Военные Хроники Маленькой Девочки: Сага о Злой Тане Глава 3. Затишье перед бурей

СЕРЕДИНА ЯНВАРЯ, 1927 ГОД ПО ЕДИНОМУ КАЛЕНДАРЮ. КОРОЛЕВСТВО ИЛЬДОА, ШТАБ ГЕНЕРАЛА АРМИИ.

Успешное противодействие Имперской армии наступлению армии Федерации имело скромные, но весьма важные последствия на всех фронтах. Хотя Новый год только начался, все заинтересованные стороны были заняты разбором результатов.

Возможно, первым из заслуживающих внимания субъектов был Совет самоуправления. На группу смотрели как на марионетку, но оказалось, что она делает больше, чем кто-либо ожидал. В контексте политики Федерации это означало, что сепаратисты установили прочные связи с Имперской армией вторжения.

Для властей Федерации это было как гром среди ясного неба. Их пропагандистские передачи демонстративно молчали на эту тему, что показывало всему миру, насколько шокирующими были новости. Этого было достаточно, чтобы лишить их дара речи.

Между тем, сотрудничество между Советом самоуправления и Имперской армией оказало немалое влияние и на другие страны. Но была ли Империя в таком затруднительном положении, чтобы пойти на компромисс? Или, сосредоточившись не столько на территориальных амбициях, сколько на разделении и завоевании, она все еще была настроена на войну? Интерпретации были разные.

Люди, которые могли оставаться позитивными, несмотря на отсутствие оснований для этого, были счастливы.

К сожалению, главные противоборствующие стороны, догадываясь, что дело обстоит именно так, были весьма обеспокоены.

Война и так затягивалась, а теперь, вообще превращалась в неизбежную трясину. Бремя было неисчислимо огромным. Можно попытаться предвкушать награды за победу, но в войне, которая зашла так далеко, единственное, что осталось после жестокого истощения — опустошенная  земля.

Мировая война для основных воюющих стран была игрой с нулевой суммой, разыгрываемой из кармана. И победа даже не была гарантирована! Редко что-то волновало людей так сильно, как неясный исход.

Когда при таких обстоятельствах Империя раздувала сепаратистское пламя, не нужно было быть утилитаристом, чтобы оплакивать издержки войны.

Мы на пределе.

Странно было не слышать, как кто-то говорит это.

Ясно, что в какой-то момент должен быть установлен предел нарастающим потерям, и, рассуждая рационально, это был шанс поторговаться. Таким образом, один человек выступил как хороший, искренний посредник мира.

Его звали генерал Игорь Гассман.

До тех пор, пока сохранялось равновесие, он был хорошим другом Империи, а также посредником для других стран; другими словами, он был страстным любителем мира, а также филантропом.

— Генерал, посольства Содружества и Единых Штатов приняли наше предложение.

— О? Даже с такими условиями?

Получив отчет от своего приветливо улыбающегося подчиненного, полковника Каландро, Гассман с отвращением нахмурился и потянулся за сигарой.

Если продажа мира всему свету пройдет слишком гладко, это также может вызвать проблемы для посредника.

— Эх, наш союзник ведет более доблестный бой, чем я ожидал.

Даже в качестве предварительного предложения условия были непомерными. Лучшее, что можно было сказать — они могут стать первым шагом к переговорам.

Гассман не собирался жалеть сил на посредничество… Но его истинным желанием было сделать все возможное, чтобы вклад Ильдоа не был отвергнут.

Имперская армия опрокинула довоенные оценки Гассмана о разрыве сил, предложив яростную борьбу, разбив вдребезги его тщательные расчеты интересов.

Будем честны.

Хотя Имперская армия была любимым союзником, Королевство Ильдоа оценило бы ее больше, если бы она сражалась не больше чем необходимо.

— При таком раскладе мы не сможем много выиграть от посредничества.

Его расчеты кружились в воздухе вместе с сигарным дымом.

Просто будучи теми, кто начал переговоры до саммита по примирению, Королевство Ильдоа смогло получить тонны новых самолетов, вычислительных сфер и даже кредиты без процентов или залога.

Перемирие — лучше всего — пробормотал Гассман и отложил амбиции ради дальнейшей выгоды. Не стоит быть слишком жадным. Ключ к переговорам состоял в том, чтобы оставаться скромными и обеспечить соответствующую сумму прибыли.

— Я рад узнать, что они так заинтересованы в мире, что готовы выслушать нас, даже если наши условия настолько возмутительны. И что? Мы ждали окончательного ответа от этих гиен Федерации. Что они могли сказать?

— Я подтвердил это через нашего атташе^[1], который сказал, что у них нет никаких проблем.

— Голос Каландро был полон самоуверенности члена их элитного разведывательного управления.

Вопреки внешнему виду славного парня, он был абсолютным реалистом, поэтому значение его гарантии было огромным.

— Никаких проблем? Значит ли это, что у них есть доказательства?

— Должно быть, им отдали приказ. Подразделения, которые, как сообщалось, создавали проблемы, прекратили свою деятельность…

— О-о-о? — Гассман невольно издал заинтересованное восклицание.

Это означало, что Федерация очень быстро выполнила его простую просьбу: Королевство Ильдоа добровольно выступит посредником, так что заставьте замолчать леворадикальное крыло Ильдоа.

— Эти побитые собаки.

— Лучше быть “под каблуком”, чем бунтовать.

— Это уж точно. Не то чтобы мы были лучше политиков, управляющими армией.

Как предусмотрительно со стороны Каландро выбрать тактичное молчание. То, как он естественно перевел взгляд на настенные часы, совершенно соответствовало его положению.

Но как мне это интерпретировать, если он и не согласился и не возразил?

Подумав, он решил сменить тему.

— Итак, полковник, мы сделаем то, что должны?..

— Думаю, это довольно рискованно. Честно говоря, Генеральный штаб предупреждает, что Империя может отреагировать бурно.

Тревога Каландро не была беспочвенной.

То, что они собирались сделать, было чтобы спровоцировать реакцию в духе “Пошел и выполнил”. Это была опасная авантюра, и если они проиграют, то разъяренные имперцы могут очень скоро штурмовать их границу.

Гассман не мог списать со счетов такую возможность, даже если бы она имела только один шанс на миллион.

И все же он говорил уверенно.

— Никаких проблем, верно, полковник?

— Но…

— Я уверен, что Генеральный штаб Имперской армии немедленно отреагирует на такую внезапную атаку. Они достаточно талантливы. Самое главное, у них большой боевой опыт.

В этом он не сомневался.

Было опасно предполагать, что идеи, проверенные в бою превосходны, но полностью сбрасывать их со счетов было так же глупо.

Имперская армия и ее требовательный Генеральный штаб действовали по устрашающе строгим стандартам.

Даже Гассман, который гордился тем, что больше походил на политика, чем на солдата, испытывал благоговейный трепет перед своими товарищами в Имперской армии — он должен был уважать их.

