Военные Хроники Маленькой Девочки: Сага о Злой Тане Глава 2. Странная дружба. Часть 2

ОДНАЖДЫ В СЕНТЯБРЕ, 1926 ГОД ПО ЕДИНОМУ КАЛЕНДАРЮ. СТОЛИЦА СОДРУЖЕСТВА, ЛОНДИНИУМ. УАЙТХОЛЛ.

На совещании по обороне Содружества…

Одного взгляда на высокопоставленных чиновников было достаточно, чтобы оценить ситуацию в Содружестве.

Пепельницы были забиты окурками сигар. Люди из армии и флота, даже не пытались скрыть свою усталость. Ряды бюрократов, которые выглядели слегка больными.

Совершенно измотанные государственные служащие.

Единственным среди них, у кого было много румян на лице, был человек, похожий на бульдога, который научился сидеть. Следует ли считать его высокомерным или описывать как заслуживающего доверия человека, полного боевого духа, зависит от вашей точки зрения.

Это был первый подданный Его Королевского Величества, руководитель совещания по обороне Содружества, сам премьер-министр Чурбул.

— Премьер-министр надеется, что боевые действия переместятся на Восточный фронт.

С измученными лицами все присутствующие повернулись к почетному месту. — Если бы! Тогда нам не придется страдать. — Все кричали про себя, и это было ясно.

Даже генерал Хаберграм сочувствовал им.

— Если понадобится, я заключу союз с самим дьяволом, но что такого ужасного в том, чтобы говорить о чем я думаю? Я был бы рад, если бы эти два дьявола поссорились между собой. — Премьер-министр Чурбул говорил смело, но без претензий.

В этом была его сила.

Хотя он был сумасшедшим военным психом, он был упрямо против Империи. Или он был экспансионистским поджигателем войны, который с гордостью нес упрямые империалистические принципы Содружества. Его называли по-разному, но в любом случае в политических кругах Содружества о Чурбуле говорили именно так.

Его даже принято было называть бульдогом.

— Значит, вы очень набожны.

— Ах, наконец-то готовы прогибаться?

Будут ли они странными любовниками, или он набожный человек, но терпимый к ереси? По-видимому, даже окольные гадости, произносимые в виде шуток, не могли пробить его толстую кожу.

— Не стоит меня так хвалить, джентльмены. И хватит болтовни. Нам нужно время и силы, чтобы защитить нашу Родину.

Если вы позволите неприятностям просто пройти мимо вас, это не будет иметь большого эффекта. Просто удивительно, что у этого человека стальное сердце.

— Очень хорошо. Я доложу о нашем текущем состоянии.

Представитель министерства авиации, казалось, испытал некоторое головокружение, перед тем как встать, и продолжить читать краткий обзор их боевой обстановки.

Столкновения с атакующим имперским воздушным флотом и магическими подразделениями были более масштабными, чем можно было себе представить.

— Уже произошло несколько крупных воздушных сражений, но Королевскому воздушному флоту удалось сохранить превосходство в воздухе.

Перехват боев с противником в южной части материка был само определение интенсивного. Большинство врагов прибыли с авиабаз в бывшей Республике. — Как иронично, что падение Республики должно было вернуться и насолить нам.

Тем не менее, обнадеживало то, что их воздушный экран все еще функционировал. Как раз в тот момент, когда генерал Хаберграм собирался сбросить груз с плеч, думая, что может расслабиться…

Прервал его человек, который, казалось, страдал от боли в животе — глава министерства авиации, генеральный инспектор воздушного флота.

— Как генеральный инспектор, позвольте мне добавить одну вещь. В настоящее время мы ускоренно истощаем наши сбережения. Разориться — вопрос не “если”, а ”когда”.

— А если конкретнее?

— Мы наблюдаем быстрый рост истощения самолетов, личного состава флота, а также сил поддержки и помощи магам. Мы спешим заполнить пробелы добровольческими отрядами беженцев и студентов-добровольцев, но…

Потеря ветеранов, и их замена неопытными войсками — это была точно такая же дилемма, с которой генерал Хаберграм столкнулся в разведке.

Как только он осознал ситуацию, то не смог сдержать шока.

Авиационные подразделения получают преференции, и у них все еще есть проблемы? — Когда он увидел график потерь на доске, его глаза широко распахнулись.

У них было около двух тысяч воздушных войск. Они уже потеряли более двухсот пилотов. Кроме раненых, почти половина из них покинула фронт. Во многих случаях было неясно, смогут ли они вернуться.

Тем не менее, они прилагали усилия, чтобы сохранить свою боевую силу. Министерство авиации сумело пополнить личный состав, ушедший с фронта, молодыми людьми, похищенными из разведки Хаберграма.

Но, все, что у них было — подсчет людей. Было бы невозможно ожидать боеспособности пилотов. Завершившие свою подготовку до начала войны, и те, кто получил срочное образование, разница колоссальная .

— Простите, разрешите мне сказать? Это бои за защиту воздушного пространства над материком. Любой, кто получает удар, должен быть в состоянии приземлиться, а затем снова подняться. Не кажется ли вам этот уровень потерь немного странным?

Ответ на этот вопрос был еще одним поводом для головной боли.

— Есть две проблемы.

— Объясните.

— Во-первых, даже если их сбивают, пилоты не хотят использовать свои парашюты…

— Почему?

— На днях приземлилось несколько имперских воздушных магов. Вы это помните?

— Верно — специальное подразделение, которое прибыло, чтобы спасти некоторых заключенных или что-то в этом роде, я полагаю?

Большинство людей, присутствовавших на собрании, не знали об этом, но генерал Хаберграм и некоторые другие знали, что монстры, которые провели рейд, были 203-м воздушным магическим батальоном.

Они были подразделением, подчинявшимся непосредственно Генеральному штабу имперской армии.

Зачем им посылать такое ценное подразделение на спасательную операцию? И почему такой козырь, идентифицированный как принадлежащий Генеральному штабу, развернут на Западном фронте вообще, даже для воздушного магического боя?

Какое-то время различные агентства Содружества обсуждали вопрос, но теперь они знали ответ.

— Полиция вступила в бой с вражескими солдатами, которые спустились вниз. Эта информация передавалась по кругу и превращалась в слух о том, что вражеские солдаты спустились вниз. Затем неоднократно сообщалось, что они были одеты в нашу форму, и теперь ошибочные атаки на наших собственных катапультировавшихся пилотов не прекращаются.

В военное время сплетни распространяются, как микробы.

Так почему же слух о том, что на гражданскую полицию напал имперский спецназ, не распространился?

К тому времени, как они поняли это, слухи распространились, как лесной пожар, и пабы вокруг города были полны ими.

Так что все могли просто видеть это: вражеские солдаты сыплются с неба дождем.

Значение прецедента, запечатленного в сознании граждан, было ужасным, но армия Содружества не осознавала этого, пока не стало слишком поздно.

— Кроме того, с тех пор, как добровольный пилот прыгнул с парашютом и был атакован и убит из-за языковых проблем, пилоты все говорят, что если они будут сбиты, то скорее умрут в небе…

— Постарайся исправить ситуацию. Срочно! Почему вообще мы среагировали с таким опозданием.

Трагедия, которая вызвала вздохи у всех присутствующих.

Беженец, который добровольно вызвался сражаться за Содружество, был атакован гражданским лицом в патриотическом безумии, как только он приземлился на землю Содружества.

Даже выпускники государственных школ были избиты в тот момент, когда они приземлились, и были бы в опасности, если бы они не предоставили идентификацию. Они не могли рассчитывать на повышение боевого духа пилотов, если бы подобные истории ходили повсюду.

