему, почему… – я содрогалась в ужасе от вида, что не так уж сильно разнился с воспоминаниями, запечатлёнными в моей голове. Вместе с тем во мне вспыхнула слабая надежда, что это мог быть сон.

Возможно, всего лишь сон, какой я вижу на пороге смерти.

Однако стук моего сердца напомнил мне о том, что я по-прежнему жива.

Стоило мне это осознать, и моё тело резко похолодело. Губы побелели. Я и сама это ощутила.

– … Илия? – в замешательстве окликнул меня голос Солея.

Когда в последний раз я от всего сердца любила, как звучит его зовущий меня по имени голос?

– … Старшая сестра?

Когда я перестала смотреть прямо в фиолетовые глаза сестры, так восторгавшейся мной?

Воспоминания и мысли пленяли моё сознание.

Моё тело опасно накренилось.

Тем временем мой эскорт, явившийся без единого звука прежде, чем я успела того заметить, обронил «прошу прощения» и подхватил меня на руки.

Солей, стоявший ко мне ближе всех, даже не попытался поддержать моё тело и просто выпустил мою руку.

Мой рыцарь, не потеряв самообладания, в своём будничном тоне заявил, что «похоже, миледи неважно себя чувствует, потому позвольте ей уйти первой».

Его голос доносился издалека, словно я находилась на дне морском.

Что Солей, что Сильвия просто смотрели уходящим нам вслед.

Хоть мой взор по-прежнему был затуманен, я всё повторяла: «верни мне моё дитя», будто в бреду. Я знала, что у меня нет детей, знала, что пора бы остановиться, но губы сами продолжали бормотать эти слова.

Рука эскорта, поддерживавшая мою спину, мягко двигалась вверх-вниз, словно пытаясь меня успокоить.

Должно быть, это реальность. Это происходит на самом деле.

Но я не могла этого признать.

Место чаепития удалялось от нас. Я не могла отвести взгляда от сцены того, как Солей утешал расстроенную Сильвию.

Только и оставалось, что моргнуть, но я не могла даже опустить веки.

Они стояли, склонившись так близко друг к другу, что силуэты слились воедино. Я видела тот образ снова и снова, и каждый раз он выжигался в моих глазах.

– … Ал, где ты был всё это время… – прошептала я с открытыми глазами, и ответ пришёл незамедлительно.

– … Я всегда был рядом с Вами.

– Нет, не был. Я звала тебя.

– По Вашему слову, миледи, я приду к Вам хоть на край света.

– Нет, не пришёл. Не пришёл. Я была одна, рожала одна, рожала совсем одна.

– … Миледи.

– Никого не было. Никого не было рядом со мной.

– … Миледи, я всегда буду рядом с Вами.

– Нет, нет…

Я видела, что рыцарь реагировал на мои слова.

Он вежливо отвечал на бормотания, что на первый взгляд не имели никакого смысла, не возражая и не игнорируя их.

Я ясно понимала всё, что он говорил, но губы сами собой произносили слова, шедшие врознь с моими мыслями.

Казалось, разум полностью отделился от тела.

«Я сошла с ума», – заключила какая-то часть моего разума, ещё сохранившая трезвость рассудка.

– Но тебе нельзя, Ал. Тебе нельзя быть рядом со мной.

– … Почему?

– Потому что, потому что…

«Ты умрёшь, если останешься рядом со мной», – собралась было сказать я, но прежняя «я» помешала.

Я уже должна была умереть.

Она предупреждала меня о том, чего не следует говорить.

Если этот серьёзный и добрый рыцарь узнает тревожную новость о возможной гибели, то непременно забеспокоится. Он не только не оставит меня, но приложит ещё больше сил, чтобы быть рядом.

«Если я в опасности, то моя госпожа может находиться под ещё большей угрозой», – так он подумает, такой уж он человек.

Больше всего на свете он гордился быть владельцем меча, что служит в защиту других людей.

Вот почему в моей первой жизни он оказался вовлечён в дела своей госпожи.

– … Миледи?

– Всё… начинается снова. Я…

Снова, вопреки всем лишениям, влюблена в того человека.

• 性懲りもなく (しょうこりもなく, shōkori mo naku) – невзирая на неудачи, несмотря на свой горький опыт, снова совершать те действия, которые привели к этим печальным последствиям

Шаги моего эскорта в сторону особняка лишь ускорялись, но накрытый в большом саду стол для чайной церемонии ни разу не скрылся из виду. Не нашлось ни единого препятствия, что могло бы перекрыть мне обзор.

Хоть они и были далеко, я ясно видела, как рука Солея блуждала в воздухе, желая коснуться моей сестры.

Я уже должна была привыкнуть к этой сцене, но меня по-прежнему терзала боль.

– …Миледи, должно быть, Вы устали. Вернитесь в свою комнату и как следует отдохните, и Вам непременно станет лучше, – голос Ала стал каким-то далёким.

Слова «Верно» и «Раз ты так говоришь, уверена, мне полегчает» вышли так, словно речь шла о ком-то другом, ведь я знала, что момент, когда со мной всё будет хорошо, пожалуй, никогда не наступит.

Это мой третий раз, потому я не могла испытывать уверенности в том, что уж в эту-то попытку я смогу добиться большего.