— Но, полковник Каландро, наша безопасность гарантирована превосходством Имперской армии. Вы видели, как был создан Совет по самоуправлению по линии Федерации? Генеральный штаб Имперской армии — совершенная масса государственного смысла. Они не настолько безрассудны, чтобы искать второй фронт в этой войне.

Выдающийся военный, действовал бы так, чтобы избежать потерь. Со своей знаменитой железной дисциплиной Имперская армия могла вести себя соответственно.

— Мы должны быть в состоянии избежать любых несчастных случаев. Значит, дело сделано. Имперская армия явно предпочитает оставаться дома, о чем свидетельствует ее стратегия внутренних линий. — Для Гассмана это было неизбежно. — Возможно, они действительно готовы выслушать наш план посредничества.

Действовать не на эмоциях, а разумом.

Даже если Империя неохотно садилась за стол переговоров, он ожидал, что они придут. Тогда Королевство Ильдоа сможет принять их дорогих друзей в качестве посредника.

— Вместо того, чтобы проливать кровь на войне, мы должны все вместе потеть на мирных переговорах.

— Это само по себе имеет смысл, сэр, но… — Озадаченный взгляд Каландро задал невысказанный вопрос — действительно ли это сработает?

Гассман с легкой улыбкой отмахнулся. — Не волнуйся! В наши дни вы больше не можете разумно надеяться расширить свою территорию, полагаясь на политический брак.

Кровавый вооруженный конфликт имел свою цену.

Для Королевства Ильдоа, которое внимательно наблюдало за тотальной войной со стороны, об этом не могло быть и речи. Нейтральные страны оказались в уникальном положении, вынужденные стать свидетелями безумия необычайно дорогостоящих сражений.

Любой человек с нормальной чувствительностью будет искать выход. Это было совершенно очевидно.

— Самое лучшее, что может сделать счастливая страна — принять свой мир. Какая может быть несчастная причина, чтобы совать голову в такую глупую авантюру, как война?

Имперская армия казалась невероятно огромной с точки зрения Ильдоанских наземных сил.

И разве мы даже не начали вербовать женщин, чтобы мобилизовать больше войск?

Для кого-то вроде Гассмана, который боролся с правительством из-за бюджета, это было ясно с первого взгляда.

Мировая война означала только возмутительные расходы и безумие.

Всего за несколько лет она превратила нацию в клочья. Реконструкция займет непостижимо много времени. Будет ли она закончена даже после того, как сегодняшние младенцы вырастут во взрослых спустя десятилетия?

— Чрезмерная гордыня неразумна! Если все так сильно хотят чего-то, то мы должны это продать, даже если это спекуляция! Давайте найдем общий язык.

— Генерал, разве воюющие страны хотят мира?

— Кто захочет продолжать вести такую расточительную войну?! Я думаю, вполне логично, что даже если это будет немного... нет, это будет довольно трудно, перемирие должно состоятся.

Он дал ответ естественным образом.

Для Гассмана это было так же очевидно, как и один плюс один. Он даже назвал бы это аксиомой.

— Значит, это делает нас посланниками мира?

— Совершенно верно! Давайте заклиним рты имперцев горячей пиццей и пастой и послушаем, что они скажут!

— Разве не говорят, что между друзьями важно соблюдать приличия? — Каландро состроил кислую мину, давая этот откровенный совет. Это было стереотипно для него, как офицера разведки, так предусмотрительно предвидеть худший случай, но как далеко простирается его осторожность?

— О, мы можем просто назвать это нравом воинов. — Гассман расплылся в широкой улыбке и пожал плечами, глядя на озабоченного полковника. — Полковник Каландро, ваше беспокойство напрасно. У имперцев политика течет по венах, они продолжают улыбаться, даже если они в ярости.

— Мне в любом случае придется иметь с ними дело…

— Тогда я ожидаю многого от вашей героической борьбы. Ну что, будем заканчивать? — Гассман двинулся, чтобы закончить разговор, но заметил, что Каландро все еще смотрит на него с беспокойством. — Значит ты против?

— Могу я спросить вас как офицера разведки?

— Конечно. — Гассман великодушно кивнул.

Вопросительно взглянув на него, Каландро на мгновение заколебался. Прежде чем заговорить, он отвел взгляд. — Сказать по правде... Да, сказать по правде… Я должен задаться вопросом, не провоцируете ли вы Империю нарочно. — Тревога просочилась в его жесткий голос. — Я держу в своих руках жизни солдат, поэтому, пожалуйста, ответьте за меня должным образом, — его тон был серьезным.

Хотя Каландро и был офицером разведки с кабинетной работой в тылу, он был человеком, знающим бой.

Единственным ответом Гассмана была кривая улыбка, когда он ответил: я не отрицаю, что мой проект поднимет шум… но, как бы то ни было, до войны дело не дойдет.

Это правда, что его план проведения внеплановых полевых маневров в большом масштабе с войсками, срочно мобилизованными на границе империи Ильдоа, был крайним шагом.

— Сказать почему, прежде чем вы спросите?

Каландро был не единственным, кто бросал на него скептические взгляды.

Мобилизация, когда Империя нуждалась в каждом человеке, при том, что вся ее армия затоплена в битве на истощение восточного фронта, была бы “провокационной” даже при самой щедрой оценке — до такой степени, что генерал Кальдерони и другие командиры, долгое время дислоцированные на границе с Империей, шумели об этом.

— Ни мы, ни Империя не хотим воевать. Так зачем же тогда воевать?.. Чтобы перейти к сути, это будет только демонстрация. Даже если бы мы планировали начать войну, это произойдет в следующий раз, а не в этот.

— Прошу прощения, генерал, но вы военный политик.

И что? — спросил Гассман взглядом, и Каландро отвечая посмотрел прямо в глаза.

— Может быть, вы не принимаете во внимание тот факт, что человеческий разум часто отклоняется от разума в бою?

Должно быть, это был вопрос, вытекающий из боевого опыта. А на самом деле Каландро был одним из тех редких Ильдоанских солдат, которые служили в небольших конфликтах в колониях. Даже Гассман, у которого была долгая карьера на бумаге, не прочь был признать, что у него есть чему поучиться.

И все же у Гассмана тоже был опыт. Он видел себя старым воином, взявшим в руки оружие и сражавшимся в колониях в молодости. Хотя он продолжил карьеру в администрации, он явно называл себя солдатом, чье сердце всегда будет на поле боя.

— Я привык, что меня называют политиком в военной форме. Но я ношу ту же форму, что и вы.

— Кажется, я наговорил лишнего. — Такой гнев не может исходить от “кабинетного генерала^[2]”. Столкнувшись со стальным взглядом, Каландро быстро решил тактически отступить. — Надеюсь, вы простите меня за грубость, генерал. Мои глубочайшие извинения. —  Его поклон был безупречен, а угол, под которым он опустил голову, великолепен.

В тот момент, когда Гассман поймал себя на мысли, что это действительно не подходит такому жизнерадостному парню, он пожал плечами и усмехнулся. — Ты подловил меня. — И рассмеялся.