К тому времени, когда они обнаружили пилотов, умирающих в своих самолетах, было уже слишком поздно.Такой грязный ход, что генерал Хаберграм почувствовал себя обманутым.

— Так в чем же еще проблема?

Премьер-министр нажал на кнопку, и Хаберграм догадался, каков будет ответ.

— Нам не хватает ремонтных войск и другого закулисного персонала. Производственные мощности увеличились вместе с быстрым расширением наших авиационных подразделений, но существует слишком много типов самолетов, и ремонтные бригады не были расширены, чтобы идти в ногу со временем.

Представители министерства авиации один за другим протестовали против суровой действительности. Жалкие трудности, с которыми столкнулись Королевские ВВС, были невероятно тяжелыми.

— В результате будет трудно избежать снижения темпов нашей работы…

— Мы также получили обратную связь от авиационных подразделений. Они говорят, что в последнее время у них слишком много проблем с двигателями. Когда они смотрят беспристрастным взглядом, есть проблемы с обслуживанием, да, но основная проблема — плохое производство.

— Ничего не поделаешь. Мы из кожи лезем, чтобы расширить производственные линии. Мы почти подошли к моменту, когда нам придется начать использовать мобилизованных работников с небольшим опытом работы…

Обычно любые жаркие дебаты между чиновниками включали в себя неопределенную игру обвинений. Но это ворчание с безжизненными голосами и граничащими с беспечными взглядами, которые говорили — это не вина моей дивизии.

Это можно было назвать только кризисом низких стандартов.

Когда он взглянул на почетное место, премьер-министр вздохнул.

— Давайте предположим, что наши заморские колонии — друзья. Так вот, у нас много друзей. А как насчет того дьявола, с которым мы только что заключили сделку? Как много они сделают для нас?

— Я думаю, что бой будет очень тяжелый. Служащий, которого мы послали, говорит, что из-за предыдущих политических проблем структура армии Федерации намного слабее, чем ожидалось.

— Уверен, что они не могут быть такими же плохими, как Дакия.

— Думаю, нет.

Представитель военного министерства ответил, что они не так уж и разочаровывают, но весьма туманно.

Ну, конечно, он был расплывчатым.

Сам Хаберграм докладывал Военному министерству о положении дел в Федерации. Результаты обследования, проведенного по просьбе армии, были ужасны. Даже оптимистическая или, возможно, “чрезвычайно оптимистичная” оценка говорит о том, что более половины их офицеров не имели опыта. Высшие чины генералитета полностью развалились из-за многолетних чисток.

Персонал был в полной растерянности.

Воздушные и магические отряды, игравшие столь важную роль в современном бою, полностью развалились из-за классовой борьбы или чего-то подобного.

Хотя их спешно собирали заново, все их снаряжение было ужасно старым.

Что касается вооружения сухопутных войск и артиллерии, то они держались на должном уровне, но, поскольку донесения за донесениями говорили, что сухопутные войска безнадежно сотрудничают друг с другом, ситуация была мрачной.

Даже если он не был таким жалким, как Княжество Дакии, Хаберграм имел полное представление о том, как плохо обстоят дела в армии Федерации.

— Но от тяжелого боя никуда не деться. В конце концов, они не в состоянии использовать свое численное превосходство…

— Какая потеря времени.

— Даже если так, они принимают на себя основную тяжесть имперских сил.

Указывалось, что Восточный фронт становится главным боевым полигоном.

Ну, Империя беспокоилась о своих военно-морских силах, а Содружество беспокоилось о своих сухопутных войсках... Федерация и Империя были связаны по суше, поэтому они столкнулись в огромной степени, в то время как Содружество и Империя продолжали вести воздушные бои над разделяющим их проливом.

Откровенно говоря, имперская армия делала упор на Восточном фронте.

— Если бы мы могли укрепить их, возможно, мы смогли бы снять часть давления воздушных боев.

— Но как именно?

Интерес премьер-министра Чурбула был задет, но в ответ на его вопрос армия дала ответ, который заставил бы страдать всех, кроме нее самой.

— А как насчет развертывания воздушного подразделения? Вдобавок к открытию северного маршрута, на который надеется Федерация, мы могли бы создать объединенный отряд защиты транспортного маршрута.

— Флот решительно выступает против предложения армии.

— Военно-воздушные силы тоже. Неужели вы не понимаете, в каком положении находится наша оборона на материке?

Неудивительно; для той стороны, которая получала совет, он, должно быть, был неприятен.

Это слово ясно указывало на то, что они не отступят. Какое отношение со стороны военно-морского флота и военно-воздушных сил, когда они смотрят на армию!

— Прошу прощения, но могу я спросить, почему?

В ответ на вопрос разочарованного армейского представителя они оставили его в покое.

— Как вам, несомненно, известно в армии, создание единой цепочки командования часто приводит к неприятностям. Нам не нужно из кожи вон лезть, чтобы работать сообща — плевались высшие чины флота, как будто это была идея совместного плана, с которой они не соглашались.

Тем временем представитель ВВС молча достал бумажник и перевернул его. Его выступление, когда он постучал по нижней стороне, показало, что ни один жалкий Пенс не выпадет.

Смысл обоих их действий был ясен.

— Неужели так трудно сотрудничать с Федерацией? — Вмешался премьер-министр Чурбул, не в силах просто стоять в стороне.

— У наших ВВС нет средств для такого предприятия.

— С точки зрения военно-морского флота, наши доктрины и структуры слишком различны. Офицеры, служащие там, и офицеры связи говорят, что в настоящее время лучше просто поддерживать некоторую степень контакта.

Военно-воздушным силам некого было послать.

Военно-морской флот, возможно, и сумел бы сколотить целое подразделение, но он не собирался этого делать. И неудивительно, учитывая, что флот Федерации даже не был готов к операциям в прибрежной  воде. Мысль о том, чтобы отказаться от своей основной обязанности по обороне материка ради миссии снабжения в воздушном пространстве под контролем противника, не волновала их.

— Все просто не пойдет по-нашему, да? кто-то пробормотал что-то невнятное, и все взялись за сигары, стараясь не обращать внимания на неловкое молчание. Давая комнате в ее пурпурной дымке прогноз погоды, она была постоянно затянута облаками, как небо Содружества осенью.

Они не могли не чувствовать себя мрачными.

— И что же? Как насчет наших дорогих колонистов? Готовы ли они послать нам что-то помимо добровольных сил?

— Определенно нет. Общественное мнение категорически против вступления в войну.

В конференц-зале раздался не один раздраженный щелчок языком. Это было так же, как те гордые люди Содружества неохотно искали помощи…

Если публика бушевала против предоставления поддержки, прикусить сигару было недостаточно, чтобы помочь им вынести это…

— Может ли Империя вмешиваться в их мнение?

— Генерал Хаберграм, ваш ответ?

На вопрос ведущего все взгляды устремились на него. Все хотели знать ответ. — Значит, ситуация такова, что они отбрасывают свою официальную незаинтересованность? Должно быть, они действительно многого ждут от колонистов.

К сожалению, у Хаберграма были для них только плохие новости.

— Честно говоря, влияние Империи недостаточно велико, чтобы считаться значительным.

Косвенный способ выразить ответ.

Поскольку у него не было четких доказательств, это было отчасти предположением, но не было даже никаких признаков того, что маневры общественного мнения в Империи имели единую политику.