Моих предыдущих двух жизней было более чем достаточно, чтобы полностью меня сокрушить.

– Но что, если не станет…? – невнятный голос утонул в траве. – Ал.

– … – пальцы эскорта нежно погладили меня по спине, словно он больше не желал отвечать.

Когда я подняла голову, увидела печаль, явно отражавшуюся на его лице.

– Ал, Ал, прошу тебя.

– … Что?

– Если скажу тебе, что больше не выдержу…

 

– Сокруши моё сердце.

 

– Миледи…

– Чтобы я больше никогда ничего не почувствовала.

Чтобы никто больше не смог причинить мне боль.

– … Я не смогу этого сделать.

«Не смогу, ни за что», – голос эскорта, пробормотавшего это, в тот момент был хриплым.

Таким же, каким однажды сказал, что сбежит вместе со мной.

Так началась моя новая жизнь, но, думаю, мне потребовалось немало времени, чтобы прийти в себя.

На чаепитии я совершила промах гораздо хуже, чем в первой жизни. За это меня отчитали родители и даже посадили под домашний арест в собственной комнате. Я чувствовала, что разлука с родителями всё больше отделяла меня от реальности, но возражения мне были не дозволены.

Запертая в своей спальне, испытывая чувство дежавю от холодных разочарованных взглядов семьи, я проводила время в попытках разобраться в своей памяти. Напоминая себе, что это – реальность, я вспоминала свои две минувшие жизни словно в дрёме и пыталась уложить в голове всё то, чего мне впредь нужно достичь. Я отчаянно желала сделать хоть что-то.

И уже через две недели всё вернулось на круги своя.

Нет, думаю, лучше будет сказать, что я преуспела в том, чтобы сыграть прежнюю себя.

Внешне я играла роль Илии, как обычно, выступая в качестве невесты Солея и старшей сестры Сильвии.

– Я искренне сожалею о том, что испортила Вам чаепитие. Буду признательна, если позволите загладить вину и организовать его снова, – эти слова легко сорвались с губ самой того не осознававшей меня.

Думаю, всё получилось так гладко, быть может, благодаря опыту, приобретённому за две моих жизни.

…Однако это была всего лишь видимость.

Это накатывало внезапно, к примеру, когда я оставалась одна посреди ночи, или когда, так или иначе, уходила от взглядов окружающих.

 

– Ты убила Сильвию.

 

Прошлая жизнь живо всплывала в моей голове, сплетаясь с мыслями.

В лишённой освещения темноте мне вспоминалась тесная тюрьма, отчего я задрожала, не в силах пошевелить и пальцем.

Был ли эхом отдававшийся вдалеке металлический скрежет вызван неистовством другого заключённого? В воздухе звенел голос, требовавший выпустить его отсюда.

Опустив взгляд, я увидела, что всё, что было ниже локтей, исчезло.

Я попыталась было закричать, но поняла, что не могу и звука издать. Лишь жалобное мимолётное «Хи-и» затерялось во тьме.

Вот как, – подумала я, но вдруг откуда-то донёсся плач ребёнка.

Меня преследовал детский плач, не имевший ничего общего с злобным криком, рыданиями, воплем или оскорблениями.

Должно быть, то был голос моего потерянного дитя.

Уверена, он вырос здоровым.

Но в миг, когда я умерла, он был утерян для меня навсегда.

Сколько бы раз мне ни пришлось повторять эту жизнь, я никогда не сумею встретиться с ребёнком, которому дала жизнь в тот день.

Моё дорогое, драгоценное дитя. Я даже не помню его лица.

Как бы сильно я ни любила и ни скучала по нему, я не в силах даже просто взять его за ручку.

И всё же, порой во снах или видениях я держала своего ребёнка на руках.

А может, я просто подражала тому, чтобы баюкать его.

…Я сломлена. Хоть где-то в глубине души я отчётливо это понимала, правда в том, что на самом деле я всё ещё не до конца сломалась. Мне хватало здравомыслия, чтобы осознать, что я разбита.

 

– Верно, ты в своём уме. По сравнению со мной, ты чертовски в своём уме.

 

И тут, когда я вот так металась меж сном и явью, ко мне пришло оно.

Сначала оно вошло через окно моей комнаты, приняв облик птицы. С чёрными перьями, оно было куда крупнее тех маленьких птичек, каких я видела рано утром.

Казалось, существо растворится в темноте, стоит ненадолго отвести глаз.

Поначалу оно просто летало под тёмным сводом, не издавая ни звука. Я даже не знала, была ли у него какая-то цель. Но не успела я оглянуться, как оно вторглось в мою комнату и начало порхать во мраке.

В конце концов оно стало вышагивать по полу, а однажды вдруг заговорило как человек.

– Как тебя зовут? Пленённая принцесса, – ко мне обратился мальчишеский голос.

– Известно ли тебе моё имя?

– Я Ворон.

• Он назвался カラス(karasu), такое же чтение у иероглифа «ворон (烏)», но здесь записывается каной как имя.

Его маленькая головка склонилась в сторону, а жёлтые глаза не сводили с меня взгляда.

 

– Птица дурного предзнаменования.

http://tl.rulate.ru/book/21723/4603786