Независимо от того, насколько опытным мог быть вражеский генерал, дружественный генерал, который окружил себя поддакивающими людьми, всегда будет гораздо более пугающим. Гассман был рад быть тем человеком, который допускает контраргументы.

— Ваш анализ верен. Я приму твои извинения, и забудем.

— Я ценю это, сэр.

— Не беспокойся. Кроме того… У меня есть страховка. Даже если Империя выйдет из колеи, мы должны быть в состоянии уловить предательские признаки движения и изменения их положения.

Каландро извинился, потому что понял, что перегнул палку... Но такого рода соображения были излишни. Заговорщики предпочитали грубого человека, умеющего держать себя в руках— потому что любой, кто замышляет заговор, должен быть реалистом.

— Понятно… Я сделаю все что в моих силах, генерал.

Вот почему я рассчитываю на таких офицеров разведки, как вы. — Его невысказанные чувства прорвались. В глазах, смотревших на него, теперь была надежная сила воли.

— Теперь все в твоих руках, — подбодрил его Гассман.

 

 

ПРИМЕРНО ТО ЖЕ ВРЕМЯ. ВОЕННЫЙ ЗАЛ В ГЛАВНОМ ШТАБЕ ИМПЕРСКОЙ АРМИИ.

Ни один зал заседаний Генерального штаба не выглядел лучше остальных.

Это были места, где высокопоставленные офицеры, носящие лампасы^[3], стояли, нахмурившись, вокруг большой карты, покрытой каракулями данных.

Все хорошие штабные офицеры чем-то напоминали друг друга. Они были упрямыми, конкурентоспособными и трудолюбивыми работниками, которые не жалели сил.

Именно за эту честь и дух их восхваляли. Это сердце великой и грозной Имперской армии, которая принадлежит Рейху, короне мира. Здесь заключены мудрость и предусмотрительность, и так далее.

Если отбросить в сторону их элегантную внешность, созданную для шоу, штабные офицеры были довольно неотесанной компанией.

Реальность представляла собой кучку гениев, в основном выжимающих себе мозги, корчащихся в тумане войны перед горой документов и отчаянно ищущих решение.

Тем не менее, обычно стандарт, то есть минимум, приличий едва соблюдался. Крики туда-сюда могли быть только признаком опасности.

— Ильдоа мобилизуется?!

Сдержанность вылетела в окно, когда раздались голоса. Пронзительные крики, похожие на выстрелы из сигнальных орудий, вызвали бурю в штабе, немедленно превратив его в тайфун.

— Не было никакого предварительного уведомления?!

— Мобилизация не входит в их обычный график тренировок!

— Какие подразделения находятся в движении?!

— Вы хотите сказать, что это необъявленная мобилизация?!

Сообщение из Королевства Ильдоа о начале широкомасштабных мобилизационных учений с целью собрать свои силы к первому февраля повергло Генеральный штаб Имперской армии в адскую агонию.

Официально это были мобилизационные учения, поэтому после сбора войск они должны были провести полевые учения в течение нескольких недель, прежде чем их распустят, но все это было новостью для штабных офицеров.

Крики “что за абсурд!” пересекающие комнату крест-накрест были отражением их позорного, панического состояния.

В двух словах: они были травмированы.

— Нас опять ударят во фланг?!

— Да чтоб его...! Чем занимается разведка?!

Ранее Генеральный штаб Имперской армии неверно истолковал намерения Французской Республики. Все помнили, каково это, когда противник, которого они не ожидали увидеть, разрывает им фланг.

Даже когда они победили, никто лучше штабных офицеров не понимал, на каком тонком льду они оказались. С их предыдущей неудачей, зажегшей огонь под ними, было невозможно оставаться спокойным, изучая ситуацию на юге.

Неужели они нас обманули?

У сотрудников действительно было ощущение, что они слишком сосредоточены на востоке… Это привело их к худшему виду предчувствий в глубине их умов, как теории заговора, и напугало их еще больше, так что это превратилось в порочный круг.

Это было постыдное поведение, неподобающее офицерам штаба Императорской армии.

— Мне невыносимо на это смотреть, — произнес уважаемый друг одного офицера, вынимая изо рта сигару и заталкивая ее в пепельницу.

— Заткнитесь! Неужели вы все хотите, чтобы вас отправили обратно в военный колледж?!

Это был единственный крик. Повернувшись лицом к толпе ошарашенных офицеров, генерал-лейтенант фон Зеттюр постучал по карте и снова залаял.

— Зачем вы здесь, штабные офицеры?! Неужели эти лампасы только для красоты?!

Его глаза пронзительно сверкнули на сотрудников. В тот момент, когда обычно бесстрашные офицеры пришли в себя, взрыв смеха эхом разнесся по напряженной комнате.

— Ох, Зеттюр, ты победил меня в моей собственной игре. Ты же знаешь, я с нетерпением жду возможности отругать бесполезную молодежь! — Генерал-лейтенант фон Рудерсдорф рассмеялся, как бы говоря, как это смешно. Но хотя тон его был мягким, слова — резкими. — А теперь пора за работу. Давайте включим передвижения Ильдоанской армии в наши оценки их положения и посмотрим, что к чему. — Сказав, он, казалось, что-то заметил. — И так? Почему у нас нет никакой информации о ситуации?

С этим замечанием оперативные сотрудники, наконец, начали двигаться.

Как только им сказали, что делать, обучение, вбитое в их мозги, включилось, позволяя им выполнять свои обязанности.

— Мы добываем информацию из нашего офицера как можно скорее. Командующим Ильдоанской армией является генерал Игорь Гассман.

— Генерал Гассман?

— Не генерал Кальдерони с севера?

Выбор персонала заставил и Зеттюра, и Рудерсдорфа усомниться в правильности рассуждений. Имя было настолько незнакомым, что несколько человек в замешательстве начали задавать вопросы.

Те, кто работал на поле боя, вероятно, никогда не слышали об этом человеке. Рудерсдорф склонил голову набок, “а”? и он был только первым в череде растерянных выражений.

Но, конечно, они никогда о нем не слышали.

Даже Зеттюр не сразу вспомнил имя. Порывшись в своих воспоминаниях, парень, которого он наконец нашел, казался не столько солдатом, сколько политиком, который просто надел форму.

— Если я правильно помню, генерал Игорь Гассман входит в состав администрации.… Он служил в основном в центральном командовании Ильдоа и почти не выходил на поле боя, верно?

— Правильно, сэр.

Этот генерал был настолько неприметной фигурой, что до тех пор, пока офицер, рывшийся в документах, не подтвердил его существование, Зеттюр даже не был уверен, что он настоящий. Некоторые солдаты были такими. Из тех, кто был искусен в управлении тесным кораблем внутри, больше подходил для административной работы, чем для битвы.

Тот факт, что им не хватало информации о нем, несмотря на то, что он был генералом армии союзной страны, вызывал головную боль. И если даже такие специалисты в тылу, как Зеттюр, не могли сразу его вспомнить, это было еще хуже.