Едва, возможно. Только люди в посольствах, как это обычно бывает на дипломатических аванпостах, вели борьбу за гласность в нейтральных странах. И это действительно сводилось к индивидуальному мастерству.

У него не было ощущения, что идет организованная пропагандистская кампания.

— Их местный эквивалент Министерства иностранных дел Империи действует. В этом смысле мы не можем сказать, что Федерация вообще не вмешивается, но их усилия не могут иметь большого значения.

— Но почему? Тайные разведывательные операции не являются чем-то неслыханным. Они очень хитрые. Разве Империя не могла все время влиять на общественное мнение?

— Попытка на 100 процентов отрицать потребовала бы доказательств дьявола. Но, пожалуйста, вспомните традиционную позицию Империи по отношению к иностранным партиям. Это не та нация, которая придает огромное значение общественному мнению. Люди на Земле, вероятно, те, кто принимает решения.

Раздалось “тьфу” — несколько присутствующих, должно быть, напряглись при упоминании о том, как ужасно Империя вела себя в дипломатии.

Зарождающаяся военная мощь была продуктом современной эпохи, совершившей новаторские достижения во многих сферах-технологической, производственной, экономической, военной и так далее.

Но по какой-то причине, а может быть, именно по этой, Империя была неспособна понять тонкости дипломатии.

— Мировоззрение имперского правительства — чистый идеализм. Мы говорим о людях, которые верят, что разум правит миром. Я бы не удивился, если бы они списали участие Единых Штатов в войне на то, что не могли понять выгоды от этого.

Самонадеянность думать, что — мир должен быть именно таким вот — почему крупные развивающиеся страны, которые еще не потерпели неудачи, так часто делают неверные шаги.

Но независимо от того, как чувствовали себя власти в Единых Штатах, общественное мнение действительно отрицательно относилось к вмешательству. В этом смысле вполне естественно, что Империя ослабила свою бдительность. Величайшим союзником имперского правительства была воля народа.

— Значит, этот негатив — воля народа?

— Да, Господин Премьер-Министр. К сожалению, жители Единых Штатов хотят держаться подальше от войны.

Он говорил бесстрастно.

Давать плохие новости эмоционально было неприятно. Любые огорчительные новости следует сообщать как можно более объективно.

— Как невероятно неудобно. Мне бы очень хотелось втянуть их в это дело…

— Думаю, для этого нам понадобится некоторое время. Министерство иностранных дел и Министерство средств массовой информации в настоящее время разрабатывают план пропаганды военного времени. Мы стремимся поразить интеллигенцию, независимо от того, левая она или правая.

— Я надеюсь, что союз с этими дьяволами принесет нам какую-то пользу.

Думали ли они о плюсах и минусах принятия коммунистов в союзники? Несколько человек кивнули с неопределенными комментариями, которые донесли до всех, насколько проблематичным был коммунизм.

Но как много они на самом деле понимают? — Генералу Хаберграму ничего не оставалось, как критически пожать плечами. Настоящая проблема коммунистов заключалась в их способности размножаться и проникать. Они просачивались, как пехотинцы, через какую-нибудь дыру, и не успеешь оглянуться, как их уже будет целое гнездо.

Ну что ж — тут Хаберграм горько усмехнулся — мы можем беспокоиться обо всем этом после того, как выиграем войну...

— Во всяком случае, у нас сейчас много проблем. Мы должны выиграть время. И к тому же я не хочу истощать наши боевые силы.

— Тогда, возможно, северный маршрут, о котором мы говорили раньше, все-таки хорошая идея

Премьер-министр и посредник вернули план к строительству линии снабжения Федерации. Учитывая, насколько эффективны морские пути для транспортировки, идея была неплохая. Но, с оговоркой, что наземные, морские и воздушные силы должны были выбрать людей, чтобы сделать это.

— Господин Премьер-Министр, как мы уже сказали…

— Подожди. — Чурбул поднял руку, чтобы успокоить представителя флота, и сделал предложение спокойным, информированным тоном. — Я понимаю, что мы находимся в чрезвычайно трудной ситуации, когда нам приходится туго на кораблях. И именно поэтому… Я хочу предложить добавить гражданские суда к конвоям.

Гражданские суда? Предложение, от которого все невольно склонили головы набок. План был явно опасен. Страховые компании определенно откажутся от контрактов.

Трудно было представить себе, что какие-либо корабли, кроме тех, которые они уже реквизировали, направятся по северному маршруту. По крайней мере, не обычные…

— Позвольте мне уточнить один момент. — Один из сотрудников Министерства иностранных дел, до сих пор хранивший молчание, тихо произнес. С командованием специализацией Содружества, тройной дипломатией, его ум был самым точным определением остроты. — Сюда входят корабли из нейтральных стран?

Вопрос казался неприметным, но его значение было очень важным. Если они добавят в конвой корабли нейтральной национальности... не может ли произойти “серьезный инцидент?”

Вот почему все ждали ответа премьер-министра Чурбула, затаив дыхание. — Неужели он хочет, чтобы произошел такой случай?

— Ну, все, что я могу сказать, то, что в долгосрочной перспективе это вполне возможно. Конечно, вначале я намерен продвигаться вперед на наших собственных лодках. Но возможно, транспорт станет редким. Мне просто трудно ответить на гипотетический вопрос.

— Ха-ха-ха. Да, как скажете, сэр.

Его ответ был двусмысленным.

Он не отрицал, но и не утверждал. И все же те, кто знал обычаи Уайтхолла, понимали то, что не было сказано.

Поскольку он не отрицал этого, премьер-министр определенно сделал бы это, если бы возникла такая необходимость.

— Джентльмены, дайте мне этот злой смех. Это не школьный зал. Давайте вести эту войну серьезно.

Премьер-министр со своими косвенными замечаниями, должно быть, решил добиваться государственного переворота до последнего. Поэтому никто не удивился тому, что он сказал дальше.

— А теперь давайте рассмотрим нашу политику. Мы оставим воздушные бои на Западе только для перехватов. Если мы это сделаем, то некоторе количество имперских солдат может отправиться на Восточный фронт, верно? Между тем, наша главная цель будет состоять в том, чтобы заставить колонистов присоединиться к нашей стороне.

— Если мы будем тянуть слишком долго, Федерация может не выдержать.

— Мы разберемся, когда придет время. В идеале, они нокаутируют друг друга. Конечно, хуже всего было бы, если бы Империя выжила. Поэтому я хочу измотать их обоих.

Премьер-министр слегка усмехнулся; эти комментарии, должно быть, были его настоящими мыслями по вопросу.

И все же большинство присутствующих, вероятно, безоговорочно поддержат его. Если прольется кровь, лучше пусть это сделает молодежь какой-нибудь другой страны, чем их собственная.

Прежде всего, для Содружества было бы совершенно фантастично, если бы раздражающая Империя и столь же раздражающие коммунисты уничтожили друг друга.

— У меня есть одно предложение. В знак дружбы с Федерацией давайте выделим добровольческое подразделение Единых Штатов и несколько морских магов для охраны Северного маршрута…

— Какое добровольческое подразделение Вы имеете в виду?

— Они из Союза Антанты. Я думаю, что как в военном, так и в политическом плане, а также с точки зрения пропаганды, отправка некоторых подразделений была бы разумной.

Министерство иностранных дел до этого момента вело себя довольно тихо, но их объяснение придавало вес пропагандистской войне. Откровенно говоря, это было предложение, которое полностью игнорировало военную практичность.

— А что думает флот?

— Мы против.

— Против?

— Цель прекрасная. И дело не в том, что я не понимаю цели. Если говорить прямо, то нам не хватает этого самого критического метода.