— Давайте позже раздобудем кое-какие материалы на генерала Гассмана. Говоря об операциях, я хотел бы знать порядок командования мобилизованными Ильдоанскими силами.

Зеттюр погрузился в раздумья, но при звуке голоса Рудерсдорфа вернулся в настоящее.

Это была решительность, приличествующая сотруднику Оперативного отдела, предположил Зеттюр. Такой подход, делающий все возможное с тем, что они знали на данный момент, был продолжением прекрасной традиции, подчеркивающей гибкое обращение с любой ситуацией.

— Этот генерал Гассман сам поведет войска? Или генерал Кальдерони будет руководить учениями?

— Согласно подробному отчету, генерал Кальдерони назначен главным адъютантом и сенатором, поэтому его вызвали в Сенат.

— Продолжайте, — кивнул Рудерсдорф, и офицеры из Оперативного отдела кратко доложили.

— Похоже, на этот раз инспекцию будет проводить сам генерал Гассман, назначенный генеральным директором учений. Очевидно, они также хотели бы пригласить офицеров союзников для участия через нашего атташе в Ильдоа.

— Давайте на время забудем, что генерал пришел с административной стороны. Нам нужно выяснить, что происходит с мобилизацией. Известно ли нам, сколько единиц задействовано?

— Да, вот, пожалуйста.

Наконец пришла распечатка.

Это был отчет, который атташе посольства, должно быть, отправил в огромной спешке. Тот, кто его напечатал, начал с момента первого звонка. Зеттюр был поражен тем, как лаконично было сказано.

Ильдоа издал приказы мобилизации.

Масштаб, четыреста, батальоны, уведомление получено.

Командующий, генерал Игорь Гассман.

Подробности как только связь будет налажена.

Предвидя наихудший сценарий перерезания линий связи, атташе напечатал самую важную информацию, даже если она была обрывочной. Он проделали замечательную работу.

Первый отчет о мобилизационных учениях примерно четырехсот батальонов для срочного развертывания в северном районе Ильдоа был исчерпывающим. И они, вероятно, смогут ожидать дальнейших подробностей. Если и была проблема, то она заключалась в том, что интерпретировать информацию было трудно.

— Сколько же это дивизий?

— Примерно двадцать пять дивизий нашего размера, я думаю.

— Другими словами, Ильдоа мобилизует почти максимальное количество войск, которое они могут собрать в мирное время? — Вопрос Рудерсдорфа символизировал определенную проблему.

Офицеры Имперской армии были не очень хорошо знакомы с подразделениями Королевской армии Ильдоа, поэтому у них не было выбора, кроме как потратить немного времени, чтобы понять цифры.

— Если их столько, что ж, мы можем что-нибудь придумать. Мы не можем сделать вывод, что Ильдоа действительно вторгнутся, но давайте рассмотрим оборонительные меры.

— Понятно.

Как специалист по операциям, вы, вероятно, подумали бы, как реагировать, основываясь на этом суждении. Это было прекрасно и хорошо, но  нет никакой необходимости ограничивать себя кризисным управлением. Зеттюр вмешался из чувства долга.

— Попробуйте сделать запрос в Ильдоа с просьбой отменить мобилизацию. Я сомневаюсь, что они действительно это сделают, но нам нужно возразить, хотя бы формально. Убедитесь, что текст безупречно спокоен и вежлив. На самом деле, — он сделал паузу, чтобы скривить губы в усмешке, — притворная вежливость — это прекрасно. Подчеркните дружбу и товарищество между двумя странами.

— Да, сэр. — Сотрудники кивнули, и он знал, что не будет никаких проблем, если он оставит это им.

Важно было протестовать прямо. Даже если возражение ничего не изменит, они будут официально заявлять, что сделали это. По крайней мере, одна простая проблема решена.

Реальная проблема заключалась в том, что делать в худшем случае.

— Я думаю, что мы должны немедленно предупредить Южную группу армий и экспедиционный корпус Южного континента.

Оперативный офицер делал оборонительное предложение.

Идея была неплохая, но Зеттюру в ней не нравилось одно. По какой-то причине он начал думать, но затем его ум был занят главной геополитической особенностью Королевства Ильдоа.

Их армия была равным балансом армии и флота. Иными словами, это была не та страна, которая могла сражаться со своей армией в одиночку. Если бы она действительно собиралась воевать, то собирала бы свои главные силы, включая военно-морской флот.

Если бы они действительно собирались сражаться, это было бы само собой разумеющимся.

— А что делает флот Ильдоа? Я хочу знать, где их главные корабли. — Он старался задать вопрос как можно спокойнее, но значение вопроса было огромно.

— Никаких признаков их скопления.

— Также никаких изменений в регулярно планируемых учениях. Наши военно-морские силы также спешат подтвердить это, но мы не видели никаких передач, которые указывали бы на какие-либо предстоящие боевые маневры.

В тот момент, когда офицеры, ответственные за военно-морскую разведку, давали свои доклады ровным тоном, Зеттюр смог снять напряжение в плечах. Облегчение было практически неописуемым.

По крайней мере, судя по тому, что он мог сказать, Ильдоа не собиралась затевать войну. Насколько было подтверждено передвижение флота, они, по-видимому, были рассеяны в территориальных водах или несли конвойную службу в мирное или нейтральное время.

Шансы на то, что Королевство Ильдоа выступит с солдатами, которых оно мобилизовало, были почти нулевыми.

Тем не менее, Зеттюр задал еще один вопрос, чтобы убедиться. — Как обстоят дела с акциями фармацевтической компании?

— Никаких серьезных колебаний в Ильдоа не обнаружено.

Странно, — с сомнением подумал Зеттюр. Масштабная мобилизация обычно сопровождалась резким ростом потребления лекарств.

Современная война повлекла за собой огромные потери человеческих жизней.

Чтобы свести к минимуму потери, необходимо было подготовить запас всевозможных медицинских препаратов. Как и боеприпасы, если медикаменты не попадали на поле боя вовремя, они бесполезны.

— Немедленно проверьте Единые Штаты и другие страны третьего мира. Они могут быть импортерами.

— Сию минуту, сэр.

Даже если это не было настоящим вторжением, а просто блефом или, именно потому, что это был блеф — было обычным делом покупать большое количество медицинских продуктов для хранения в качестве части уловки.

Я просто не знаю, что и думать... — Таков был честный взгляд Зеттюра на вопрос.

Если крупные фармацевтические компании в Королевстве Ильдоа не испытывали высокого спроса, значит, страна тайно закупала лекарства?

Если они сотрудничают с другой стороной настолько глубоко, что это делает такую сделку возможной, тогда Ильдоа может превратиться в угрозу в долгосрочной перспективе.

— Доложите, как только узнаете. Мне все равно, в который час, — сказал Зеттюр своему подчиненному и замолчал.

Даже если он интересовался ценами на акции в качестве дополнительной меры, он знал, что информации, которой они располагали, было достаточно, чтобы интерпретировать самые насущные вопросы.