Это была не та операция, ради которой оперативники с радостью рисковали бы жизнью. С хмурыми лицами, которые носили представители флота, было впечатляюще, что они приняли цель как действительную вообще.

— Вы хотите сказать, что мы не можем послать войска для охраны маршрута?

— У нас и так заметно не хватает кораблей сопровождения. Если нас попросят еще раз отступить, наши усилия по сопровождению на море могут потерпеть неудачу.

— Что?

Даже под строгим взглядом и тоном премьер-министра Чурбула ответ военно-морского флота не изменился.

Это никак не могло измениться.

— Господин премьер-министр, я уверен, что вы помните, как было в те дни, когда вы были Первым Лордом Адмиралтейства…

— Если это то, о чем ты говоришь, то я помню, что можно было захватить достаточно разрушителей.

— Ответа флота — нет. Общее количество эсминцев уже с трудом выдерживает повышенную скорость истощения, и если основной флот не имеет эскорта, то…

— Именно. Это может помешать флоту или борьбе с подводными лодками.

— Есть одна вещь, о которой я хотел бы спросить. Имперские субмарины уже пробираются туда, но что делают наши — дремлют?..

— При всем уважении, есть разница между Империей, континентальным государством, и нами, морским государством! Пожалуйста, примите во внимание тот факт, что мы зависим от морских торговых путей и Империя уже отрезана от них!

— Если ты так много понимаешь, то должен знать, насколько ненадежны наши торговые пути, верно?

Представитель видел, к чему клонится разговор, но премьер-министр Чурбул не дал ему времени скрыть свою ошибку.

— Чтобы защитить такой важный торговый путь, нам нужны эсминцы. Пока мы не сможем производить их массово, забирайте их из флота. Используйте морских магов, чтобы помочь в борьбе с подводными лодками.

Атмосфера была наполнена волей, исходящей от всего тела премьер-министра. На мгновение флотские офицеры были почти поглощены им, но затем все они подняли свои голоса, чтобы возразить.

— Господин Премьер-Министр! Что угодно, только не это!

— Пожалуйста, подумайте еще раз! Эсминцы флота — элитные истребители в решающих сражениях флота! Если вы бросите их в битву на истощение, мы никогда не сможем уничтожить вражеский флот!

Это были голоса людей, знавших море. Но они, казалось, забыли, где находятся.

— Заткнулись!

Один крик.

Спор разрешился слишком легко в тот момент, когда премьер-министр рявкнул на моряков, но те не ответили.

— Содружество не может продержаться и дня без морских торговых путей!

Такова была судьба морской нации. Они должны были пересечь воду, чтобы выжить. Все, что требовалось для их существования как государства, находилось в чужих землях.

Если они чего-то хотели, им оставалось только перенести это через море.

Независимо от того, были ли они за или против этого, Содружество не могло существовать отдельно от моря.

— Разве не для этого существует флот? Если это не так, то мы можем позволить нашим морским дамбам сгнить! Посмотри, какой он сильный! Какой враг осмелится бросить нам вызов? Какое мне дело до решающей битвы флота, которая может никогда не состояться?! Выжить завтра! Это наш приоритет!..

— Понятно.

Не было никого, кто не мог бы посочувствовать позору поклонившихся морских владык.

Подчиненные будут проклинать их. Северные моря были бурными. Конечно, никто не был бы счастлив, если бы их подразделение разбили и отправили в такое место. Их сердца, вероятно, останутся устремленными к решающей битве флота.

Но как только главная цель была решена, государство должно было без промедления осуществить свой большой план.

— Мы можем двигаться дальше? В таких условиях, сколько сил флот может направить на северный маршрут? Имейте в виду, что мы должны ожидать некоторых потерь.

— Если мы пошлем группу высокоскоростных транспортных кораблей, то сможем ограничить время пребывания в опасных водах. И я думаю, что флот Метрополии может предоставить высокоскоростные эсминцы для их сопровождения.

— Я хочу, чтобы эти транспортные корабли могли двигаться со скоростью не менее восемнадцати узлов.

— Невозможно!

— Вы знаете, как скорость истощения в прибрежных водах?

— Вы хотите сказать, что мы должны попытаться прорваться через контролируемые врагом воды с неповоротливым конвоем?!

Они обсуждали, как это сделать. Вопрос о том, возможно ли это, больше не обсуждался.

— Разве не для этого существует эскорт?

— В наших прибрежных водах предполагается, что наш флот находится поблизости! Если мы пересекаем территорию, где действует имперский флот открытого моря, это совсем другая история!

Если конвой не будет достаточно быстр, чтобы обогнать врага, они могут быть захвачены надводным кораблем. Голоса, убеждавшие, что риск слишком велик, настойчиво указывали на проблемы.

— В любом случае есть риск попасть в плен к самолетам или магам, так что не будет ли более медленный, но более крупный конвой с большей защитой иметь больше шансов на успех?

— Медленные конвои — те, которые поддерживают потребности нашей страны в снабжении, вы же знаете!

— Подождите, подождите, подождите!..

Даже если дискуссия немного отклонилась от темы…

Содружество приняло решение об открытии северного маршрута.

В таком случае... — Генерал Хаберграм погрузился в свои мысли. — Конечно, план не плохой. Но не слишком ли он удобен для Федерации?

На первый взгляд казалось, что план преследует интересы Содружества.

— Джентльмены, можно считать, что мы уже выслушали мнения всех присутствующих?

Все утвердительно кивнули... И, наверное, были рады, что у них нет возражений. Единодушие было предвестником единства.

Это была хорошая новость, которая заставила даже такого посетителя, как генерал Хаберграм, улыбнуться тому, насколько блестящими были перспективы. Ему хотелось думать, что все идет в хорошем направлении. Именно поэтому он не мог смириться с тем, что возглавляет разведывательное управление, вынужденный терпеть такие постоянные лишения.

— Мы, по крайней мере, договорились, что отправим эскорт отряда морских магов на северный маршрут вместе с добровольческими войсками Единых Штатов. Так что единственное препятствие — корабли. А теперь... — премьер-министр Чурбулл молча попыхивал сигарой и ждал продолжения, пока терпение всех присутствующих не иссякнет. — У меня есть идея насчет одного судна.

— Хм.

Идея о том, где раздобыть несколько кораблей, была бы вполне понятна. Возможно, в этом случае он заранее поговорил бы с кем-то, кто отвечал за расписание перевозок. Но ... один корабль?

Тем не менее, это был премьер-министр. Все вежливо подавили свои сомнения и ждали продолжения. — Оу. — Генерал Хаберграм пересмотрел свою оценку.

Представители военно-морского флота побледнели; похоже, они догадывались, что у него на уме.

— Мы можем упаковать его до отказа, и в качестве бонуса ему даже не понадобится эскорт. Так ведь? — он обратился к флоту, и они уже запаниковали.

— П-п-пожалуйста, подождите, господин премьер-министр!

“Не этот. Любой другой, но только не этот!

Можно сказать, это было настоящее зрелище -  видеть, как морские офицеры, которые обычно гордились тем, что они всегда на высоте, буквально пенятся от волнения.

А их отчаяние почему-то только смешило их комичное раздражение.

— К такому выводу я пришел, принимая во внимание нехватку судов сопровождения, на которые вы жаловались.

— Но этот, этот корабль...

— Мы используем лайнер Королева Анжуйская*. Убедитесь, что перенаправили его для командования флота.

Хаберграм вспомнил это имя.

Самый большой океанский лайнер Содружества.

Другими словами, самый большой в мире грузопассажирский корабль. И если он правильно помнил, самый быстрый грузопассажирский корабль. До войны он знал его как самый быстрый роскошный пассажирский корабль в эксплуатации.

Он слышал, что его реквизировали, но... — Я понял. Судя по тому, как расстроился флот, судно должно быть, даже лучше, чем говорят слухи.

— Но!

— Выберите лучших морских магов для эскорта. Не дайте ему утонуть!

После того, как один из них пробормотал “о нет”, моряки замолчали и только укоризненно уставились на армейцев, которые вдруг занялись своими сигарами и стали смотреть в потолок, где было безопасно.

Офицеры ВВС, казалось, были полны решимости пережить этот момент с каменными лицами. Стремясь не впутываться в это дело, они погрузились в чрезвычайно узкоспециализированную техническую дискуссию о самолетных двигателях.

Члены Министерства иностранных дел и другие правительственные чиновники выглядели как всегда, как будто все это не имело к ним никакого отношения.

В такой опасной зоне не стоит задерживаться. Если я случайно задержусь слишком надолго, шансы, что я попаду в какую-нибудь ненужную неприятность, резко возрастут. Мой лучший выбор — уйти сейчас... — Но как только, генерал Хаберграм решил уйти…

Он услышал голос молодого чиновника, который подзывал его.

Когда он последовал за голосом, он увидел того, кто еще несколько минут назад был занят яростным обменом мнениями с военно—морским флотом, или, скорее, насмехался над ними — самого премьер-министра Чурбулла.

С широкой улыбкой на лице премьер-министр дружески хлопнул его по плечу. Большинство людей сочли бы это честью.

Таково было блаженство неведения.

— Извините за задержку, Мистер Хаберграм. Прошу прощения за неожиданное приглашение, но я был бы счастлив присоединиться к вам за чаем завтра в три часа. Если вы не возражаете, я был бы признателен, если бы вы приехали в резиденцию премьер-министра примерно в это же время…

— С превеликим удовольствием, сэр.

Приглашение премьер-министра было фактически приказом. Если у него не запланировано чаепитие с королем, он должен быть с премьер-министром Чурбулом в три часа следующего дня.

— Отлично. А потом я попрошу дворецкого приготовить ужин. Что-то легкое вас устроит?

— Да, благодарю Вас, господин премьер-министр.”

 

 

В ОПРЕДЕЛЕННЫЙ ДЕНЬ. СТОЛИЦА СОДРУЖЕСТВА, ЛОНДИНИУМ. РЕЗИДЕНЦИЯ ПРЕМЬЕР-МИНИСТРА.

На следующий день генерал-майор Хаберграм явился в назначенный час в резиденцию премьер-министра.

По пути он разглядывал унылое небо над головой. Скудный солнечный свет был нормальным. Не было ничего необычного в том, что солнце не выглядывало из осеннего неба.

Он вырос в этом климате с самого рождения. Он не мог жаловаться. Иногда ему хотелось съездить к внутреннему морю и насладиться пляжным отдыхом, но сейчас было военное время.

Общество и пляжи подождут окончания войны. Он практически привык к скучным военным вещам и к тому, что мир окрашен в бежевый цвет.

Конечно, даже трехчасовое чаепитие не могло избежать бедствий войны. Рядом с особняком премьер-министра находились позиции зенитной артиллерии, освещенные воздушным боем, и несколько блиндажей; тут и там солдаты пили чай на своих постах.

По сравнению с принципом, который заключался в том, чтобы не торопиться, расслабиться и поболтать, не было ничего печальнее.

Когда его подвели — “пожалуйста, прошу пройти вот сюда” — к столику в углу резиденции премьер-министра, ведра, расставленные тут и там на случай пожара, напомнили ему, что они воюют.

— А вот и ты. Садись.

Премьер-министр предложил ему стул, и дворецкий ушел готовить чай. До войны Хаберграму и в голову не могло прийти, что он будет сидеть за одним столом с премьер-министром Чурбулом.

Хотя он был польщен такой возможностью, она не принесла ему радости. Он чувствовал себя ужасно, потому что знал, что это значит, что его отечество в беде.

Например, люди вокруг него. Обслуживающий персонал, с их четкими движениями, которые практически воплощали дисциплину, были профессионалами, но многие из них были довольно старыми. Даже самому молодому было за пятьдесят.

Неудивительно, учитывая, что армия захватила большинство молодых людей. В какой-то момент все, что они считали само собой разумеющимся, стало прошлым. Осознанное наблюдение за течением времени всегда вызывало у него меланхолию.

То, что униформа людей, принесших чайные принадлежности, была столь же безупречна, как и раньше, на самом деле угнетало.

— Прошу прощения, но поскольку мы находимся в состоянии войны…

Чай был подан с намеком, что это все, что они могли сделать. Хаберграм уже собирался принять замечание за чистую монету, как вдруг не поверил своим глазам.

Отблеск серебра, отполированного до неестественной красоты.

Серебро так легко тускнеет — неужели его вообще можно так хорошо отполировать? Учитывая, насколько скудной была рабочая сила, он не был уверен, должен ли он быть впечатлен или отвращен.

Так чай с фарфором и серебром, как в старые добрые времена? В военное время, в резиденции премьер-министра, когда он и его люди находятся под давлением руководства войной?

— Мой дворецкий слишком разборчив. Чай довольно хороший.

— Учитывая обстоятельства распределения в военное время, я бы сказал, что это удивительно хорошо.

Ассамский чай, который ему предложили выпить, был неплох даже по меркам мирного времени. Учитывая торговые рейды, с которыми они столкнулись в настоящее время, можно сказать, что это было неожиданно восхитительно.

— Я уверен, что идеал моего дворецкого — подавать только то, что соответствует его качеству. Конечно, я не в восторге, когда мы не можем получить хороший материал и вынуждены делать замены.

Тонкий вкус, любовь к традициям и эта невозмутимая манера держаться. Даже если он выставлял себя храбрым фронтом, то, что он демонстрировал традиционное отношение Содружества, было действительно обнадеживающим.

— Я не могу отрицать, что у нас в правительстве есть серьезная работа, когда речь заходит об продуктах-заменителях. Задержка чая неожиданно серьезна. Нельзя воевать без чая. Премьер-министр рассмеялся, и генерал Хаберграм поймал себя на том, что криво улыбается.

Конечно, о войне без чая не могло быть и речи. Любой, кто столкнется с такой ужасной удачей, наверняка найдет ее где-нибудь. Хороший пример — офицеры разведки, посланные на южный континент. Несмотря на то, что их отправили в пустыню, они, по-видимому, так или иначе умудрялись получать свой чай.

Или, говоря иначе, они смогли найти чай в пустыне. Может быть, у них был талант выступать, даже если он работал с ними немного усерднее.

— Но я полагаю, что мы не можем тратить время на болтовню. Может, перейдем к делу? Все так, как вы слышали на заседании Комитета обороны Содружества.

Ах. — Хаберграм понял, что слишком расслабился. Он выпрямился и приготовился слушать.

Интересно, с какой целью его вызвал премьер-министр? Как ответственный за разведку, он действительно докладывал премьер-министру, но это был первый раз, когда его пригласили на чай с глазу на глаз.

— У нас ничего не хватает. От предметов первой необходимости, таких как чай, до эсминцев, других кораблей или даже надежных цивилизованных союзников на фронте войны.