Военное дело никогда не могло быть свободным от логистики. Любая армия, которая не принимала во внимание логистические проблемы, была армией, от которой ее команда снабжения отказалась бы. Если Зеттюру когда-нибудь придется стать генералом такой организации, невыносимый стыд наверняка заставит его застрелится.

— Но, думаю, вывод не изменится…

Как закоренелый реалист, рассмотрев несколько различных возможных мотивов резких упражнений Ильдоа, Зеттюр решил, что они предназначены для демонстрации. Хотя он и не осознавал этого в то время, он интерпретировал действия королевства почти точно так, как Гассман надеялся.

— Скорее всего, это учения, как нам и доложили, — сказал он с намерением, — но мы не можем просто сидеть и смотреть.

— Ситуация сложная.

Это точно. Они обменялись усталыми улыбками. Вмешавшийся Рудерсдорф, казалось, понял суть проблемы.

В конечном счете, вопрос был не в том, намеревалось ли Королевство Ильдоа вторгнуться или нет. Они совершенно ясно продемонстрировали, что их силы способны на это. Этого было достаточно, чтобы мозг Зеттюра, обученный действовать с учетом наихудшего сценария, забил тревогу.

Ильдоа — потенциальная угроза.

И к потенциальным угрозам надо быть готовым.

Этот простой вывод казался таким нелепым. Надеясь, что оборонительные подразделения, которые они разместили на юге, в конечном итоге ничего не сделают, все же придется отвести войска от разбитых остатков Великой армии, развернутой на востоке.

Перспективы войны с Федерацией потребуют существенных изменений. Когда он взглянул на оперативника, красное лицо Рудерсдорфа буквально взорвалось. Казалось, он изо всех сил пытается подавить свой гнев.

— Если мы сумеем всучить его макаронным ублюдкам, мне все равно, сколько это будет стоить… — Если бы они были за ужином, Рудерсдорф вонзил бы вилку в макароны, даже если бы это было невежливо. Его гневная, враждебная вспышка была прямым выражением общего настроения в офисе.

— Полностью согласен. Позвольте мне указать вам на нечто удивительное, — невольно ответил Зеттюр.

—  И на что же?

— Эти милые макаронные ублюдки — наши драгоценные союзники. И если я могу добавить еще кое-что, они наши друзья, которые контролируют линии снабжения Экспедиционного корпуса Южного континента. — Ты понимаешь? — спросил он, понимая, насколько это очевидно. Он все еще должен был это сказать. — По крайней мере формально, это прекрасная союзная армия.

Нетрудно было запомнить то, во что он не верил. Зеттюр скромно высказал свое мнение. — На данный момент это так.… И я думаю, что было бы логично, с военной точки зрения, надеяться, что они будут продолжать существовать.

— Хм…

— Учитывая стратегическую обстановку, у нас нет выбора.

Одним словом, положение Империи было тупиковым.

Так не должно было быть, простонали все. Все, что происходило до войны, было чередой неожиданных событий.

Теоретически, выход из окружения должен был быть. Вполне возможно, что Империя могла бы прорваться, разбив Союз Антанты на севере и Дакию на юге. Но достигли ли чего-нибудь их победы на обоих фронтах? Ответ на этот риторический вопрос был ясен.

Они погрузились в тотальную войну, но каков был результат? Это ни на йоту не способствовало улучшению их национальной безопасности, как они ожидали с их существующими теориями. Самое лучшее, что можно было сделать сейчас — не заводить больше врагов.

— Отложив в сторону наши личные вкусы, я действительно задаюсь вопросом, не будет ли раздавить этих мух на юге просто болью без выгоды.

— Разве не стоило бы приложить усилия, чтобы защитить наши нежные нижние области?

— Это правда, что мы должны были бы что-то предпринять, если бы они стремились к этому, но... — Зеттюр честно признался в своих чувствах перед другими офицерами штаба. — Если они не собираются вступать в бой по собственной воле, то нам будет дешевле просто оставить их в покое. Я не хочу больше погружаться в административную работу. И мне бы не хотелось связывать войска, защищая еще больше захваченных территорий.

Именно потому, что он был главой Корпуса обслуживания, к которому относились как к кучке бездельников, он должен был поднять эту реальность, несмотря на то, что знал, что его коллеге по Операциям это не понравится. Бремя оккупированной территории давило на административную руку Имперской армии.

Оккупация земли означала размещение на ней солдат. Взять войска, которые могли бы быть использованы в походах, и вместо этого рассеять их по бывшей вражеской территории было равносильно выведению их из боя.

— Суть в том, что это неизбежно превратится в болото, если мы получим больше территории без перемирия.

В Имперской армии не было бесконечного количества солдат. Только используя их с предельной эффективностью, можно было сохранить национальную безопасность. Суть стратегии внутренних линий заключалась в мобильности.

Они должны были признать, что двухэтапный процесс уничтожения вражеской армии и убеждения своего лидера сдаться не работает в сценарии тотальной войны.

Раньше, когда противник понес столько потерь, что уже не мог защитить свою столицу, они были вынуждены думать о мире; стратегии национальной безопасности создавались исходя из предположения, что если вражеские военные дрогнут, то все, что останется — это идти на их столицу.

Даже Зеттюр вынужден был признать, что идея угрожать столицам их врагов была практически мечтой.

Примером тому была ошибка, которую они совершили против Республики.

Империя планировала полное уничтожение вражеской полевой армии, чтобы положить конец войне. Он прошептал: “Сезам, откройся!”, закрутил вращающуюся дверь и добился полного уничтожения своих противников.

Да, они отлично справились.

Орудие насилия, которым была Имперская армия, достигло полного уничтожения орудия насилия, известного как Республиканская армия, и хвасталось: “Мы — Рейх, Корона Мира”.

Учитывая контекст, можно утверждать, что армия выполнила свой долг.

И все же была правда, которую каждый должен был принять.

Победа на западном фронте не положила конец войне. И вот тогда они отправили войска на южный континент, столкнулись с Содружеством и, как бы в довершение всего, увязли в трясине на востоке с Коммунистической Федерацией.

— Война тяжела, — сухо пробормотал Зеттюр, сжимая в зубах окурок сигары. Таково было его впечатление как одного из людей, ответственных за разработку военных планов, и который участвовал в разработке многочисленных операций…

Они постоянно сталкивались с обстоятельствами, которых никогда не ожидали. Конечно, они не были настолько глупы, чтобы так сильно цепляться за теории и потерять из виду туман войны.

Но Зеттюр, ветеран Имперской армии, был сбит с толку. Донесения с поля боя были странными. Он никак не мог понять, что происходит.

— Это ужасно банальный вывод после того, как мы накопили столько трупов и продули бюджет нашей страны.

Вполне естественно, что его старый друг сделал такое едкое замечание. Зеттюр не мог отрицать обвинения. Он немного выпрямился и торжественно заметил: — Правда часто ничем не примечательна.

— Например?

— Рудерсдорф, вы слишком мало думаете и размышляете. Даже банальная фраза может иметь более глубокий смысл.

Люди не совершенны. Участвуя в войне, временами наблюдая, временами руководя, Зеттюр пришел к этому банальному выводу.

— Это не круговой спор — просто люди таковы. Мы не можем попасть в ловушку идеализма, желая, чтобы все было так, как мы думаем, но мы должны смотреть на реальность, видеть ее такой, какая она есть.

Кто-то вроде набожного проповедника мог бы прокричать, что у Бога есть великие намерения для каждой посылки, данной людям, но Зеттюр считал это смехотворно абсурдным.

Это жалко даже для меня, — подумал он, говоря раздраженным тоном. — Нельзя слишком полагаться на интеллект и разум. Мы должны думать с учетом предпосылки.

Его раздражало, что люди вокруг него кивали — “О-о-о”. Это противоречиво, если я сам так говорю, он чувствовал, что насмехается. К счастью, следует, сказать, что его время для размышлений об этом ушло в окно, когда его уважаемый друг задал вопрос.

— Генерал фон Зеттюр, это немного чересчур, но я хотел бы попросить вас об одолжении.

— Что именно?

— Не могли бы вы зарезервировать для меня ящик сигар? В последнее время так много пиявок. Они пристают ко мне и на передовой, когда я наблюдаю, — я не могу вынести.

— Ты хочешь сказать, что хочешь сжечь кровососов до смерти? Ну, у меня такое чувство, но я понимаю, что у тебя стресс. — Зеттюр поморщился.

Возможно, на востоке наступило затишье, но никто не знал, что произойдет с мобилизацией на границе с Ильдоа.… Словно Королевство Ильдоа ударило их в спину.

Вполне естественно, что операции оказались в замешательстве. Зеттюр так хорошо все понимал, что его тошнило.

— К сожалению, я отклоняю вашу просьбу. — Зеттюр бросил ему сигару, потом закурил свою и пару раз затянулся. — Мы должны смотреть на вещи с разных сторон.

— Что?

— Даже твои пиявки. Например, в области медицины существуют способы хорошего использования пиявок. Разве вы не знали?

— Ты умеешь пользоваться этими штуками?

Зеттюр твердо ответил на его скептицизм. — Есть такая штука, как лекарственные пиявки. Так что даже кровососание имеет свою пользу.

— Ты хочешь сказать, чтобы они высосали мою кровь?

— Я слышал, что иногда именно так можно стать здоровым. — Он говорил с некоторой силой, и собеседник понял.

— Ну, тем больше ты знаешь! Прими мою благодарность. Если вас не затруднит, я хотел бы задать еще один вопрос.

— Все, что угодно.

— Неужели люди действительно счастливы, когда их лечат пиявками?

— Хм, этого я точно сказать не могу. Как видите, я кадровый военный. Я ничего не знаю о медицине.

Это был окольный способ отказаться от комментариев.

Зеттюр не нуждался в том, чтобы Рудерсдорф указывал ему на это — он уже давно обдумывал это сам. Честно говоря, не было ни одного живого существа, которое было бы счастливо, чтобы их кровь высосали.

Ему даже не нужно было спрашивать себя, будет ли общественное мнение Империи приветствовать этот шаг Ильдоа.

— Тогда я действительно хотел бы, чтобы вы приготовили сигары…

— Давай подумаем об этом позже.

Едва закончив разговор, они оба вздохнули. Стратегический заговор против Ильдоа был политическим табу для Имперской армии.

Конечно, с точки зрения самого плана, он у них был.

Шаги для открытия военных действий, победы и мира через пограничную оборону, усиленную Великой армией.

Другими словами, стратегия внутренних линий. С головой застрявшей в досадном болоте востока, у Империи не было никакой надежды осуществить подобное.

Было ужасно вероятно, что необходимо рассмотреть сценарий на всякий случай.

— Так какие же подразделения мы должны отозвать?

— Я уже определил, какие подразделения, разбросанные по всем направлениям, могут быть перемещены.

— И все? — Рудерсдорф недовольно взглянул на смету, и Зеттюр пожал плечами.

— Вы знаете, что большинство наших боевых частей было отправлено на восток. Тактические силы находятся в вашей юрисдикции, так что вы уже должны понимать.

— Этого недостаточно... совсем недостаточно. Пожалуйста, сделай что-нибудь.

— Неужели вы убегаете с места пожара только потому, что не хватает пожарных? Вещи конечны; это факт жизни.

Невозможно получить что-то из ничего, но они также ничего не получат, если у них не будет чего-то, с чем можно работать. Раздраженный разговор Зеттюра и Рудерсдорфа сделал их задачу предельно ясной.

— Я не могу взять на себя ответственность за оборону южной границы. Может быть, лучше просто вывести войска с южного континента.

— И пусть Свободная Республика добивается своего? Ты хоть представляешь, сколько оружия попадет в руки партизан, если мы это сделаем?

— Тогда все просто. Дай мне войска, Зеттюр.

Они ходили кругами.

Они оба прекрасно понимали, что их позиция неразумна.

Для высших офицеров Генерального штаба этот разговор был невероятно простым. Можно даже сказать, что ему не хватало интеллекта.

Но Зеттюр должен был ответить. Он должен был.

— Мы уже призвали всех молодых людей, которых смогли мобилизовать раньше. Или ты хочешь сказать, что мы должны начать призыв еще на год раньше? Семнадцатилетние призывники! Какую великолепную молодость они принесут!

— Вы хотите, чтобы я послал настолько неопытные войска? Этого будет достаточно, если вы хотите показать миру степень нашей неумелости.

Зеттюр отплевывался самоуничижительными замечаниями, и Рудерсдорф с отвращением вздохнул — их ресурсное положение становилось отчаянным.

У Имперской армии не было резервов, на которые можно было положиться.

То немногое население трудоспособного возраста, которое можно было призвать, уже было отправлено в промышленность или на поле боя. Они выжимали все силы, какие могли. Они не могли свести концы с концами, даже когда мобилизовали молодежь досрочно.

Имперская армия не могла избежать нехватки солдат, физического предела.

— Жаловаться бессмысленно. Давайте вернемся к работе.

— Как это раздражает, — проворчал Рудерсдорф, а затем сказал: — Генерал фон Зеттюр, отнеситесь к этому как к официальному запросу: если бы вы собирались отвести войска, откуда бы вы их взяли?

— Мне бы хотелось это отрицать, но, вероятно, у нас нет другого выбора, кроме востока.

— Почему ты так говоришь?

— Мы только что отбили их ограниченное наступление. На какое-то время этого более чем достаточно. Оптимистично говоря, можно было бы ожидать затишья в боевых действиях.

— Значит, риск для востока находится в приемлемых пределах?

Когда оперативник начал ворчать, Зеттюр оборвал его и высказал свое мнение, прекрасно понимая, что это всего лишь предположение.