Они действительно были вынуждены признать, что Содружество столкнулось с кризисом. И все потому, что они не смогли остановить разгром Республики на континенте. Они были вынуждены расплачиваться за свое вмешательство слишком поздно, столкнувшись с могущественной Империей без своего союзника.

— Таково истинное положение вещей здесь, в Содружестве. Хотя все стало немного лучше, чем тогда, когда я сказал в парламенте, что это были их лучшие времена и наши худшие времена…

— Если дела пошли на лад и вы все еще так расстроены, сэр…

— Именно.

Чурбул предложил ему портсигар и сказал, чтобы он взял одну. — Он все еще любит курить. — Хаберграм криво усмехнулся, но сам не возражал.

Когда он с благодарностью принял ее, то увидел, что она, как всегда, высшего качества. — Так что даже в наше неспокойное время сигары всегда найдутся, если знать, где искать.

Но даже когда он курил, вопрос оставался открытым. — Зачем меня вызвали? — Он не мог не удивляться, наслаждаясь прекрасной сигарой.

Тема прыгала вокруг да около, но прошло много времени, и он начал чувствовать, что путь ужасно окольный, чтобы перейти к делу. Вот тогда-то все и случилось.

— Мистер Хаберграм, я буду с вами откровенен. Я не хочу сожалеть о сделке с коммунистами.

— Понимаю, сэр.

Его интуиция откликнулась на неожиданное замечание Премьер-Министра Чурбула. — Так это про коммунистов!

Он почувствовал, что у него пересохло в горле, но когда потянулся за чашкой и отхлебнул ассамского чая, то не почувствовал его вкуса.

— Есть ли какой-нибудь прогресс в поисках крота, терзающего разум?

— Прошу прощения, но расследование все еще продолжается, мы его не опознали. Поскольку в последнее время, похоже, ничего не просочилось, вполне возможно, что крот был одним из офицеров, взятых взаймы у армии или флота. — Сам Хаберграм сомневался в этом, но продолжал: — хитрость в том, что мы не можем исключить, что он превратился в спящего. Все, что мы можем сделать — продолжать управлять нашей разведкой наилучшим образом.

Он тщательно проверил своих подчиненных. Конечно, он не был заинтересован в том, чтобы подозревать своих друзей, но он знал, что это было необходимо, хотя и неприятно.

Все это он уже сделал.

Он был уверен, что очень скоро сможет опознать негодяя, но пока они не нашли ничего интересного.

Было высказано предположение, что, возможно, крот был одним из офицеров, взятых взаймы, но без доказательств. Это было похоже на принятие желаемого за действительное.

Для спящего, если его больше не заподозрят, это будет большой победой. Хаберграму и его людям не пристало вот так ослаблять бдительность, что делало испытание особенно тяжелым.

Поэтому, как глава разведки, генерал Хаберграм принес официальные извинения.

— В заключение, все, что я могу сделать,  еще раз извиниться. Дело в том, что мы все еще ведем расследование.

— Об этом…

— Да, Господин Премьер-Министр?

Я буду довольствоваться тем, что меня будут ругать. Даже если он суров со мной, я не в том положении, чтобы спорить. — Хаберграм собрался с духом.

— Есть вероятность, что это разведывательное управление Федерации.

Вот почему откровение было совершенно неожиданным.

Только благодаря долгим годам самоконтроля и дисциплины он не спросил сразу: “что?!” — Вывод, к которому едва успел прийти его мозг, намекал на правду, что крот был... — Погоди-ка, а почему премьер-министр об этом знает?..

— Что вы имеете в виду?

— Я уверен, вы знакомы с их комиссариатом внутренних дел? Вы, знаете о них больше, чем я, но, во всяком случае, они выступили с предложением прекратить всякую шпионскую деятельность друг против друга.

От неожиданности он лишился дара речи.

Должен ли я спросить? Или мне следует задуматься, почему? — Оба они казались подходящими и в то же время нет.

— Значит, вы действительно заключили сделку с дьяволом…

— Мы можем считать это сигналом. Во всяком случае! Их глава комиссариата внутренних дел Лория, как их представитель, сказал, что они хотят провести рабочую встречу на уровне обмена разведданными и совместной борьбы с Империей.

Понятно. — Это имеет смысл.

Честно говоря, сама мысль о том, что он, выходец из Содружества, сможет встретиться с людьми из разведки Федерации, была революцией Коперниковского масштаба.

Я был очень удивлен.

Это заставило его остро осознать парадоксальное изречение мира разведки — единственное, что несомненно, так это то, что ничто не является определенным.

— Официальное приглашение?

— Конечно. И он пришел с обещанием аннулировать все прошлые ордера на арест и обвинительные приговоры на заочных процессах для агентов разведки!

— Это... Вау.

Должен ли я сказать, что это обнадеживает? Будем ли мы дураками, если поверим в гарантии секретной полиции Коммунистической партии? Или мы должны быть ошеломлены их искренностью?

Выбор был настолько экстремальным.

— Мистер Хаберграм, в зависимости от того, как пойдут дела, я бы хотел, чтобы вы провели встречу.

— Понятно. Скажите только слово, и я возьму человека и немедленно уеду, сэр.

Колебаться было бессмысленно.

Если бы ему сказали уйти, он мог бы только пойти и сделать все, что в его силах.

— Отлично. Если вам подходит, как насчет использования лайнера Королевы Анжуйской? Мы все еще согласовываем точную дату с комиссариатом внутренних дел, но как только все будет устроено, мы планируем также неофициальный обмен кадрами.

— Было бы ложью, если бы я сказал, что мне не стыдно освободить кровавых предателей, предательских ублюдков и коммунистов, но... — продолжал Хаберграм.

На его лице было выражение, отличное от жесткой, почти нечеловеческой маски, которую он носил до сих пор. Там, в мире, люди, без сомнения, описали бы как облегчение, принятие или, возможно, радость.

— Я не могу жаловаться, если мы сможем вернуть наших людей от коммунистических убийц.

Его коллеги, столь достойные уважения. После того как их посадили в тюрьму, никаких новостей не было. Разведывательное управление Содружества не питало иллюзий относительно того, насколько благородны коммунисты.

Прокоммунистически настроенные академики, казалось, не могли понять этого, но...Комиссариат внутренних дел был невероятно суров даже к своим собственным людям. Если бы он мог вернуть своих коллег, заключенных бандой садистов, живыми…

Этого было достаточно, чтобы даже верхушка разведывательного управления, бесстрастная по необходимости, ощутила желание улыбнуться. После зимы пришла весна. Если вы знали, что мирные дни вернутся после тяжелых времен, почему вы пренебрегли подготовкой к зиме?

— Было бы еще лучше, если бы мы могли предложить возвращающимся первоклассное жилье.

Он читал о судьбе захваченных разведчиков в отчетах. Именно это люди имели в виду, когда говорили: “хуже, чем ты можешь себе представить.”

Поскольку они были полны сверхсекретной информации, отчеты не могли быть обнародованы. Но если было возможно, то абсурдные споры о том, насколько жестокими могут быть люди, были бы прекращены.

А каков же ответ? — Бесконечность.

Так какие же муки, какие страдания они перенесли? Даже мысль о судьбе своих коллег вызывала у него слезы на глазах.

— Конечно, мы захотим выпить побольше шампанского и вина. Нам может понадобиться пиво в бочке.

Шутка, чтобы скрыть неловкость. Лучше сверкнуть непобедимой улыбкой, чем плаксиво хныкать. Наверное, поэтому они и шутили.

— Ха-ха-ха, гостеприимство крепких напитков? Я бы сам попросил сигары, но выпивка тоже очень ценится. Извините за шутку — я полагаю, что номера первого класса невозможны.