— Я не могу дать вам то, чего у меня нет, но если вы можете принять риск на востоке, я думаю, мы могли бы сделать это. И... я мог бы взять горсть с фронтов Дакии и Нордена. Есть также восточные части, отдыхающие после ротации с линии фронта. Как насчет того, чтобы послать их на юг?

Если бы они немного отклонились назад, этот план размещения войск в обороне был бы выполним. Постигнув парадигму Оперативного работника, Зеттюр планировал осуществить план, предполагавший минимальное перенапряжение.

В целом суждение штабного офицера Зеттюра было здравым. Но, видимо, Рудерсдорф все еще чувствовал, что чего-то не хватает.

— Отсрочка обороны была бы возможна, но было бы здорово иметь подвижные резервы.

— Я уже предложил вам все, что мог. Лучшее, что я мог бы сделать для мобильных резервов, — это вновь сформированная бригада или, может быть, дивизия.

— Это не поможет. Это для борьбы с пожарами! Наличие резервной боевой мощи имеет огромное значение.

Рудерсдорф был упрям, он требовал войска глазами: Найдите их. Пожалуй, следовало бы похвалить его сильную волю.

Или, может быть, стоит пожалеть о его нежелании сотрудничать. Но любой, кто мог бы уверенно заявить, что именно ему нужно, смог бы избежать глупости сдерживаться, а затем отправиться на миссию, которую они не надеялись выполнить.

— Давай перестанем ходить вокруг да около. Что тебе надо?

По правде говоря, когда просьба была убедительна в своей необходимости, у Зеттюра не было иного выбора, кроме как пойти на компромисс.

— Дайте мне вашу боевую группу “Саламандра”.

— Нет, нет и еще раз нет. Вот что я думаю.

— Я уверен, что вы могли бы дать их мне.

Зеттюр был не из тех, кто мирится с такими грубыми просьбами. Тем не менее, только потому, что он и Рудерсдорф были старыми друзьями, сдержанность могла быть отброшена так полностью.

— Я не могу.

— У тебя есть причина?.. Я слышал, что на востоке с ними обращаются как с гостями, поскольку они находятся непосредственно под нашей юрисдикцией.

— Буквально на днях им пришлось броситься на защиту деревни, где находится Совет самоуправления. Разве вы не читали отчет? Я не понимаю, почему решение оставить боевую единицу, которая так точно схватывает волю, получает так мало уважения. И кроме того — продолжал Зеттюр. — Это экспериментальная боевая группа. Я совершенно уверен, что лучше всего использовать их на востоке.

Если вы бросили исследовательскую модель или прототип в настоящую битву, прежде чем должным образом протестировать его только потому, что он хорошо работал, и сломаете его, с чем вы остались?

— Я не отрицаю, но оперативники хотели бы услышать мнение людей, имеющих опыт работы на передовой. Это была бы хорошая возможность узнать, каково на самом деле в полевых условиях в качестве боевой группы.

Отличное оправдание, но… — Зеттюр вздохнул. В последнее время частота его вздохов и жалоб снова возросла — до такой степени, что он не мог не заметить этого с раздражением.

— Ты просто не хочешь так сильно извиняться перед ребятами на востоке.

— Ты не ошибаешься.

Вы оперативные ублюдки! Насколько было бы проще, если бы он мог просто сказать это. Эти офицеры всегда брали на себя инициативу думать с чужой точки зрения, а потом делали именно то, что им не нравилось.

Для Зеттюра было чрезвычайно неприятно не знать, хвалить ли Рудерсдорфа как воплощение идеального штабного офицера или честно сокрушаться о том, какой он заноза в заднице.

— Предупреждаю заранее, что в зависимости от ситуации я буду передавать их по мере необходимости. И если их вернут при таких условиях, они снова станут стратегическими резервами.

— Ладно, договорились, — мгновенно откликнулся Рудерсдорф. — Это означает восемнадцать дивизий и танковую дивизию. Плюс две единицы подвижных резервов. Добавьте это к пограничному патрулю Южной группы армий, и у нас будет минимум того, что нам нужно. — Должно быть, Рудерсдорф действительно волновался. Его облегчение было искренним, когда он произнес “фух” и опустил плечи. — Это примерно столько же, сколько мобилизует Ильдоа. Тем не менее, если они станут серьезными, они могут перейти к общей мобилизации и превосходить нас численностью.

— Они не зайдут так далеко. Ильдоа не стала бы так играть с обеими сторонами, если бы таков был их план.

— Никогда не знаешь наверняка! Люди из южных стран полны страсти, но не так уж редко эти огненные люди сами по себе являются хитрыми стратегами.

— Верно, — поморщился Зеттюр. Пожалуй, можно назвать ярким примером самого Рудерсдорфа. Хотя он был человеком огромной жизненной силы и упрямства, чтобы соответствовать его каменной внешности, именно благодаря своему уму он сделал свой след на поле боя в качестве эксперта по операциям.

— Значит, твой мозг работает только при необходимости.

— Что это было, Зеттюр?

— Ничего. Так кого же мы пошлем наблюдать?

— Ты хочешь пойти?

Хотя это было всего лишь мгновение, сказать, что он не испытывал искушения, было бы ложью.

У Зеттюра тоже был большой опыт в боевых действиях, так что мысль о походе на территорию потенциального противника и проверке обстановки не вызывала у него любопытства.

Он также был уверен, что сможет разобраться в ситуации. Даже объективная оценка сказала бы, что он мог бы сделать большую работу, если бы пошел.

Но Зеттюр без колебаний прогнал искушение. — Я не могу отказаться от своих обязанностей, связанных с переброской войск с востока и внутренними переговорами. Мы все еще вносим коррективы в производственный план.

Быть невоспетым героем означало скучную, бесконечную работу, которую никто не заметит. Бездельничать наверху — не лучший пример для подчиненных.

Дух командира, ведущего с фронта, был постоянным. Так было и в поле, и в тылу. Меньше всего ему хотелось, чтобы его причислили к тем дуракам, которые считают, что быть командиром — значит дать сдачи.

— А как же вы, Рудерсдорф?

— Мне придется отложить свою экскурсию с макаронами на другое время. Хотя мне любопытно, на какие учения пойдет Ильдоанская армия.

— Я тоже, — кивнул Зеттюр и предложил альтернативу. — Тогда нам просто придется выбрать какую-нибудь элиту. Мои люди пришлют команду.

— О?

— Северный Ильдоа — горный регион. Я просто думаю, что они могли бы многое узнать о работе глубоко в горах от нашего союзника.

Это было поучительно не только в чисто тактическом смысле, но и с точки зрения военной географии.

Их союзник любезно пригласил их на учения. Отправка прилежной группы офицеров наверняка пригодится позже.

— Согласен. Из Оперативного отдела я пришлю полковника фон Лергена. Я уверен, он увидит то, что нужно.

— А как насчет его работы в Отделе операций?

— Не большая проблема. Во всяком случае, ему давно пора стать полковым командиром.

— Чувствую, что должен сказать: “При таких обстоятельствах?..”

— Вы правы, но для него это хороший шанс.