Хаберграм прекрасно понимал, что флот испытывает нехватку кораблей. Ему даже не нужно было объяснять. Вот почему он покачал головой и извинился за то, что премьер-министр согласился с его глупостью.

— Королева Анжуйская полностью переоборудована в военно-транспортный корабль. Роскошные комнаты, вероятно, были убраны, чтобы освободить место для перевозки грузов и солдат.

— Ну, это должно быть лучше, чем концлагерь Федерации. Если бы комнаты были слишком роскошными, они бы умерли от шока, так что, думаю это правильно.

Напитки с их родины, сигары с их родины и их соотечественники. Даже символического жеста было достаточно.

Даже если они не могли выразить свои чувства словами, они скорбели и оплакивали своих погибших друзей и молча поднимали свои бокалы. Их дружба была достаточно крепкой, чтобы жесты передавали все, что им было нужно.

Хаберграм был склонен к сентиментальности в таких вещах, но на этот раз решил повременить.

— Позвольте мне вернуться к нашему предыдущему разговору. Что касается освобождения агентов, которых мы, ну, технически говоря, мое подразделение по борьбе со шпионажем, удерживаем…

Причина, по которой он перевел разговор на стоящую перед ним задачу, была проста.

Даже если она была у тебя в руке, победа не была твоей, пока ты ее не схватил.

Насколько лучше было посмеяться над излишней осторожностью после этого факта, чем наслаждаться недолговечным счастьем? Для офицеров разведки, особенно в Содружестве, которые пережили ряд ошибок, это было само собой разумеющимся.

— В принципе, я думаю, что их всех следует освободить. Мы можем подумать о том, чтобы спрятать некоторые из них. Правда, я хотел бы отправить несколько человек назад в качестве двойных агентов…

Отправка вражеских шпионов на родину в качестве двойных агентов была планом, о котором мечтал каждый, кто занимался шпионажем.

Но Хаберграм понял ситуацию, как только услышал, что премьер-министр Чурбул обиженно замолчал.

— Но нам строго-настрого запрещено создавать политические проблемы.

— Именно. Мы должны думать о долгосрочной перспективе.

Это была одна из раздражающих вещей в дипломатии и политике, вопрос о том, что допустимо с союзными странами. Даже если это была всего лишь формальность, поскольку Содружество и Федерация были на одной стороне, факт должен быть принят во внимание.

Эти две страны, возможно, и не были друзьями, но они были в одной лодке. Они только служили делу Антиимперии в хрупком равновесии. Можно смело сказать, что Содружество и Федерация питали друг к другу глубокое недоверие. Не слишком хорошая идея раздувать тлеющие подозрения.

И было понятно, что для этого потребуется некоторое самообладание. Более того, люди Федерации, вероятно, думали о том же самом.

Не было никакой возможности, чтобы они не допрашивали своих освобожденных агентов по возвращении.

— Понятно. Я позабочусь, чтобы мои подчиненные тоже были в курсе. Есть только одна проблема.

На данный момент, лучше воздержаться, но есть одна вещь, которую нужно подтвердить.

Это был чрезвычайно простой вопрос.

Его только что проинструктировали не посылать двойных агентов.

Так вот в чем была проблема.

— Есть несколько агентов, которые сотрудничают с нами уже некоторое время. Что же нам с ними делать?

Что им делать с теми кооператорами, которых они уже получили?

— Оставляю на ваше усмотрение. Просто держи нас подальше от неприятностей.

— Тогда как обычно. Понял, сэр.

Ему была предоставлена полная свобода действий, и он мог поступать с ними, как ему заблагорассудится.

— Спасибо за потрясающий чай. О, как вы думаете, когда мы сможем подняться на борт Королевы Анжуйской?

— Мы подумаем об этом после того, как он совершит два или три рейса туда и обратно.

— Понятно. Тогда прошу меня извинить, сэр.

 

 

СЕРЕДИНА СЕНТЯБРЯ, 1926 ГОД ПО ЕДИНОМУ КАЛЕНДАРЮ. МОСКВА. ВРЕМЕННОЕ МЕСТОНАХОЖДЕНИЕ КОМИССАРИАТА ВНУТРЕННИХ ДЕЛ.

В безжизненном кабинете Наркомата внутренних дел Комиссар Лория бесстрастно утверждал документы. У него было много работы, так как они были на войне.

Он был, несомненно, занят, но содержание работы отличалось от того, что было до начала войны.

Печать. Бумаги, на которых он ставил свою печать, были документами для освобождения.

— Товарищ комиссар, вы уверены?

— Вы имеете в виду обмен разведданными с Содружеством? Или о неофициальном обмене кадрами, который мы делаем одновременно?

Руки Коммунистической партии Федерации были номинально белыми, которые гордо пожимали руки людей.

Это была огромная ложь, но такова была их официальная линия поведения.

Логически говоря, тайная полиция и тому подобное не должны существовать в коммунистических государствах. Из этого следовало, что тайная полиция не может сдерживать агентов Содружества, проникших в Федерацию.

Если таковые имелись, они могли настаивать, что это была какая-то “ошибка".- Значит, он смог озвучить Содружество неофициально. Они обменялись бы пленными, чтобы “решить проблему, мучающую иммиграционные бюро обеих стран.”

В принципе, не было никакого признания в совершении правонарушения, просто мирное сообщение о том, что они хотят заключить сделку.

Реакция Содружества была весьма благоприятной. Переговоры шли гладко, и Лория, который все спланировал заранее, возлагал большие надежды на результат.

Если и были какие-то проблемы, так это идиоты перед ним.

— Если отбросить первое, то обмен пленными мог бы быть…

Лория презрительно взглянул на недовольного чиновника и настаивал на своем. “Слушать. Все, что мы говорим — то, что обе стороны допустили досадные ошибки.”

Официально они должны были сделать так, чтобы между ними никогда не было вражды.

До тех пор, пока это не было обнародовано, реальность должна была быть сведена к минимуму, рассматриваться как тривиальная вещь, на которую можно закрыть глаза, и все же…

— Н-но они же пленники!

— Товарищ, они не заключенные.

— Мы их поймали! — Как упрямы эти глупцы, помешанные на своих достижениях!

— Мы не брали пленных, и никто нас не брал. Смотри. — Он положил руку ему на плечо и заговорил необычно медленно, чтобы донести до его неразумной головы. — Иммиграционное бюро допустило ошибку. Мы оба добросовестно освобождаем людей, которые были временно задержаны по юридическим и техническим причинам. И чтобы это не превратилось в сплошное испытание, ни одна из сторон не будет извиняться. — Он смотрел ему прямо в глаза, пока говорил. Взгляд мужчины хотел дрогнуть, но Лория пригвоздил его к месту, чтобы понаблюдать за его реакцией, и сказал: “В чем тут проблема?”

Если этот человек не умеет читать Между строк, то это не моя вина. — Проблема заключалась в том, что в секретном отделе работал человек, неспособный уловить тонкости, сопутствующие секретам и дипломатии.

Конечно, людям с неосторожным ртом тоже понадобятся буквальные молнии…

— Я понял, товарищ Комиссар. Так должны ли мы также прекратить незаконный шпионаж за Содружеством?

К счастью, мужчина оказался не слишком тупым.

Хорошо. — Лория улыбнулся.

— Да, держи их в тайнике для спящих. Скажите обработчикам, чтобы они тоже были осторожны при установлении контакта.

— Да, сэр.

Если он так крепко держится за свои зубы, у него должно быть какое-то обещание. Люди, способные распознать кризис за кризисом, способны прожить долгую жизнь.

И они тоже очень удобны.

Ну вот, — подумал Лория с улыбкой, тепло глядя на своего подчиненного. — Что я могу сделать с этим бывшим главой шпионажа в Содружестве?

Честно говоря, Лорию больше не интересовало Содружество.

— Скажу прямо. На данный момент я не хочу, чтобы мы занимались незаконным шпионажем, который мог бы поставить под угрозу отношения между нашими двумя странами.

— Тогда следует ли нам наращивать усилия по сбору разведданных с помощью обычных дипломатических средств?

— Именно. Я не хочу побеждать Содружество — я хочу сотрудничать с ним.

Лично он считал, что Содружество — не плацдарм для завоевания, а путь для мирного использования. Дорога, на которую можно было тайно проникнуть и которая вела куда угодно. Это было то, на что Федерация действительно надеялась в Содружестве.

— Дело не в том, что я высмеиваю великую старую страну. Их мощь все еще жива и здорова в форме огромного флота. Даже неизменная культура обнаруживает институциональный дизайн, поддерживаемый его историей.

— И?

— Вместо того чтобы делать из них врагов, мы должны использовать их как союзников.

Но их сказки — мусор. Они как санированные мифы. — Они не могли пробудить в нем никакого желания.

Он должен был сказать, что его интерес к стране действительно только что угас. Придя в себя, он увидел, что война шпионажа против Содружества приведет только к расходам.

В нем не было ничего привлекательного как в объекте незаконного шпионажа.

— Также. Товарищ, нам нужно изменить свой имидж.

— А?

— Я хочу, чтобы те, кто предан идеалам коммунизма, продолжали иметь свои иллюзии. Другими словами, я не хочу делать ничего слишком сильного.

Коммунизм был идеалистической доктриной.

Официальная догма гласила, что партия не может пачкать руки. Все, кто был вовлечен в это дело, знали реальность, но создание фасада оказалось весьма эффективным…

— То есть вы имеете в виду имиджевую стратегию?

— Именно. И я говорю не только о Содружестве. Я хочу сосредоточиться на личности, а не на компетентности для всех наших зарубежных офицеров. По возможности выбирайте идеалиста, преданного партии. Тот, кто некомпетентен, но хороший человек, совершенен.

Члены партии, преданные идеалам, часто становились причиной неприятностей для партии.

Одним из хороших примеров были гуманитарии.

У Лории было много неприятностей от людей, выступавших против чисток.

Трудно было избавиться от членов партии, которые, по общему мнению, были чистыми, невинными и преданными. Люди, которым не в чем себя винить, были настоящей болью, хотя во время войны с ними можно было многое сделать…

— Т-товарищ, можно вас кое о чем спросить? Почему ты так беспокоишься о нашем имидже?

— Поймите, как работает демократия. Движущей силой в политическом мире западных стран являются элиты, подобные нам, но они подчинены общественному мнению. Гораздо больше пользы в использовании законных средств для привлечения масс на нашу сторону, чем в нарушении закона.

Не то чтобы он собирался преуменьшать роль интригана. Он просто изменил свой подход. Они должны были оптимизировать свою стратегию с учетом своих обстоятельств.

Люди, преданные ослепительной универсальной философии, целям и принципам, не подвергались бы критике. Напротив, возможно, они заслужат сочувствие. В конце концов, честность восхищала всех.

— Идеалисты безупречно подходят для диспетчеризации. Дома они нам все равно ни к чему. Поэтому я хотел бы, чтобы они распространили хороший образ нашей страны за рубежом.

Хорошие люди, которых любой назовет заслуживающими доверия.

Любой иностранец с таким другом из Федерации не мог иметь слишком ужасного впечатления о стране. Если кто-то, опасающийся коммунизма, встретит идеалиста как своего первого “настоящего коммуниста”, сможет ли он сохранить свою враждебность?

Наверное, нет ничего труднее, чем приказать хорошим людям из другой страны ненавидеть хороших людей из Федерации. В конце концов, если смотреть в перспективе, то не ненавидеть их было бы более выгодно.

Построить хорошие отношения с товарищами по войне было чрезвычайно просто. Ничто так не сближает людей, как борьба против общего врага ради общей цели.

— К счастью, мы воюем с врагом всего мира — Империей.

— Ч-что?!

Лория чуть было не огрызнулся, что это очевидно, но вместо этого заявил: “этот бой вполне может задать партии курс на вечность. Проигрыш неприемлем.

Общий враг.

Даже если у государства нет вечных врагов, у него есть нынешние враги. А нынешний враг Федерации был изолированным врагом. — Мы — мировое направление. — Как можно быть настолько глупым, чтобы признать нынешнее стратегическое положение Федерации как желанное изменение по сравнению с тем, когда она сама была изолирована?! Он мог только считать своего подчиненного безнадежным. — Как он легкомыслен, тупо уставившись на меня.

Почему всегда эти беззаботные тупицы оказываются в гражданско-военных отношениях?!

Комиссариату внутренних дел нужны хитрые стратеги, но сейчас мы наводнены подонками и садистами. На самом деле мне наплевать на их характер, но их неумелость неисправима.

Он начал отчаиваться, что, возможно, ему придется обменять их на людей в ГУЛАГ*е.

— Война не имеет смысла, если ты не победишь и не положишь ей конец. Это всем известно. Но почти никто не знает, как победить. Как глупо!..

— Возможно, вы правы.

— И победа, товарищ, должна быть чем-то, что мы можем принять. Вот почему мы должны показать всему миру, что мы хорошие граждане Федерации.

В любом случае у государства нет вечных союзников. Только интерес. — Но, — думал Лория, подсчитывая в уме, — почему так много требует друг победителя, который вместе с ним вонзает зубы в плоды победы?

Различие между коммунизмом и капитализмом было упущено из дипломатической необходимости в связи с приходом Империи в качестве их врага…

Так что мы должны получить как можно больше из ситуации, пока мы можем. Лория с трудом верил, что партийные чиновники знают об этом лишь смутно.

— В любом случае мы не сможем избежать жертв. Поэтому мы должны выполнять свои обязанности. Как нам извлечь выгоду из потерь, которых мы не можем избежать? Это то, что нам нужно выяснить.

Для победы партия должна быть готова пойти на жертвы. Судя по грудам трупов на передовой, они были равнодушны к человеческому истощению.

Потери должны были быть включены в победу как данное условие. Вместо того чтобы плакать над ценой, они должны были подумать, как лучше всего воспользоваться ими.

Если молодежь их родины собиралась умереть, они должны были сделать свою смерть как можно более эффективной.

— Мы заставим их сделать нам одолжение. Мы заставим молодежь нашей страны умереть за великое дело. — Лория повторил это в терминах, понятных даже тупице, стоящему перед ним с растерянным видом. — Мы сделаем их мучениками.

Благородство поступка определялось не результатом, а мыслью.

Сколько людей восхваляли глупость как добродетель в контексте истории? Тогда все просто. Апеллируйте не к логике, а к эмоциям и через высшее самопожертвование, которое никто не может унизить!

— Мы будем стоять на передовой линии свободы, мира и гуманизма против империализма!.. И мы позаботимся о том, чтобы никто за границей не осудил мораль Федерации.

 

 

---

4. По тому что я нашел, это может быть лайнер Амазон (1906), но также возможен лайнер Лузитания.

5. Главное управление лагерей (ГУЛАГ) — подразделение, осуществлявшее руководство местами заключения и содержания.