— Хм... — пробормотал Зеттюр и покачал головой. Намерен ли он оставить операции на юге на усмотрение полковника фон Лергена?

Такой парень, который был уравновешенным бюрократом, но также мог держать себя под огнем, был, безусловно, ценным.

— Хорошо, джентльмены. Выполняем.

 

 

КОНЕЦ ЯНВАРЯ, 1927 ГОД ПО ЕДИНОМУ КАЛЕНДАРЮ. ПРИФРОНТОВАЯ ЗОНА ИМПЕРСКОЙ АРМИИ НА ВОСТОКЕ, ГАРНИЗОН БОЕВОЙ ГРУППЫ “САЛАМАНДРА”.

— Н-нас переводят в столицу?

Понимая, как глупо это звучит, подполковник Таня фон Дегуршаф перечитывает приказ Генерального штаба.

Поскольку ее подразделение подчиняется непосредственно Генеральному штабу, неудивительно получить такое внезапное уведомление. Она прекрасно знает, что они могут обойти штаб региональной группы армий, чтобы передислоцировать подразделение.

Проблема в месте назначения.

Они идут от линии фронта к плацдарму, построенному вокруг железнодорожной станции недалеко от столицы. На самом деле это так близко к столице, что можно сказать, что их переводят в гарнизон близ Беруна.

Правильно ли было расшифровано это сообщение? Неудивительно, что они задаются вопросом, не произошла ли какая-то ошибка. Даже парни, которые обычно не были скептиками, были подозрительными.

Таня просит связиста убедиться, что нет никаких ошибок в расшифровке, но это пустая трата сил. На их стороне нет ошибок.

Дежурный офицер задавался тем же вопросом, что и Таня. Они говорят, что сообщение было перепроверено еще до того, как они принесли его ей.

Поэтому Таня ведет себя так, как будто приказы у нее настоящие.

Она вызывает старших офицеров группы. Им не требуется много времени, чтобы собраться, и она передает приказ.

Судя по выражению лиц старших помощников, им трудно в это поверить, но она говорит им правду, приказывая отступить. Вскоре приходит известие, что у Восточной группы армий есть для них поезд, и все заняты.

Это уже второй раз, когда им удается вырваться из трясины востока.

Таня приготовилась к куче неприятностей, но контакт, который они получают, держится так деловито, что она застигнута врасплох.

Не то чтобы деловитость — это плохо. По правде говоря, ей так больше нравится.

— Полковник, что-то не так?

— Нет, я рада, что у нас нет никаких проблем. — Хотя она питает нелепые сомнения, но притворяется спокойной, когда отклоняет вопрос своего подчиненного. До тех пор, пока это не звучит так, будто она пытается убедить себя. — Благодаря Совету по самоуправлению мы отапливаем вагоны. Может быть, наши новые друзья более надежны, чем мы думали.

Если Имперская армия может использовать стандартную железнодорожную сеть Федерации, это отличная новость для ее стратегической мобильности.

Это довольно очевидно, но машины тоже подходят для здешнего климата. Мы можем рассчитывать на лучшую изоляцию и защиту от холода, чем в имперских поездах.

А самое главное — снизится риск нападения партизан. Повышение уровня безопасности на дорогах во многом снизит стратегическую нагрузку. Как полевому командиру, мне приятно это слышать.

Хвала Зеттюру и его великой идее умыть руки в управлении оккупированными территориями и позволить сепаратистам создать свое собственное марионеточное правительство.

Таня качает головой и, быстро рассмотрев, что нужно сделать, отдает распоряжения.

— Где мой гонец?

— Тут, мэм!

— Скажите лейтенанту Тоспану, чтобы он начал перебрасывать пехоту.

— Да, мэм! — Она убегает, само определение проворности.

Глядя, как она уходит, Таня бормочет себе под нос: о чем думают начальники?

Несмотря на лютый холод, боевая группа Саламандра переживает зиму. Пехота привыкла к морозному востоку и сугробам.

Если понадобится, они могут играть в пятнашки с лыжными подразделениями Федерации. Они адаптировались, и можно даже сказать, что теперь они полностью контролируют обстановку на поле боя.

Дорога сюда действительно была долгой.

Приготовление снаряжения для холодной погоды, забота о нашем питании, едва доставая необходимые нам припасы — это был трудный период.

В конце долгого труда и борьбы мы, наконец, получили необходимое снаряжение. Нам больше не нужно беспокоиться о носках.

И улучшилось не только снаряжение — улучшилось и то, что внутри.

Даже лейтенант Тоспан, которого я считала символом полной бесполезности, не является исключением. Даже с таким толстым черепом, как у него, он умудряется исправляться, когда дело доходит до рутинной работы.

Все офицеры заново прониклись духом товарищества.

Вот почему подполковник Таня фон Дегуршаф должна удивляться…

— Учитывая нынешнюю ситуацию на востоке, есть возможность отозвать нас для переназначения… Я понимаю, что это возможно. Но в чем причина? Что заставило бы их вытащить нас?

— Боевая группа “Саламандра” — это стратегический резерв, который лучше всего сохранил свою энергию.

Мы бойцы первой линии — вы даже можете назвать нас ценным активом.

Я могла бы понять, если бы нас срочно перебросили на восток, но зачем нам спешить?

— Мы только что отразили ограниченное наступление Федерации. Честно говоря, я и представить себе не мог, что нас сейчас вытащат.

Боевые порядки все еще нестабильны.

Хотя в тыловых районах все успокаивается, инфильтрационные рейды Армии Федерации никогда не заканчиваются. Группу Саламандра можно даже выслать в снег, что делает ее весьма удобной.

Таня не может придумать ни одной причины, чтобы перенаправлять их сейчас. Конечно, разница в разведданных, находящихся в штабе, по сравнению с теми, кто работает на местах, неоспорима.

— Я не понимаю. Ты хочешь сказать, что у начальства есть для этого веские причины?

Слова, которые я не понимаю, повторяются.

Вот как это важно для Тани.

Вытаскивать персонал из оживленного места — плохой шаг, если только нет ужасно неотложных обстоятельств.

— Я уверена, что они даже не дадут нам передышки.…

В конце концов, мы отправились прямо с южного континента в Федерацию.

— Это было ужасно.

Неужели то же самое произойдет снова?

В любом случае, мы должны быть готовы к тому, что не сможем как следует отдохнуть. Ожидание худшего, вероятно, немного лучше для психического здоровья.

— Предположительно, они хотят поговорить с нами. Разве это нормально — верить, что нам будет приказано служить только в качестве противоборствующей силы на военных учениях?

 

---

1. attaché — помощник.

2. Кабинетный генерал — наиболее распространенное использование этого термина относится к “человеку без военного опыта, который считает себя опытным военным стратегом”

3. Лампас — лампасы служат идентифицирующим признаком (знак различия) командного состава.

Представляют собой узкую полоску ткани, вшитую с внешней стороны штанины между кусками ткани, составляющими её переднюю и заднюю половины.